Дети Сатаны - Спайдер Робинсон 2 стр.

— Меня зовут Уэсли Джордж, — представился старик.

— Понятно, — автоматически ответил Зак. Старик глубоко вздохнул.

— У меня мало времени, — повторил он.

— Да каким ветром... — «...могло занести Уэсли Джорджа в Галифакс?» — хотел сказать Зак, но не успел.

— Это Уэсли Джордж и у него мало времени, — перебила его Джилл.

Зак замолчал, подчиняясь властности ее голоса.

— Благодарю вас, — улыбнулся Джордж, повер­нувшись к Джилл. — Вы все понимаете. Хотелось бы знать, что. вам обо мне известно?

— Практически ничего, — ответила Джилл. — Но все-таки что знаю, то знаю.

Он кивнул.

— Судя по всему, вы оба обо мне слышали. Дей­ствительно, кое-какая известность у меня есть. Но все-таки что именно вы знаете?

— Вы — последний великий кудесник, создаю­щий наркотики, — ответил Зак, — и были одним из первых. Вы работали в одной из «официальных» фирм, а потом ушли оттуда. Вы синтезировали DMT, хотя авторство присвоили другие. Вы разра­ботали «Желтую дыню». Вы модифицировали STP, и теперь это безопасное средство, к которому не происходит привыкания. Вы создаете новые психо­делики и продаете их задешево, иногда просто раз­даете. Одни видят вас законченным психом, дру­гие почитают за святого. Вы идете по стопам Оусли Стэнли, только вас никогда не сажали в тюрьму, и, по слухам, вы чудовищно богаты. Один из моих приятелей, который торгует наркотиками, утверждает, что вы можете заставить говорить даже молекулы.

— Вы способствовали принятию первого феде­рального закона, легализирующего «травку», — продолжила Джилл, — и провалили такой же закон по кокаину, действуя исключительно за сценой. Вы основали движение «С континента — на конти­нент» и в один день раздали в Нью-Йорке пять мил­лионов капсул ТМ.

— Некоторые говорят, что вас не существует, — добавил Зак.

— На текущий момент они правы, — вздохнул Джордж. — Меня убили.

Джилл ахнула. Зак вытаращился на старика.

— Вы, возможно, видели, как это произо­шло, — Уэсли обратился к Заку. — Вы помните Сциллера, бородатого мужчину, который едва не сорвал вам последнюю песню? Вы видели, как он это написал?

Джордж протянул руку, ладонью вверх. Цифры телефонного номера, написанные черным вдоль линии жизни.

— Да, — кивнул Зак. — И что?

— Я набрал этот номер полчаса назад. Мне от­ветил Дэвид Стайнберг. Сказал, что как-то ему про­били голову, но в больницу он попал дешевую, поэ­тому дырку заклеили бумагой. И теперь в любой со­лнечный день он должен ездить за город. Я повесил трубку и понял, что меня убили.

— Телефонный шутник, — предположила Джилл.

— Ничего не понимаю, — покачал головой Зак.

— Этим вечером я собирался встретиться со Сциллером. После вашего концерта, в баре. Я тоже никак не мог понять, как он оказался в музыкаль­ном зале и почему пытается заговорить со мной. А он все рассчитал. Он хотел, чтобы его заставили за­молчать. Тогда он мог написать мне на руке что-то очень срочное. Это срочное послание на поверку оказалось шуткой. Так что в действительности он хотел прикоснуться своей капиллярной ручкой к моей руке.

— Господи, — выдохнул Зак. Джилл побледнела.

— Через десять или пятнадцать минут у меня случится сердечный приступ, — буднично продол­жал Джордж. — И я умру. Это давний трюк ЦРУ. При использовании самого современного оборудо-

вания вскрытие смогло бы выявить следы сложных эфиров фосфорной кислоты, но я полагаю, что Сциллер и его сообщники подготовились хорошо. Они уже блокировали здание. Я не смог выехать. Вы двое — моя последняя надежда.

У Зака разболелась голова, под веки словно на­сыпали песку. Слова Джорджа напугали его. Гово­рил-то он о том, что владеет какой-то страшной тайной, которую хотел передать им. А к чему это могло привести? Страх и желание помочь облада­телю этих добрых глаз рвали Зака напополам.

Впрочем, оставался и альтернативный вариант. Не поверить ни единому слову старика. Да можно ли представить себе, что этот энергичный, пышу­щий здоровьем человек мгновенно умрет, убитый какой-то надписью? Зак напомнил себе, что Гитлер и Распутин с той же убедительностью вешали лапшу на уши не юной парочке, а десяткам тысяч, мил­лионам людей, так что этот старикан, напоминаю­щий Будду, возможно, обычный параноик с манией преследования. Зак никогда не видел фотографии Уэсли Джорджа. Он помнил, как какой-то тип вы­давал себя за Эбби Хаффмана. Он призвал на по­мощь скептицизм, но вновь посмотрел в эти глаза, и они убедили его, куда больше, чем реакция Джилл, что старик — Уэсли Джордж и времени у него в обрез.

Зак проглотил что-то противное.

— Можете рассказать нам. — Потом он гордил­ся тем, что голос у него не дрогнул.

— Вы понимаете, что я могу навлечь на вас се­рьезные неприятности? Вас даже могут убить.

— Да, — одновременно ответили Зак и Джилл и переглянулись.

Они сделали большой шаг вперед: одно дело со­гласиться жить вместе, другое — вместе умереть. Зак понимал, что сие означает: что бы ни произо­шло в дальнейшем, считай, они поженились. Ему хотелось бы хорошенько обдумать это важное ре­шение, но времени, времени не было. Что важнее, смерть или женитьба, думал он, и читал тот же во­прос на лице Джилл. А потом они повернулись к Уэсли Джорджу.

— Сначала ответьте мне на один вопрос. — Оба согласно кивнули. — Цель оправдывает средства?

Зак подумал и ответил честно. Он понимал, что от этого зависело многое.

— Я не знаю.

— Зависит от цели, — предложила свою версию Джилл. — И от средств.

Джордж кивнул, довольный услышанным.

— Люди, которые сразу отвечают да или нет, меня нервируют. Хорошо, дети, в ваши руки вверяю я судьбу современной цивилизации. Я принесу вам Истину и не думаю, что правда заставит вас убежать.

Он посмотрел на часы, достал сигареты, заку­рил. А когда заговорил вновь, Зак отметил густоту его баритона, сделавшего бы честь Дизраэли или Джеронимо.

— Я — химик. Всю жизнь посвятил изучению химических аспектов сознания и восприятия. У меня было два мотива: первый — получить знания, второй — дать людям словить кайф, всем людям, самыми разными способами. Я думаю, что самой большой проблемой человечества, по крайней мере последние два десятилетия, являются нормы мора­ли. Люди, пребывающие в отчаянии, не создадут ничего путного. И я старался с помощью химии дать им лучшую жизнь. Я, конечно, наделал оши­бок, но думаю, что в целом принес миру больше пользы, чем вреда. А теперь выяснилось, что я — Прометей, и мои друзья жаждут моей смерти не меньше моих врагов.

— Я синтезировал антилжин.

В моей лаборатории получен наркотик прав­ды. Я могу расфасовать его, как картошку, при­готовить для использования в самых разнообраз­ных видах. Это несложно. И я верю, что семена правды, брошенные в почву этой планеты, при­ведут к величайшим изменениям в истории ци­вилизации.

Все, что основано в этом мире на лжи, умрет. Зак попытался что-то сказать, но не находил слов. Почувствовал, как Джилл крепко сжала его руку.

— «Что есть Истина»? — вопрошал Пилат, но ответа не дождался. Боюсь, не дождусь и я, но хочу хотя бы уточнить вопрос. Не могу сказать, что вла­дею объективной правдой, не уверен, что вообще есть такое понятие. Но субъективная правда у меня в руках, и я знаю, что она существует. Я знал про­поведника, который добивался замечательных ре­зультатов, глядя людям прямо в глаза и говоря: «Ты тоже знаешь, что я имею в виду».

Лицо старика перекосило судорогой. Зак и Джилл синхронно двинулись было к нему, но он остановил их взмахом руки.

— Даже те из нас, кто признает правду только на словах, в глубине души знают, что есть правда, а что — ложь. И мы все верим в правду. Обмануть можно сознание; то, что находится глубже, назови его сердцем или подсознанием, разберется, что к чему. Когда ты лжешь, глубоко внутри возникает напряжение, чем больше ложь, тем оно сильнее. И, если перегнуть палку, напряжение это может тебя убить. Спросите Ричарда Кори. Что подразумевают люди, говоря, что здоровье у них в порядке? Не болит сердце, не тянет спину, зубы в норме, чирьев нет. А ведь они продают честность, частями и пол­ностью, ради удовольствий, а потом удивляются, почему в их жизни так мало радости. Радость не­сравнима с отсутствием прострела в спине или боли в шее. И чем больше лжи накопилось между вами и каким-либо человеком, тем неуютнее вам в его присутствии.

Я наткнулся на слабительное для психомышцы.

— Сыворотка правды известна достаточно давно, — заикнулся Зак.

— В синтезированном мною веществе не боль­ше пентотала, чем ЛСД — в «травке»! — прогре­мел Джордж, охваченный праведным гневом. Но тут же взял себя в руки, словно ему хватило мгно­вения, чтобы взглянуть на свою злобу со стороны, оценить ее, отрезать и отбросить от себя. — Из­вините... погорячился. Судите сами: пентотал иногда может заставить вас дать правдивый ответ на конкретный вопрос. Мой наркотик вызывает в вас желание говорить правду тем самым людям, которым вы раньше лгали, невзирая на последст­вия. Побочные эффекты во многом аналогичны тем, что возникают после исповеди: облегчение, безотчетная радость, стремление веселиться. Но­визна лишь в одном: все цвета воспринимаются более яркими, насыщенными.

Вновь по лицу пробежала судорога.

— Одно это может поставить мир на уши, но боги расстарались на большее. Это вещество рас­творимо в воде, да что в воде, оно растворимо прак­тически во всем, проникает через кожу и действует при неуловимо малой концентрации. Оно может попасть в организм как угодно. Пентотал надо не просто ввести, но ввести в вену. Мой наркотик... Достаточно капнуть на ладонь воском, дать ему за­твердеть, помазать воск этим веществом, пожать руку другому человеку, и тот шесть или семь часов будет говорить правду и только правду. Вещество можно добавить в лак для ногтей, в зубную пасту, в «косячок», распылить из баллончика. Если его будет достаточно много в «косячке», который вы­курят в небольшом помещении, оно подействует и на некурящих. Прекрасно сработает и метод, кото­рым воспользовался Сциллер, чтобы убить меня. Наверное, есть способ избавить себя от воздействия этого вещества... но я еще не нашел антидота или нейтрализатора. Вы, разумеется, понимаете, к чему все это может привести.

Джордж еще говорил, когда подсознание Зака приняло судьбоносное решение: безоговорочно по­верить ему. А с сомнениями ушли и последние ос­татки паралича. Мозг Зака заработал даже быстрее обычного.

— Дайте мне неделю и бочку горячего кофе, и я сумею во всем разобраться. Сейчас я понял одно: вы можете заставить людей стать правдивыми по­мимо их воли.

— Зак, я понимаю, ты можешь назвать мои рас­суждения софистикой, но это вопрос толкова­ния, — он раскинул руки. — Я знаю, сынок, я знаю! Вторая заповедь Лири[4]: «Ты не вправе изменять со­знание брата своего без его согласия». А как насчет согласия задним числом?

— Еще раз, пожалуйста.

— Последействие. Я ввел наркотик доброволь­цам. Они лишь знали, что на них испытывают новый психоделик с неизученными свойствами. Предварительно каждый получал вопросник. Из ответов следовало, что скорее всего все четырнад­цать добровольцев не стали бы участвовать в экс­перименте, если б знали, какое я ввожу им веще­ство. Трое из каждых четверых, безусловно, не стали бы.

На всех, за исключением одного человека, нар­котик подействовал одинаково. Все четырнадцать испытали необычайный подъем. Энергия била в них ключом. И они очень разозлились на меня, когда действие антилжина сошло на нет. Все че­тырнадцать ушли, чтобы жить как обычно. Не прошло и недели, как тринадцать вернулись за следующей дозой.

Глаза Зака округлились.

— Привыкание с одного раза. Боже мой!

— Нет, нет! — замахал руками Джордж. — Анти­лжин не вызывает привыкания. Привыкают гово­рить правду! Каждый приходил еще три-четыре раза, не больше. Я наводил справки. Они полнос­тью перестроили свою жизнь, положив в основу правдивость и честность. Больше они в наркотике не нуждались. И каждый из них от всего сердца бла­годарил меня. Один даже оттрахал, нежно, с любо­вью, это в моем-то возрасте.

Меня тревожило, что к антилжину может раз­виться привыкание. Еще четырнадцать человек со­знательно согласились принять наркотик, и все об­ратились ко мне за второй дозой, но я ответил от­казом. Три четверти из них также полностью изме­нили свою жизнь, уже без помощи химии.

Зак, говорить правду приятно. И твои воспоми­нания остаются с тобой. Все же знают, что, приняв ЛСД, ты не помнишь свои ощущения во время «прихода». Ты думаешь, что помнишь, но на самом деле всякий раз, приходя в себя, ты начинаешь раз­бираться со своими мыслями, и воспоминания о прошедшем весьма туманны. Здесь же ты помнишь все! С тобой остаются воспоминания о том, как тебе хорошо, когда психомускулы полностью расслабле­ны, наверное, впервые с двухлетнего возраста. Ты помнишь радость. Ты осознаешь, что радость эта может остаться с тобой навсегда: только не надо лгать. Это чертовски трудно, поэтому очень хочется, чтобы тебе кто-то помог, а не находя помощи, ты приходишь за второй дозой.

Эти люди стали счастливее.

Зак, Джилл... давным-давно доктор по фамилии Уатт шлепнул меня по заднице и началась моя жизнь. Сделал он это против моей воли. Я ужасно плакал и, согласно семейной легенде, попытался укусить его. Теперь, когда дни мои сочтены, огля­дываясь назад, я могу лишь поблагодарить его. Но он получил мое согласие задним числом. Вина, ко­нечно, лежала не на нем. Мои родители заставили меня существовать до того, как у меня появилась возможность возразить. Но они получили на то мое согласие. Опять же задним числом. Много раз хо­рошие друзья и даже просто незнакомцы давали мне пинка, когда поступить следовало именно так, а не иначе. Дважды меня отталкивали женщины. И все против моей воли, но потом они получали мое согласие задним числом, благослови их, Господи. Аморально ли давать людям наркотик, если потом жалоб не поступает?

— А как же четырнадцатый? — спросила Джилл. Джордж скривился.

— Touche.

- Простите?

— Совершенство недостижимо. Четырнадцатый и убил меня.

— Убил?

Жары в комнате не чувствовалось, но Джордж обливался потом. И бледнел на глазах.

— Послушайте, решать вам самим. Через не­сколько минут меня увезут в машине «скорой по­мощи», а вы можете уйти и забыть о нашей встрече. Если вам того хочется. Но я прошу вас: возьмите на себя ту ношу, что лежала у меня на плечах. Кто-то обязан это сделать. Я очень сомневаюсь, что это вещество удастся синтезировать вновь.

— Есть ли какие-нибудь инструкции? — спро­сил Зак. Я лезу, куда не следует, подумалось ему. Уже залез. — Записи, молекулярные схемы...

— Полное описание процесса синтеза плюс де­сять литров продукта, в разнообразных формах. Этого достаточно, чтобы каждому из двуногих хва­тило по две дозы. Говорю вам, изготовить антилжин очень просто. А вот найти его уникальную формулу чертовски трудно. Когда я умру, она умрет со мной, возможно, навеки. Я наткнулся на нее лишь благо­даря чистому везению, чистому...

— Где? — одновременно вырвалось у .Зака и Джилл.

— Еще минуту, вы должны полностью отдавать себе отчет в том, что собираетесь сделать. Это об­щественное место... Я решил, что чем больше во­круг людей, тем лучше. Дело в том, что вы должны быть очень осторожны, как только антилжин ока­жется у вас в руках. К вам нельзя прикасаться. Ста­райтесь никого не подпускать к себе....

— Феда[5] я чую на расстоянии, — заверил его Зак.

— Нет, НЕТ, какие еще феды! Если бегать от них, считайте, что вы уже покойники. Меня убили не феды.

— Тогда кто? — спросила Джилл.

— У меня довольно тесные связи с распростра­нителями наркотиков, действующих независимо от Синдиката. Организация у них аморфная, даже не имеет названия. Но представители есть во многих странах. Если собрать их в одной комнате, то они потянут не на один миллиард долларов. Я предло­жил им антилжин для распространения до того, как понял, что у меня в руках. Сциллер — один из ру­ководителей этой организации.

— Святой Боже, — выдохнул Зак. — Торговцы наркотиками убили Уэсли Джорджа. Опять апосто­лы выдали Иисуса.

— Один из них, — указал Джордж. — Но заду­майся, сынок. Продавцы наркотиков и честность — понятия несовместимые.