Священник насупился. Похоже, тон моего спутника ему совсем не понравился.
— Вы сомневаетесь в методах инквизиции? — поинтересовался священник. В его устах этот вопрос отнюдь не выглядел невинным.
— Никогда, — твердо сказал Ланс.
— Эти люди спасают нашу страну от ереси и безбожия, — сказал священник.
— Вполне вероятно, и я не собираюсь с этим спорить, — сказал Ланс. — Но на самом деле практика показывает, что для спасения страны массовые казни гораздо более эффективны, чем показательные.
Мысль о том, что Церковь Шести слишком милосердна к населению, священнику явно не понравилась. Я же не понимал, чего добивается Ланс. На словах он соглашался со священником, но по сути…
И зачем ему это вообще надо? С какой целью он дразнит этого служителя церкви? Только из любопытства?
Дилижанс оказался зажат между нависающими над улицей домами, так что обзора никакого не было. Жаль, гомон толпы не заглушал доносящиеся до нас крики.
Потом переменился ветер.
Узкая полоска неба над головой в один миг оказалась наполнена густым черным дымом.
— Сырые дрова, — заметил фермер. — Беднягам и в смерти не повезло.
— Не стоит сочувствовать еретикам, — сказал Ланс. — Ведь инквизиция никогда не ошибается.
Теперь он удостоился гневного взгляда уже от фермера.
— Они люди.
— На нашу страну скоро нападет огромная армия еретиков, — сообщил ему Ланс. Надо же, даже не забыл вставить слово «наша». — Она тоже целиком и полностью состоит из людей. Означает ли это, что им не надо дать отпор? Что их не надо убивать?
— Ты, что ли, такой смелый, будешь давать им отпор? — поинтересовался фермер. — Тогда ты едешь не в ту сторону, приятель.
— Мы с моим оруженосцем движемся в расположение нашего полка, — сообщил Ланс, небрежно кивнув головой в мою сторону.
Услышав такие новости, священник сразу расслабился. Видимо, военным тут позволялось чуть больше, чем обычным людям. Фермер же, наоборот, сжал губы и скорчил еще более недобрую гримасу.
Но стало очевидно, что в бутылку он не полезет. Связываться с церковниками и солдатами, охраняющими их власть, было чревато тем, что в один прекрасный момент ты сам станешь причиной такой вот дорожной пробки. И все, что тебе останется, это молиться, чтобы дрова не отсырели.
Прошло полчаса, крики стихли, затор начал потихоньку рассасываться. Когда наш дилижанс проезжал через площадь, я бросил взгляд в окно.
Сегодня сожгли пятерых. Но, судя по состоянию площади, людей на ней жгли чуть ли не каждый день.
ГЛАВА 15
Мы прибыли в окрестности портового города Армора поздним вечером.
Возница высадил пассажиров у постоялого двора на окраине, объяснив, что по причине недавно введенного комендантского часа в город до утра лучше не соваться, и отбыл в ведомом только ему направлении.
Ланс пересчитал остаток наличности и заявил, что на оплату морского путешествия денег нам все равно не хватит, и значит, ничто не помешает нам насладиться нормальным ужином и ночлегом, которые мы можем оплатить из имеющейся на руках суммы.
Однако хозяин постоялого двора с нами не согласился. Он заявил, что уже слишком поздно, и из еды он может предоставить нам только хлеб и холодное мясо, потому что будить повара ради двух постояльцев ему не с руки, а все, что было приготовлено на ужин, уже кончилось. А заночевать нам придется на сеновале, потому что все комнаты уже разобраны приличными людьми. При этом тон его явно давал понять, что нас с Лансом он за приличных людей не считает.
Выбора не оставалось: соваться в город во время комендантского часа было слишком рискованно, а других постоялых дворов поблизости не обнаружилось. Пришлось соглашаться на предложенные условия.
Заплатив за еду и ночлег, мы взяли у трактирщика хлеб и мясо, к которому прилагался кувшинчик пива, и отправились на сеновал.
— Должен заметить, что обычно в таких местах я предпочитаю ночевать в несколько другой компании, — сказал Ланс. Он разломал хлеб, бросил на краюху кусок мяса, отправил в рот и энергично зачавкал. Отпил пива, в два глотка ополовинив кувшин.
Я понял, что, если тоже хочу чуть-чуть выпить, надо поторапливаться, и поспешил приложиться к горлышку.
— Ну и как тебе Брекчия? — поинтересовался Ланс.
— В смысле?
— В прямом. Ты видел Империю, видел Брекчию, можешь теперь сравнить. Как тебе эта страна?
— Страна как страна, — сказал я. — Только народ более угрюмый, что ли. Империя вроде бы тоже воюет, но на ее территории это почему-то так не чувствуется.
— Может быть, это потому, что Империя пока побеждает? — ухмыльнулся Ланс.
— Обычным людям до этого не должно быть особого дела, — сказал я.
— С чего бы? — поинтересовался Ланс. — Даже если их не забрали в армию, война все равно не может не оказывать влияния на жизнь каждого из них.
— Я видел страны, только что завоеванные Империей, — сказал я. — Люди там должны быть еще более печальными, чем здесь, ведь они проиграли. Но они не выглядят таковыми, — я вспомнил фермерскую семью, в которой мне предлагали остаться. — Они занимаются своими обычными делами, некоторые даже вполне довольны жизнью. А тут такое впечатление, будто у каждого человека по родственнику в семье умерло.
Может быть, и умерло. Если посчитать общее число людей, жизни которых унесли репрессии церковников…
— Не в этом дело, — сказал Ланс. — Те люди, которых ты видел на завоеванных землях, выглядят более веселыми потому, что самое худшее, что с ними могло приключиться — войну, — они уже пережили. А Брекчии это только предстоит.
— Может быть, — я пожал плечами.
— Есть еще один немаловажный фактор, — сказал Ланс. — Брекчия обречена. Даже если бы не было Гарриса и его войска, дни этого государства сочтены.
— Почему? То есть, если не Гаррис, что еще может угрожать стране?
— Население крайне отрицательно настроено к собственной власти, — сказал Ланс. — Точнее, к Церкви Шести, которой тут власть принадлежит. Подобные государства всегда очень плохо заканчивали свое существование.
— И что? Думаешь, Гарриса многие любят?
— Понятия не имею, — сказал Ланс. — Пока ты бродил по дорогам Империи, я тихо-мирно отдыхал в уютной каринтийской тюрьме. Я видел только имперских солдат, и они произвели на меня вполне приятное впечатление, — он хмыкнул. — Но я не видел Империи изнутри. Поэтому я сейчас говорю не про Империю, а про Брекчию.
— И много Брекчии ты видел из окна дилижанса?
— Достаточно, чтобы понять — будущего у этой страны нет, — сказал Ланс. — Любая власть существует ровно до тех пор, пока у нее есть поддержка большинства населения, пусть даже иногда эта поддержка исключительно молчалива. Власть кардиналов держится на одном страхе, а страх — очень ненадежный фундамент. Должно быть что-то еще.
— Например?
— Например, экономическое благополучие, которым тут и не пахнет. Уважение, — сказал Ланс. — Или даже любовь. Ты не поверишь, но есть страны, в которых люди любят своих правителей. Но уважение, а тем более любовь людям внушить очень сложно. Еще сложнее добиться экономического процветания страны. Внушать людям страх куда проще. Оттого и виселицы на перекрестках, и костры на площадях.
— И почему же тогда ты утверждаешь, что эта власть рухнет? Тут все должно быть пропитано страхом.
— Потому что у всего есть предел, в том числе и у страха, — сказал Ланс. — И когда люди доходят до определенной черты, они перестают бояться. Чаще всего на смену страху приходит ненависть. Этот предел у Брекчии уже близко.
— Когда ты успел это заметить?
— В первый же день путешествия в дилижансе, — сказал Ланс. — Люди уже не боятся ворчать на священников, которым принадлежит власть в Брекчии. Ненависть становится сильнее страха. Если бы не опасность вторжения Империи, в стране уже наверняка вспыхнули бы бунты, сейчас же мы наблюдаем как раз тот случай, когда существование внешнего врага играет на руку верхушке власть предержащих. Я так думаю, что для простых граждан Брекчии самым легким выходом было бы быстро и вчистую проиграть войну Империи. Потому что в случае свержения местного правящего режима посредством революции крови прольется куда больше.
— Хорошо, что тебя не слышит никто из местных священников, — сказал я.
— Да, — согласился Ланс. — Им крупно повезло, что их здесь нет.
Забавно.
Ланс считает, что Гаррис принесет брекчианцам избавление, но ведь по сути Гаррис ничем не лучше церковников. Он так же, если не больше них, одержим властью. Так же стремится расширить сферы своего влияния. И даже охоту на чародеев он ведет наравне со священниками Шести.
— А вот тут я его понимаю, — сказал Ланс, и я догадался, что последнюю фразу я произнес вслух. — Магия может быть полезна на ранних стадиях развития общества, а потом она только мешает.
— Чем же она мешает?
— Она тормозит прогресс, — сказал Ланс. — Там, где распространена магия, наука почти не развивается. Феодальное общество, застывшее во времени на тысячи лет… Ты же в курсе, что люди уже рождаются с магическими талантами? И если у тебя такого таланта нет, то никакими занятиями, тренировками и медитациями ты его не разовьешь.
— Это мне известно, — сказал я. — И что в этом плохого?
— Плохое в этом то, что магия — это сила, — сказал Ланс. — А сила — это власть. И при наличии хорошо развитой в мире магии власть сосредотачивается в руках определенной и очень немногочисленной группы лиц, и передается она только по наследству. Наука же тоже может быть силой, но наукой способен, при известной доле усидчивости, овладеть любой желающий. Обычно развитие науки приводит к нарушению баланса силы, а следовательно, и баланса власти. А нарушение баланса не может понравиться людям, которые властью уже обладают, в данном случае волшебникам. Поэтому всевозможные маги и чародеи всячески тормозят развитие науки. Сие идет на пользу магам, но отнюдь не обществу, в котором они живут.
— О какой же науке ты говоришь? Какая наука может составить конкуренцию магии?
— Физика, — сказал Ланс. — Химия без приставки «ал». Математика. Но физика — в первую очередь. Именно она изучает силу.
— Ты хочешь сказать, что если им не будут мешать, то ученые могут сравниться силами с чародеями?
— Если не мешать — безусловно, — сказал Ланс. — И не только сравняться, но и превзойти их.
— Мне трудно такое представить, — признался я.
— А мне такое и представлять не надо, — сказал Ланс. — Я это видел.
— В других мирах? — саркастично уточнил я.
— Да, — он был совершенно серьезен.
— Расскажи мне о других мирах, — попросил я.
— Нечего рассказывать, — буркнул Ланс. — Они разные. Те миры, рассказ о которых ты в состоянии понять и принять, слишком похожи на твой собственный. А те, которые непохожи… Я не смогу объяснить тебе так, чтобы ты поверил в их существование.
— Я поверю, — пообещал я.
— Есть миры, где люди без всякой магии могут летать по воздуху, — сообщил Ланс. — Где железные корабли не тонут в море. Где люди, не имеющие к чародейству никакого отношения, заставили молнии служить на пользу человечеству. Есть миры, где люди летают к звездам. Где механизм может думать и даже способен сравниться по разуму с человеком. А то и превзойти его.
— Ты прав, — сказал я. — Я не верю.
— А я предупреждал, — хмыкнул Ланс. — Ты живешь не в самом отвратительном мире, принц, уж можешь мне поверить хотя бы в этом.
— А войны?
— А войны есть везде, — сказал Ланс. — И тут у вас разыгрывается не самый худший сценарий.
— Вот если б еще мне в этом сценарии не досталась одна из главных ролей… — пробурчал я.
— Все так говорят, — сказал Ланс и расхохотался. Я же не нашел в его словах ничего смешного.
Утром мы вошли в Армор.
Город как город.
Большой, шумный, грязный. Припортовые районы к тому же пропахли рыбой.
Ланс уверенно пробирался по людным улицам, прокладывая путь к порту. Я размышлял о том, каким же образом мы можем попасть на корабль, если у нас совершенно нет денег. Наняться матросами? Понимает ли Ланс хоть что-то в морском ремесле? Учитывая другие его таланты, может и понимать. Не удивлюсь, если окажется, что он раньше был не только капитаном наемников, но и капитаном корабля.
Я-то точно ничего в морском деле не смыслю. Я и моря-то никогда в жизни не видел…
Море, а если уж быть совсем точным — океан оказался похожим на большое озеро. Настолько большое, что противоположного берега не было видно. Все остальное оказалось точно таким же — вода и вода.
У берега вода была мутной и непрозрачной, грязно-серого цвета. Тем не менее стоило бросить взгляд к горизонту, и та же самая вода приобретала синий цвет.
Или, может быть, чем дальше от берега, тем вода чище?
Пятнадцати минут расспросов оказалось достаточно чтобы выяснить, какой корабль отправляется в Тхай-Кай первым. Это была небольшая посудина, которую Ланс обозвал шхуной.
Она как раз стояла на погрузке. Бодрые полуголые грузчики с блестевшими от пота мускулистыми торсами закатывали бочонки на палубу по длинному пологому трапу, а рядом стоял бывалый морской волк — по крайней мере, он выглядел так, как должен выглядеть бывалый морской волк в моем представлении — и наблюдал за погрузкой.
— День добрый, — сказал ему Ланс. — Вы капитан этого судна?
Бывалый морской волк смерил Ланса презрительным взглядом, смачно плюнул в воду (отчего та, понятное дело, чище не стала) и сообщил, что он — боцман этой клятой посудины, а капитан шляется где-то на берегу. Судя по тону, который он выбрал для беседы с нами, боцман являлся на корабле главной фигурой, гораздо более важной, чем капитан, и без него тут вообще никто бы не работал, а сам корабль потонул бы, не отойдя от берега и на десять метров.
— А когда будет капитан? — поинтересовался Ланс.
— Понятия не имею. Он почему-то забыл мне об этом доложить, — сказал боцман. — Но мы не собираемся нанимать моряков, так что вы можете его не ждать.
— Признаться честно, мне и в голову не приходила мысль наниматься моряком, — сказал Ланс. — А когда вы отплываете?
— Как только закончим погрузку.
— Тогда следующий вполне ожидаемый вопрос, — сказал Ланс. — А когда вы закончите погрузку?
— К вечеру, если эти сухопутные крысы будут пошевеливаться.
— И вы отплывете в ночь? — уточнил Ланс.
— День, ночь, никакой разницы, — сказал боцман. — Фарватер тут безопасный.
— Чудесно, — сказал Ланс. — А как зовут вашего капитана и где мы можем его найти?
— Мы не берем пассажиров, — сказал боцман и снова плюнул в воду.
— А я вроде бы об этом и не спрашивал, — сказал Ланс. — Я спрашивал, как зовут капитана и где можно его найти.
— Капитан Хаггет его зовут, — сказал боцман. — Что касается того, где его искать… Я на вашем месте поискал бы его в ближайшем борделе. Или в самом дешевом кабаке.
Боцман явно не одобрял поведения капитана Хаггета и был недоволен его моральным обликом.
— Спасибо, — сказал Ланс. — Еще увидимся, боцман.
— Сомневаюсь, — за этим словом последовал третий плевок.
Ланс развернулся и быстрым шагом двинулся к выходу из порта.
— Э… мы уже не ищем капитана?
— Ищем, — сказал Ланс. — Не думаешь ли ты, что бордели и кабаки расположены на территории порта? Тогда бы тут вообще никто не работал.
— А как мы попадем на корабль? Если они не берут пассажиров и матросы им не нужны…
— Давай сначала найдем капитана, — сказал Ланс.
— Решать проблемы по мере их поступления?
— Именно так.
Ближайший бордель помещался в неприметном здании на припортовой улице, которое отличалось от прочих только фонарем со стеклом красного цвета, висевшим над входом. Фонарь не горел, но цвет стекла был хорошо виден и при солнечном свете. Надо же, а я думал, это такая метафора.
— Ты знаешь, что такое бордель? — спросил Ланс.
— Чисто теоретически, — сказал я.
— Чудесно. Когда мы зайдем внутрь, на любые вопросы и предложения отвечай: «У меня нет денег».
— Почему?
— Хотя бы потому, что у тебя действительно нет денег, — сказал Ланс. — Кроме того, эти слова в подобных местах аналогичны заявлению: «Я не хочу неприятностей». Ты хочешь неприятностей?