Ши как можно подробней объяснил, что произошло в континууме "Неистового Роланда" Ариосто и почему Вацлав Полячек с доктором Ридом Чалмерсом до сих пор пребывают там.
- Но, - закончил он самым что ни на есть добродетельным тоном, - вас с Уолтером Байярдом мы никак не могли бросить в Занаду.
- Я въехал, - отозвался Бродский. - Ты сообразил, что лучше тебе самому вытащить нас из этого наркоманского притона, не то тебя с ходу заметут. Ладно, вроде все
по-честному. И чё нам светит дальше?
Ши рассказал о намеченном походе в Похъёлу. Бродский помрачнел.
- Выходит, надо обязательно переться туда и ворошить это осиное гнездо? Лично мне это особо не климатит. Разве нельзя попросту свалить обратно в Огайо? Насчет обвинений не переживай - я шепну за тебя словечко в участке.
Ши помотал головой:
- Только не мне. Особенно после того, как я подначил Лемминкяйнена насчет его способности держать слово. Послушай, ты угодил туда, где действует магия, а это тебе не шуточки! Когда чего-нибудь получаешь, а в ответ обещаешь что-то взамен, лучше и не думай отвертеться от обещания - иначе не то что с носом, без носа останешься!
- Ты хочешь сказать, что если мы вздумаем их кинуть, то нам с Байярдом опять светит это чертово стрип-шоу с медом?
- Совсем не исключено. Бродский тряхнул головой:
- Тогда делать нечего. Так уж, видно, мне на небесах предопределено. Когда отчаливаем?
- Скорее всего завтра. Лемминкяйнен в полном отрубе после того, как доставил вас из Занаду, и раньше утра не очухается.
- Ясно, - сказал Бродский. - А что будем делать сегодня? Просто в потолок плевать?
Ши повернулся и посмотрел за окно.
- Пожалуй, что так, - ответил он. - Кажется, дождь собирается.
День тянулся нескончаемо долго. Кюллики и мать Лемминкяйнена неустанно носились туда-сюда, таская лежащему в лежку герою подносы с едой. Время от времени кое-что перепадало и на общий стол в зале, за которым Бродский с Уолтером Байярдом завели бесконечные разговоры о предопределении, первородном грехе и картезианстве. Через некоторое время Ши с Бельфебой удалились в уголок, оставив их за беседой, тем более что ни Кюллики, ни мать Лемминкяйнена особой общительностью не отличались. Дело уже было к вечеру, и низкое небо стало заметно темнеть, хотя факелов и свечей еще не зажигали, когда к ним подошли Бродский с Байярдом.
- Слышь, дело есть, - начал детектив. - Мы тут с этим Байярдом, мы тут подумали, и нас внезапно осенило. Ты ведь разбираешься во всех этих магических штучках, точно? Тогда почему бы тебе не накласть на этого фона-барона какие-нибудь чары, чтоб он и думать забыл про этот притон в Похъёле - чтоб раз, и как отрезало? Тогда он без всяких там яких попросту забросит нас в родные места. Ну как?
Ши призадумался.
- Не знаю. Как бы он не отплатил нам той же монетой. Чародей он далеко не из последних и играет на своем поле, где он знает все правила, а я нет. А потом, я тебе уже объяснял, что может случиться, если попытаешься нарушить магическое соглашение.
- Но послушай, - вмешался Байярд, - мы ведь не предлагаем ничего неэтичного, даже с точки зрения магии! Все, что требуется, - это заклинание, которое заставит его воспринимать вещи с нашей точки зрения. Ему доверили осуществить великое деяние по нашему спасению, которое все эти герои из романов ценят гораздо выше всего прочего, насколько я себе это представляю. В качестве более материального вознаграждения можно оставить ему что-нибудь из наших артефактов. Твой меч или лук Бельфебы, к примеру.
Ши повернулся к жене:
- Что скажешь, детка?
- Не слишком-то мне это по вкусу, но не вижу я ни единого аргумента супротив доктрины подобной. Поступай как знаешь, Гарольд.
- Ну что ж, по-моему, делать хоть что-то всяк лучше, чем не делать вообще ничего. - Он встал. - Ладно, попробую.
Действуя вокруг да около, он ухитрился выяснить у матери Лемминкяйнена немало подробностей подноготной героя, памятуя о том, что одним из основных требований магии Калевалы являлось доскональное знакомство С человеком или предметом, который ты пытаешься заколдовать. Задача была сравнима с попытками выудить кусок мыла, упавший в кипяток: хозяйка дома тарахтела с пулеметной быстротой, и вскоре Ши обнаружил, что по части памяти ему с Лемминкяйненом не сравниться, поскольку самому ему пару раз пришлось перекрывать ее словесный поток просьбами повторить.
Процесс продолжился за очередным обильным пиршеством; когда с едой было покончено, Ши удалился в уголок у очага с большой кружкой пива и принялся сочинять текст магического песнопения - четырехстопным ямбом, по образцу Лемминкяйнена. Этот стихотворный размер был ему не особо знаком, и он постоянно забывал отдельные строчки, отчего в конце концов раздобыл уголек и попытался нацарапать некоторые ключевые слова прямо на полу. Когда остальные стали отходить ко сну, дело было почти сделано. Байярд уже вовсю храпел из-под горы шкур, когда Ши, наконец удовлетворенный, запасся факелом, направился к двери спальни героя и негромко продекламировал свое сочинение.
Когда он закончил, в глазах у него на мгновенье словно что-то вспыхнуло, и он почувствовал легкое головокружение. Причиной могло быть и пиво, но все же Ши пришел к заключению, что колдовство сработало, и на ватных ногах направился в свою спальню, чуть не промахнувшись мимо держателя, когда вставлял в него факел.
Бельфеба села на постели, до подбородка завернувшись в меховое одеяло; выражение лица у нее было далеко не приветливое.
- Ку-ку, дорогая, - поприветствовал ее Ши. Негромко икнув, он уселся на постель и принялся стаскивать сапоги.
- Убирайтесь вон, сударь! - приказала Бельфеба. - Я честная жена!
- А-а? - удивился Ши. - А кто же в этом сомневается? И на кой черт вся эта пожарная тревога?
Он протянул к ней руку, но Бельфеба ловко увернулась, забилась поглубже в угол и во весь голос завопила:
- Гарольд! Уолтер! На помощь, ко мне пристают!
Ши ошалело уставился на нее. Чего это она уворачивается? Что он такого сделал? И почему она кричит "Гарольд!", когда вот он, рядом?
Прежде чем он успел сказать хоть что-нибудь вразумительное, за спиной у него послышался голос Байярда:
- Опять он за свое! Хватай его и вяжи, а уж потом Гарольд придумает, что с ним делать!
- С ума все тут, что ли, посходили? - вопросил Ши и тут же почувствовал, как в руку ему вцепился Бродский. Он вырвал ее и собрался врезать детективу как следует, но тот увернулся, ловко мотнув головой. И вдруг воцарилась тьма.
Очнулся Ши с дикой головной болью и противным вкусом во рту. Да, с пивом он вчера явно перебрал, а в довершение прочего был еще и связан - куда более основательно, чем Лемминкяйнен прошлой ночью. Только занимался рассвет; откуда-то снаружи доносилось металлическое звяканье - видимо, рабы уже приступили к работе по дому. Две кучи медвежьих шкур рядом с ним на полу представляли собой, очевидно, Бродского с Байярдом.
- Эй, ребята! - позвал он. - Что тут приключилось?
Храп под одной из куч утих, и возникла голова Бродского.
- Ну вот что, болван. Один раз тебя уже вырубили. И если ты немедля не заткнешься, получишь добавки!
Ши задохнулся от злобы. Судя по боли в голове, Бродский и впрямь здорово его приложил - не исключено, что и дубинкой. Чтобы не подвергнуться подобной экзекуции вторично, Ши предпочел смолчать, но он искренне не мог понять, почему все на него так взъелись - разве что Лемминкяйнен ухитрился наложить на него некие чары, пока он пытался заколдовать его самого. Наверняка так оно и вышло, решил Ши и, валяясь спеленатым на полу, принялся выдумывать ответное заклятие, сообразуясь с традициями Калевалы. За этим занятием его опять сморила дремота.
Пробудил его громовой хохот.
Уже совсем рассвело. Все обитатели дома столпились вокруг него, включая и Бельфебу с озабоченным выражением на лице, а хохотал не кто иной, как Лемминкяйнен, который буквально складывался пополам, икая от смеха. У Байярда был просто удивленный вид.
В конце концов хозяин дома отдышался настолько, чтобы выговорить:
- Тащи-ка мне воды бадью, Кюллики - хо, хо, хо! - сейчас вернем мы сему сыну Охайолы облик должный!
Кюллики принесла затребованную бадью. Лемминкяйнен прошептал над ней какое-то заклинание и выплеснул ее содержимое прямо в физиономию Ши.
- Гарольд! - вскричала Бельфеба. Бросившись к распростертому на полу Ши, она принялась покрывать его мокрую и всклокоченную голову поцелуями.
- Извелась я от тревоги, когда не пришел ко мне ты ночью нынешней! Следовало догадаться мне, что угодил ты в некую ловушку!
- Развяжите меня, - буркнул Ши. - Это в каком смысле я к тебе не пришел? Как же, по-твоему, я во все это вляпался?
- Heт, только теперь я это поняла! - воскликнула девушка. - А тогда наружность у тебя была точь-в-точь как у Лемминкяйнена. Ужель испытать ты меня решил?
- Во-во, - поддакнул Бродский. - Извиняй, Ши, что шмякнул тебе по башке дубинкой, но откуда, к чертям собачьим, нам было знать?..
Ши потянул затекшие руки и поскреб щетинистый подбородок. Наконец-то до него дошло. Выходит, в результате собственного колдовства этой ночью он обрел точный облик Лемминкяйнена, а выяснилась ошибка только сейчас.
- Я хотел испробовать одно чародейство, - сказал он, - но, по-моему, что-то не срослось.
- Был ты истинным близнецом Лемминкяйнена великого, - подтвердил герой. Знай же, о пришелец из Охайолы, что законы магические гласят: когда волшебные чары плетутся ошибочно, что угодно облик свой поменять способно! Впредь и не мысли с истинным знатоком равняться, покуда искусством магическим не овладеешь получше!
Он обернулся.
- Матушка! Кюллики! Подавайте на стол, ибо пора нам в дорогу!
Бельфеба обратилась к Ши:
- Гарольд, отнесись к предостереженью сему повнимательней! Реченье о том, что ежели неточность допустишь ты в заклятии, то вещи давно знакомые наружность могут поменять, хорошенько запомнить следует!
- Угу, законы магии здесь несколько иные. Знать бы мне про это вчера!
Все расселись вокруг стола. Лемминкяйнен непрерывно острил, высмеивая случившийся с Ши казус и хвастаясь, что он сделает с обитателями Похъёлы, когда до них доберется. Про Данизу и вообще про прекрасный пол он, как видно, и думать забыл.
Вид у его матери был все более и более печальный. Наконец она вымолвила:
- Если ты ради себя самого не хочешь, так хоть ради меня выслушай! Ужель готов ты оставить мать свою одну-одинешеньку и без всякой защиты?
- А столь ли потребна тебе защита? - отозвался герой. - Но, коли так уж страшно тебе одной оставаться, изволь! Вот тебе Пайарт, вот Пийт - так и быть, побудут они с тобою, хоть даже от обоих и на треть не будет столь же проку, как от меня, героя!
- Гарольд... - начал Байярд, которого тут же перебил Бродский:
- Эй, а мы разве не с вами? Лемминкяйнен решительно помотал головой:
- Не вижу в сем ни малейшего смыслу. Задача грядущая лишь для героев истинных. Харольд клинком искусно играет, а дева стрелы из лука мечет, хоть обоим и далеко до меня самого, как до неба. Но вам-то, жабам охайолским, - вам чего в дело такое соваться?
- Слышь, ты, деревня! - начал было Бродский, угрожающе поднимаясь из-за стола.
- Выйдем-ка в тамбур, и сразу все поймешь! Мне плевать - будь ты хоть сам Финн Маккул!
Байярд примирительно поднял руку.
- Минуточку, Пит, - сказал он. - Наверное, он все-таки прав. Те виды деятельности, в которых мы преуспели в Огайо, в данном континууме не пользуются большим спросом, и от нас будет больше проку, если мы останемся охранять базу - то бишь здесь.
Он бросил взгляд на Кюллики.
- А потом, мне пришло в голову, что ты мог бы воспользоваться случаем. Сомневаюсь, чтобы местные жители когда-либо слышали о предопределении и первородном грехе.
- А ты башка! - уважительно отозвался Бродский, опускаясь на место. - Если с умом повести дело, глядишь, пару-тройку новообращенных зацепим!
Лемминкяйнен был уже на ногах и направлялся к дверям. С колышка на стене он снял длинный сыромятный аркан и направился на луг, где вокруг дуба по-прежнему терся все тот же копытный квартет. Завидев Лемминкяйнена, животные двинулись было прочь, но герой быстро раскрутил аркан и ловко набросил его на рог огромного оленя. Затем, бормоча нечто вроде: "Ну-ну, Лось Хийси!" - и быстро перебирая натянутую веревку, он приблизился к зверю вплотную и набросил петлю ему на шею. Олень попятился; Лемминкяйнен безо всякого напряжения дернул, и тот повалился на колени.