Дважды за время рейда сердце Эва останавливалось, и его работу брала на себя система искусственного кровообращения. После прохождения Решета подключился дубликатор почек. Тонкий, острейший манипулятор несколько раз проникал в тело Эва и что-то сшивал там. О том, сколько клеток погибло в мозгу, можно было только догадываться.
«Жив, — подумал Эв, увидев привычное сине-фиолетовое небо, сверкающие внизу облака и далекую, изрезанную реками и озерами зеленую землю. — Жив. И на этот раз жив».
Видимо, и компьютер был рад возвращению, потому что позволил родиться в человеческом мозгу этой совершенно нефункциональной мысли. И тут же Эв почувствовал, что с правой стороны к нему приближается что-то смертельно опасное, куда более стремительное, чем его мысль. В следующий неуловимый миг он почти физически ощутил, как лопается обшивка, рвутся сигнальные цепи и умирает расколотый на части компьютер.
Катапультировавшаяся кабина свечкой взмыла над разваливающимся бомбардировщиком, несколько раз перевернулась, затем выпустила закрылки и перешла на горизонтальный полет. Маршевый двигатель мог протянуть ее километров сорок. До земли оставалось не так и много, когда из-за белого кучевого облака наперерез снижающейся кабине выскочила зенитная ракета. Вырванный из привычной оболочки, лишенный поддержки электронного разума, ошеломленный Эв обычными человеческими глазами увидел несущуюся прямо на него серебристую, безглазую короткокрылую акулу, обычным человеческим умом осознал происшедшее, и его обычную человеческую душу охватил панический страх…
Когда дверь палаты открылась, Эв спал. Он был так измучен бесконечными допросами и подобными пытке медицинскими обследованиями, что даже яркий свет постоянно включенной электрической лампы не мешал ему.
Один из санитаров, держа под мышкой сверток с одеждой, вошел в палату, другой остался стоять в дверях. Вместе они ни за что не поместились бы в этой конуре.
— Вставай, — сказал санитар. — Одевайся. Полковник тебя ждет.
Эв, почти ничего не соображая после тяжелого сна, натянул тесный, пахнущий плесенью комбинезон, обулся и вышел в холодный, скудно освещенный коридор.
— Мне бы умыться, — сказал он.
— Чего-чего? — удивленно переспросил санитар.
— Умыться. — Эв пошевелил пальцами возле лица. — Водой, — добавил он, видя недоумение на лицах санитаров.
— Ты еще чего придумай. Может тебе еще бубера захочется.
Эв не стал спрашивать, что такое бубер. За четыре тысячи лет многое могло измениться в этом мире.
— Сюда, — сказал санитар, открывая дверь лифта. — Ты хочешь знать, что это такое?
— Знаю, — буркнул Эв. — Сортир для младшего медперсонала.
Лифт пошел вверх и минуты через две Эв вместе со своим эскортом оказался в огромном бетонированном тоннеле. Один его конец терялся в темноте, в другом, где, очевидно, был выход на поверхность, брезжил свет. Оттуда тянуло свежим влажным воздухом. Напротив шахты лифта стояла открытая автомашина с включенными габаритными огнями. Полковник, который все эти три дня и три ночи руководил допросами Эва, расписался в каких-то бумагах, предъявленных санитарами, после чего те, откозыряв, вернулись в лифт.
— Умыться! — Покачал головой один из них, прежде чем дверь кабины лифта закрылась. — Слово-то какое придумал.
— Садитесь, — сказал полковник, занимая место за рулем автомашины. — Уже рассвело. Мы опаздываем.
Вспыхнувшие фары осветили грубо отесанные каменные стены, следы сырости на них и десятки исчезающих в темноте толстых кабелей. Миновав часовых с собаками на сворках, они выехали из тоннеля. Был тот час, когда ночь уже закончилась, а утро еще не наступило. Тяжелые серые тучи обложили светлеющее у горизонта небо.
— Когда я улетал, здесь был город, — сказал Эв, глядя на гряды низких однообразных холмов, расстилающихся вокруг в предрассветных сумерках.
— Город и сейчас здесь. Только он под землей. Согласитесь, подземные жилища имеют свои преимущества. В них теплее, тише, безопаснее.
Автомашина шла бездорожьем, то петляя между холмами, то взбираясь на них. Ее широкие, круглые, как футбольные мячи, колеса почти не оставляли следов.
— От дорог мы Давно отказались, — объяснил полковник. — Каждый едет тем путем, который ему по душе, но обязательно не самым коротким. Сами знаете, с воздуха дороги отлично просматриваются.
Когда машина осилила очередной подъем, Эв увидел на склоне соседнего холма несколько отверстий, слегка замаскированных кустарником.
— Ракетные гнезда, — заметил полковник, перехватив его взгляд. — Тут их штук двести, и все соединены между собой.
Затем они долго ехали по совершенно безлюдному, продуваемому сырым порывистым ветром пространству — с холма на холм, с холма на холм — и полковник время от времени делал пояснения:
— Вентиляционные отверстия… Запасной выход… А это, — он гордо выпятил грудь, — штука, которая вас сбила. Большой Лазер. Сейчас его не видно, но скоро он поднимется. Способен поражать любую цель в пределах Солнечной системы. Темпоральные бомбардировщики щелкают как орехи.
Эв повернул голову в ту сторону, куда указывал полковник, и увидел огромную бетонную чашу, в центре которой темнел круглый провал. Раньше, насколько помнил Эв, на этом месте был густой сосновый лес, в котором жили олени, часто подходившие к проволочным заграждениям базы. Сброшенные им бомбы погубили не только египетскую цивилизацию, но и маленький город, расположенный в тысячах километрах от дельты Нила. Погубила леса, дороги, доверчивых зверей и щебечущих птиц.
— Как видите, мир изменился к лучшему, — сказал полковник. — Люди стали умнее, изобретательнее, осторожнее.
«Да, — подумал Эв, — именно осторожнее. Забились в змеиные норы, только жала торчат наружу».
— Куда мы все же едем? — спросил он.
— С вами хочет побеседовать генерал. Возможно, он представит вас к награде.
Генерал принял Эва в своем кабинете, расположенном так глубоко под землей, что зарываться глубже, очевидно, уже не имело смысла. На стене позади генеральского кресла висела большая карта обоих полушарий. На ней не было и половины городов, которые знал раньше Эв. Сахара простиралась до самого экватора. Континенты и океаны были испещрены разноцветными стрелами. Генерал был тот самый, что говорил с Эвом на призывной комиссии, а потом послал бомбить Египет. Потрясшая все последующие эпохи, разросшаяся, как снежный ком, неузнаваемо изменившая лицо планеты грандиозная катастрофа ничуть не отразилась на нем. Как это ни странно на первый взгляд, он снова родился, поступил на военную службу, окончил соответствующие академии и выбился в генералы. И сейчас, развалившись в кресле перед Эвом, вновь нес беспросветную чушь, которая, надо заметить, в его устах звучала довольно убедительно.
— Прошу прощения за неприятный инцидент, едва не стоивший вам жизни. — говорил он. — Сами понимаете, после проведенной вами в Прошлом боевой операции мир несколько изменился. К сожалению, не все предварительные расчеты нашего командования оправдались. Ожидаемый перелом в ходе военных действий не наступил. Поэтому мы не могли рисковать безопасностью наших важнейших стратегических объектов, к которым уже приближался неопознанный темпоральный бомбардировщик.
— Я понимаю, — сказал Эв.
— Садитесь. Данные, полученные в результате исследований обломков бомбардировщика, в беседах с вами, а также при глубоком зондировании вашего подсознания, в основном совпадают. Вы восстановлены в прежнем чине и будете представлены к награде. Как солдат вы безукоризненно выполнили свой долг, и не ваша в том вина, что поставленная цель не была достигнута.
— Выходит, я зря старался? — спросил Эв, вспомнив о тысячах погубленных им людей.
— Ни в коем случае. Говорить об успехе или неуспехе любой боевой операции, проведенной во Времени, очень трудно. При их планировании учитываются триллионы факторов, экстраполированных как в прошлое, так и в будущее. Каждый фактор рассматривается с разных сторон и в тесной взаимосвязи с остальными. Трудно винить штабных работников в том, что какой-то один, может быть, совсем ничтожный фактор не был учтен или, наоборот, ему придали слишком большое значение. Но смею заверить — вы рисковали не зря. Перелом в ходе военных действий, о котором я уже упоминал, вот-вот должен наступить. У нас имеются союзные договора с царем Миносом, императором Нероном, Чингисханом и Ричардом III Ланкастером. Ведутся переговоры с конунгом Эйриком Кровавая Секира, капо сицилийской мафии Дино Стрезо, императором Цзян Цином и Великой Матерью всех неандертальцев Южной Африки Гугой. Скоро мы сможем начать массированное наступление во всех эпохах сразу. Надеюсь, вы рады слышать это?
— Рад, конечно. Если дела идут так успешно, меня, полагаю, можно демобилизовать?
— Я вас понимаю. Безусловно, вы заслужили право на отдых. Но своевременно ли это сейчас, когда борьба в полном разгаре?
«К чему он клонит, — думал Эв, — зачем я ему нужен?» Он понимал, что здесь что-то неладно, но ни возразить генералу, ни предсказать дальнейшее развитие беседы не мог. Последнее время Эв стал замечать, что не совсем уютно себя чувствует без советов и поддержки компьютера, чаще теряется в самых простых ситуациях и чересчур долго подыскивает нужные слова.
— От войны устали не одни вы, — продолжал генерал. — Устал и я. Устала наша армия. Несомненно, устали и наши противники. Но дело зашло слишком далеко. Ни о каких мирных переговорах не может быть и речи. Какой выход из создавшегося положения устроил бы вас?
— Не знаю, — растерялся Эв. — Но это… идеалы гуманизма, демократии и свободной инициативы… ведь ими нельзя пренебрегать.
— Безусловно. Мы скорее умрем, чем откажемся от них.
«Сам-то ты не умрешь, — подумал Эв. — Попробуй доберись до тебя».
— Продолжим, если не возражаете, — сказал генерал. — Как же нам с честью выйти из данной ситуации, не запятнав ничего, что свято для нас?
— Никогда об этом не думал. Не я начинал войну. И вообще, я родился лет за сто до всего этого.
— Но ведь вы воюете, следовательно, у вас должно быть свое мнение о целях войны, способах ее ведения, побочных результатах и так далее.
«Чего я боюсь? — подумал Эв. — Что он мне сделает? Хуже все равно не будет».
— А сами вы были хоть в одном из трансцендентных пространств?
— Нет, хотя это мечта всей моей жизни. Интересы государственной безопасности, к сожалению, не позволяют мне надолго покинуть э, тот кабинет. Но мы, кажется, уклонились от темы разговора. Итак, нравится ли вам эта война?
— Нет. Не нравится. Но это мое личное мнение, и я до сих пор никому его не высказывал.
— А почему не нравится? Смелее.
— Раньше у меня была своя жизнь. И сейчас мне кажется, что ничего лучшего никогда и не было. О том, что творится в тех временах, где остались мой дом, моя жена и дети, я даже подумать боюсь. Разве может это кому-то нравиться? Мне приходится убивать людей. Правда, я не давлю их танком или, скажем, не колю штыком, но все равно это ужасно… Понимаю, что делается это из высших побуждений, но такие дела мне не по душе.
Четыре дня назад я сбросил дюжину бомб на столицу Древнего Египта. Послали меня туда именно вы, хотя об этом, конечно, и не подозреваете. Вы говорили тогда, что ценой гибели нескольких сотен тысяч людей, якобы, давным-давно умерших, будет куплен мир для миллионов. Как теперь выяснилось, убили их безо всякой пользы… Не знаю, с какой целью меня привели сюда. Все, что я знаю, я уже рассказал… Если от меня потребуется угробить такое же количество эскимосов или туарегов, предупреждаю заранее, я в этом деле не участвую.
— Вы честный и откровенный человек. И вы совершенно правы. Проведенная вами операция была бессмысленной, я бы даже сказал, авантюристической затеей. Очевидно, те, кто ее планировал, считали, что в случае регресса древнеегипетской цивилизации западноевропейские народы, а впоследствии и атлантическое содружество, будут развиваться более высокими темпами и к настоящему времени получат решительное преимущество перед другими нациями. Не стану скрывать, сходные концепции обсуждались и в наших штабах. И именно я возражал против них. Я напомнил о том, как безрезультатно закончились мероприятия по обработке территории Восточной Европы и Азии стойкими дефолиантами и гербицидами, и о том, какое мизерное преимущество мы получили, заражая эти же площади сначала диоксином, потом чумой, потом цезием-137 и стронцием-90. Я же предусмотрел радикальные меры и в конце концов добился своего. Теперь у нас имеется средство раз и навсегда покончить с войной. И не только с этой, но и со всеми другими, как с прошлыми, так и с будущими. Это средство полностью ликвидирует человеческую агрессивность, жестокость и эгоизм, не вызывая при этом никаких побочных эффектов. Ведение войны окажется таким же невозможным и противоестественным делом, как, скажем… — Генерал впервые задумался. — Я даже подходящего сравнения не подберу. Короче, войн не будет с самого начала человеческой истории и во веки вечные. Замечательно также и то, что в грядущем обществе добра и справедливости наша нация займет подобающее ей место и все другие народы будут уважать ее идеалы. Лабораторные исследования подтвердили эффективность и полную безвредность вещества. Остается только задействовать его в деле. Вы уже, наверное, догадались, что выполнение этой почетной операции поручено вам.
— Мне? — эхом вырвалось у ошеломленного Эва. — А почему именно мне?
— Потому что мы не можем рисковать. Процесс получения этого вещества крайне сложный и длительный. Мы должны иметь гарантию того, что оно будет доставлено по назначению. Конечно, у нас есть неплохие темпоральные пилоты, но ни один из них не идет в сравнение с вами. Пока вы были без сознания, мы изучили самые глубокие структуры вашего мозга. Теперь мы знаем о вас гораздо больше, чем вы сами. Такой человек, как вы, рождается раз в тысячу лет. Вы прирожденный темпоральный пилот.
— Но я не могу. Я не совсем здоров.
— Вы абсолютно здоровы. Вот заключение врачей: кровоподтек на левом бедре, пять царапин на различных частях тела, комплекс неполноценности, комплекс вины, умеренное пристрастие к галлюциногенам — это часто бывает у темпоральных пилотов, а в остальном полная норма.
— Лучше будет, если это сделает кто-нибудь другой.
— Почему? Неужели вы совершенно лишены честолюбия? Да ведь вам в каждом городе поставят памятник. Люди будут молиться на вас. Подумайте, сколько человеческих жизней вы спасете. Благодаря вам мир и процветание станут уделом человечества. Изменится вся история. Каин никогда не убьет Авеля. Никогда человек не поднимет руку на себе подобного. Все станут братьями. Не будет войн, мучений, насилия, преступлений. И все это — благодаря вам.
— Не знаю… Во всяком случае мне надо подумать.
— Думать как раз и некогда. Один час может решить все, и вы это прекрасно понимаете. Спасите человечество, спасите свою семью, спасите самого себя. По возвращении я гарантирую исполнение любой вашей воли. Вы сможете поселиться в каком угодно времени и в каком угодно месте. Если захотите, сможете вернуться к прежней жизни. Сейчас я подготовлю необходимые письменные обязательства. Их копии вы возьмете с собой.
— Дело не в этом, — сказал Эв, — Я просто боюсь. Вдруг у меня что-нибудь не так получится.
— У вас все прекрасно получится. Свое дело вы знаете безукоризненно. А всю ответственность я беру на себя. Вот приказ с изложением поставленной перед вами задачи. В любом непредусмотренном случае я один отвечаю перед судом — военным, уголовным или божьим.
Теперь к делу. Лаборатория, в которой изготовляется это средство, расположена в римских катакомбах второго века нашей эры. Там же вы получите и подробные инструкции. Окончательная ваша цель — середина архея, время зарождения жизни. Вещество должно войти составной частью в формирующиеся структуры аминокислот. Только тогда оно даст эффект. На сборы и подготовку остается ровно двенадцать часов. Вам все ясно?
— Ясно.
— Я рад за вас Другого ответа я и не ожидал. Желаю удачи. Идите.
«Боже, — подумал Эв, — уже и до Архейской эры добрались. Неужели все, что говорил генерал, — правда?»
Рим, окруженный каменными стенами, весь в зелени, белый, кремовый и светло-коричневый, похожий сверху скорее на курортное местечко, чем на столицу мировой державы, мирно раскинулся на своих семи холмах. Желтый Тибр сверкал на солнце и, петляя, устремлял свои воды к морю.
Эв посадил бомбардировщик на маленький аэродром, затерянный среди виноградников и масличных рощ. После проверки документов его под конвоем шести легионеров отправили в город.