— Хрен 10 дюймов это перебор, — авторитетно заявила Келли, — я вот как-то раз в Хьюстоне склеила парня, танзанийца, как раз примерно с таким. Не буду особо распространяться, но в общем, это уже извращение.
— Вот-вот, — поддержал Спарк, — я ему говорю: пиши 8, а его заклинило на круглых числах.
— Кстати, о круглых числах, — сказала Санди, — объясните нам, наивным девушкам, как вы намерены снять с проекта «erectus» 200 миллионов баксов.
— Может, за обедом это обсудим? — спросил Акела, — меня что-то пробило на жор.
— Опять бекон и яичница? — подозрительно спросила Келли.
— За кого ты нас держишь? Будет свежий групер, тушеный в кокосовом вине. Групер это рыба такая, — пояснил он на всякий случай.
…
План, изложенный Акелой, был прост, как мычание: дать знать хозяевам консорциума, что не все потеряно, и объявить цену. Сумма в 200 миллионов долларов обосновывалась им так. Месяц назад в пресс-релизах консорциума Atlinc писали, что проект «erectus» будет давать около 2 миллиардов долларов в год, а аналитики полагали что, речь идет о гораздо большей сумме, но это скрывают, чтобы создать эффект внезапности удара по медицинскому рынку.
— Еще бы, — говорил Акела, — если каких-то сраных таблеток от импотенции продается на 5 миллиардов баксов в год, химических контрацептивов — на 10 миллиардов, первобытного аспирина и парацетамола — на 20 миллиардов, паршивых витаминов — на 40 миллиардов. Чтобы запустить какой-нибудь новый тип таблеток тратится минимум по миллиарду. На планете больше 6 миллиардов людей, они ежегодно сжирают прорву всяких таблеток. Тут пахнет триллионами баксов! А мы требуем за спасение мегапроекта всего каких-то 200 миллионов. Это просто даром, честное слово!
В заключение своей речи, он предложил всем подумать над технической проблемой:
Надо было передать сообщение так, чтобы оно не попало в чужие руки, а если, все же, попадет, то никто, кроме адресатов, не смог бы понять, о чем оно. На роль передаточного звена был выбран доктор Джералд Винсмарт. Только он один обладал тремя свойствами: ему можно было доверять, его домашний e-mail был известен, и он точно имел личный контакт с кем-то из центральных фигур консорциума. Оставалось придумать текст, из которого адресат, несмотря на расплывчатость содержания, во-первых, точно понял бы, о чем ему сообщают, а во-вторых, поверил в достоверность сообщаемой информации. «Нас так качественно грохнули, что наше воскрешение не так-то просто доказать» — заметила по этому поводу Келли. Как пояснил Акела, решением этой проблемы занимается док Рау, а он точно что-нибудь придумает. Правда, неизвестно, как скоро у него это получится.
После обеда Келли и Санди отобрали у Акелы ноутбук (у него оказалось штук пять старых моделей на выбор) и уединились с тем, чтобы составить соглашение о дележке будущих золотых гор. После трех часов отчаянных умственных усилий, они родили две страницы текста. Акела и Спарк добросовестно прочли этот литературный шедевр вслух, после чего Акела сказал «ну, нормально», а Спарк добавил «круто!». Вечером все четверо отправились, как выразился Спарк «на офисную тусовку».
Офиса, как такового, у партнерства «HTOPO» не было, его роль играл первый этаж дома директора, Оливии Минго. Это была стройная, подвижная креолка на вид лет 35–40, с обманчиво-открытым лицом и огромными, обманчиво-честными глазами редкого для смуглых брюнеток сине-зеленого цвета (вообще-то она напарит кого угодно, — между делом сообщил Акела, — но свои могут ей доверять на все сто). Оливии принадлежала идея искать клады по такому же принципу, как ищут полезные ископаемые или рыбные банки. В историю она вошла афоризмом «кораблекрушения это систематический природный процесс накопления материальных ценностей на дне морей и океанов». В сексе Оливия была кошкой, которая гуляет сама по себе. С мужчинами сходилась легко, а расходилась еще легче. Сын, Аркадио (любимая ошибка молодости) учился на 1 курсе инженерного колледжа и жил у ее родителей на Акорера. Оливия ездила туда на выходные, и вообще при любой оказии, а на каникулы привозила его на Тероа «отдохнуть от цивилизации».
Похожий на каторжника Уэсли Роббер, известный также, как Факир Слай, выполнял функции суперкарго. Он разбирался в любых изделиях, которые хоть каким-то боком касались морского дела, а кроме того отличался исключительным умением давать взятки чиновникам любого режима, будь то китайский социализм, австралийская буржуазная демократия, латиноамериканская хунта или индонезийская застенчиво-военная диктатура. Если бы на Землю прилетели инопланетяне, Слай бы и с их чиновниками договорился, и наверняка купил бы по дешевке «за откат» пару-тройку летающих тарелок. Увы, UFO пока оставались фантастикой, и талант Слая не мог раскрыться в полной мере. Отдельная тема — это женщины и дети Слая. Их было много, они обитали в разных уголках планеты, причем Слай искренне любил их всех — такое у него было доброе, открытое сердце.
Кван Ше, симпатичная молодая женщина, похожая на античную китайскую статуэтку и такая же невозмутимая (если, конечно, речь не идет о деньгах, как сообщил Акела), в прошлой жизни была снайпером. В кого и на какой войне она стреляла, Акела не знал, да и не считал это важным. На Тероа Кван Ше попала несколько лет назад, будучи подобрана Слаем где-то в океане. Привязавшись к двум пустым канистрам, она плавала, как Офелия в пруду, с осколочным ранением в правый бок. Доктор Рау возился с ней недели три, и привел в норму. Так она и осталась здесь, вероятно, по привычке всегда быть в какой-нибудь команде. Кроме умения пользоваться всеми видами огнестрельного оружия, она отличалась крайней аккуратностью и потому ей поручили вести бухгалтерию партнерства. Из-за какой-то нехорошей истории в ранней юности, Кван Ше была предельно скрытна в личных симпатиях. Периодически ее, якобы наблюдали выскальзовавшей ранним утром из дома доктора Рау, но лезть в ее и в его секреты никому не хотелось. Какой смысл?
Вот в такую странную компанию попали Санди и Келли. По случаю официального сбора партнеров, было выпито море кофе, подробно заслушана история эксперимента «эректус» и последующего бегства, всесторонне оценены перспективы авантюры на медицинском рынке и подписано предложенное соглашение. Разошлись далеко за полночь, и то лишь после того, как док Рау внушительно сказал:
— Олив, как, по-твоему, сколько часов в сутки надо спать беременной женщине?
— Я услышала. Ребята, в виду очевидных обстоятельств, все остальное завтра, ОК?
Вот так для Санди и Келли прошел первый день на атолле Тероа. Спали они, как убитые, а проснувшись утром, пришли к выводу, что здесь, в общем, не так уж плохо. Конечно, это не Сан-Франциско, штат Калифорния, и даже не база Махукона-2, Гавайи. Объективно глядя на вещи, можно сказать, что это самые, что ни на есть, дальние выселки планеты Земля. Но выселки довольно-таки обустроенные и по-своему благополучные.
…
6 июня. Алюминиевая революция. Мамаша Джимбо. Исторический экскурс.
После завтрака (на этот раз, выдержанного в духе рекомендаций дока Рау), водных процедур и зарядки (также предписанной доктором), Акела и Спарк повели девушек в лавочку мамаши Джимбо. Собственно, это была не лавочка, а, выражаясь по-европейски, развлекательно-коммерческий центр атолла. Здесь можно было попить (или выпить), а также поесть (или закусить) в маленьком кафе под навесом, можно было обсудить все сплетни по поводу событий в тихоокеанской акватории, пофлиртовать (если найдется с кем) и даже потанцевать (музыка на любой вкус). Кроме того, здесь можно было купить все необходимое для нехитрого островного хозяйства — от продуктов, бытовых мелочей и тряпок до аквалангов, запчастей к двигателям катеров и самолетов, оружия и патронов. Если чего-то не было сегодня, это можно было заказать и оно появлялось через 48 часов.
Что касается самой мамаши Джимбо, грубоватой, но исключительно доброжелательной и по-своему симпатичной дамы лет 50, то история ее появления на Тероа была настолько трагична, что об этом старались не слишком распространяться. Было время, когда она с мужем и двумя детьми, жила на острове Панджонг. Муж работал в американо-японской концессии, денег хватало, ничто не предвещало ни неприятностей, ни серьезных проблем. Тут разразилась Алюминиевая революция. Минная война на острове Тинтунгг, а тем более в столице, Лантоне, была достаточно ужасна, но не шла ни в какое сравнение с тем, что произошло на Панджонге. Революционные наемники из движения Tupak-Amaru, не сумев сходу подавить сопротивление охраны и военного гарнизона, ночью подогнали баржу, груженую смесью алюминиего порошка с аммиачной селитрой, и подорвали ее на рейде.
И промышленные здания, и маленький порт, и поселок оказались буквально стерты с лица земли. Из-под обломков сумели выбраться лишь несколько человек с ранениями, ожогами и контузиями, но живые. Среди них была и мамаша Джимбо (тогда Жазмина Боугартен). Из ее семьи не уцелел никто. Дальше — ожидание: когда-нибудь должна прийти помощь. Никто не приходил. Остатки запасов консервов сокращались, пресную воду приходилось брать из единственного ручья, мелкого и довольно грязного. Так прошла неделя, и тут Жазмина поняла: никто никогда не придет, и можно рассчитывать только на себя.
Она погрузила в одну из оставшихся моторных лодок канистру воды, канистру топлива, несколько банок консервов, и отплыла с Панджонга в сторону (как ей казалось) острова Халанг. Имея лишь приблизительное представление о том, как ходить на лодке по океану, она промахнулась градусов на 15 и неминуемо должна была погибнуть. Но ей повезло, и на четвертый день безнадежного плаванья на ее лодку наткнулись рыбаки из живущей на Тероа семьи Пиакари. Так она узнала, что, во-первых, шла не в ту сторону, во-вторых, что на Халанг ей идти нечего, там хозяйничают те же наемники, которые были на Панджонге, а в-третьих, что Алюминиевая революция распространяется по архипелагам со скоростью пожара. Под давлением этих обстоятельств, Жазмина отправилась с рыбаками на Тероа.
В то время, кроме двух семей аборигенов-утафоа — Пиакари и Иннилоо, — на атолле никто не жил. Хозяйство было почти натуральным: аборигены покупали только запчасти для моторных лодок и ветряков, да кое-что из вещей и одежды (с учетом климата и обычаев, сущую мелочь). Топливный спирт для моторов гнали из перебродившего планктона на старом ректификаторе, украденном неизвестно у кого еще предыдущими поколениями.
Недели три Жазмина была, как говорят военврачи, в протяженном шоковом состоянии. Она жила в одном из больших домов Пиакари, ела, спала, механически помогала другим женщинам делать простые хозяйственные работы, когда догадывалась, что именно надо делать. Потом она постепенно начала немного общаться с ними на лингва-франка (в пределах коротких фраз в не более пяти слов). Когда работы не было, она шла на берег, и подолгу сидела там, разговаривая с мужем и детьми. Это продолжалось еще несколько недель. Утафоа понимали часть того, что она говорит, и догадывались, что она говорит с умершими. Европейцы сочли бы Жазмину сумасшедшей, но для утафоа общение с духами умерших предков было в порядке вещей. Они немного удивлялись, что молодая женщина тратит на это так много времени, но они рассуждали в том смысле, что у нее могут быть к тому веские причины, и им даже в голову не приходило мешать ей.
Наверное, прошло около года, прежде чем Жазмина «оттаяла». Она, наконец, поняла, где находится и каково действительное положение вещей в окружающем мире. Постепенно она начала знакомиться с окружающими людьми (до этого они были для нее совершенно одинаковыми и безликими). По мере общения, она заново научилась болтать о том, о сем, улыбаться, радоваться, проявлять осознанный интерес к человеческим делам. Утафоа и это восприняли, как должное, только удивлялись, что она не сходится ни с кем из мужчин.
Обдумав возможные причины, они построили Жазмине отдельную хижину (будет свое хозяйство, тогда и муж понадобится). Хозяйство появилось, а вот на счет мужа ничего не вышло. Она несколько раз попробовала переспать с кем-нибудь из заезжих мужчин, благо жизнь вокруг налаживалась и на Тероа все чаще наведывались разные люди. Результат был никакой. Наверное, что-то необратимое произошло за те несколько часов, когда она, ослепшая, оглушенная и обожженная, ползала под руинами своего дома, натыкаясь на части тел своих близких. Что-то сломалось в той части мозга, которая заведует сексом.
Но ее действия в этом направлении вдруг дали результат иного рода. В какую-то ночь она привела к себе мужчину, торгового агента, заглянувшего на Тероа, чтобы сбыть остатки партии стеклоткани для ремонта лодок. Его звали Карлос, он был очень неплох, но с ним она тоже ничего не почувствовала. Он это понял, и, лежа рядом с ней, спросил: «Слушай, а что с тобой такое? Я не лезу к тебе в душу, но, может, если ты расскажешь, будет лучше?»
Она рассказала все. В первый и последний раз. Карлос внимательно ее выслушал, а затем произнес: «Может тебе заняться чем-нибудь этаким?». Жазмина всхлипнула и спросила: «Ну, и чем?». Он подумал и сказал: «Да хоть бизнесом. Купить, продать. Хорошее дело, и опять же, доходное». А что он еще мог предложить? Что сам умел, то и ей посоветовал.
Так на Тероа появилась лавка «Джимбо» Жазмины Боугартен. Не то, чтобы это приносило большой доход, но она оказалась при деле, и жизнь стала более осмысленной. Кроме того, наличие постоянной торговой точки быстро выделило Тероа из нескольких десятков таких же миниатюрных атоллов вокруг большого атолла Икехао, где был муниципальный центр. Через несколько лет, известный в определенных кругах отставной лейтенант-биомедик и действующий loa tahuna (великий шаман) Рау Риано, решив найти себе уютную гавань для научных и «колдовских» занятий, выбрал именно Тероа. Когда еще через несколько лет деятельная леди Оливия Минго и бывший патрульный сержант Уэсли Роббер занялись бизнесом в сундучке Дэви Джонса, их взгляд естественным образом упал на Тероа. Наличие торговой точки и медпункта, и удаленность от центральной администрации, делало этот атолл оптимальным местом для штаб-квартиры «почтенного общества». К ним скоро присоединились два молодых дарования: хакер Акела и дайвер Спарк.
Из всей этой печальной по началу истории, можно заключить, что Жазмина Боугартен, то есть, мамаша Джимбо, была центром кристаллизации микросоциума на атолле Тероа и первопричиной того, что Санди и Келли оказались именно тут, а не в другом месте. Но они об этом, конечно, не догадывались. К моменту их появления на Тероа, Жазмина уже растворилась в прошлом, а в настоящем осталась мамаша Джимбо (по выражению Келли «гениальная тетка, которая четко знает, чего тебе надо»). Все описанные выше события стали достоянием истории, а может, даже мифологии, этого провинциального атолла.
Из лавки мамаши Джимбо вся четверка возвращалась нагруженная, наподобие каравана верблюдов в эпоху Великого Шелкового Пути. Через полчаса в доме Акелы и Спарка началась величайшая, со времен его постройки, Генеральная Уборка и Перестройка. К ночи эта относительно жилая, но довольно грязная берлога стала походить на довольно уютный чистенький коттедж. После этого вся четверка, без задних ног рухнула спать.
…
7 июня. Атолл Тероа. Иммунный кризис. Особенности местной медицины.
Около трех часов ночи Келли проснулась, от того, что Санди хрипела во сне.
— Эй, алло, тебе что, кошмары снятся?
— Что-то мне хреново, — ответила та.
Келли подошла к ее лежбищу и положила руку подруге на лоб.
— Э, да ты горячая, как печка. И тебя же всю колотит. Давай-ка к доктору.
— Может, подождем до утра?
— Никаких «подождем», — отрезала Келли, вытаскивая мобильник (как удачно, что они догадались сразу же купить себе новые мобильники), — одевайся… Алло, док Рау, я, конечно, извиняюсь, но тут с Санди какая-то штука приключилась, может, ангина или что-то в таком роде… Ага, мы уже… Санди, что ты копаешься?… Да, док, уже идем.
Разумеется, все это было довольно шумно, так что мальчишки проснулись, и Санди, несмотря на ее возражения, несли к доктору на руках, завернутую в шерстяное одеяло. К их приходу, все медицинские машинки доктора Рау были приведены в полную боевую готовность. Кроме того, уже подошла ассистентка, то есть Кван Ше (скорее всего, она здесь и была, но кому какое дело). Через четверть часа Рау объявил диагноз: острый иммунный кризис от взаимодействия биоагентов плода с антителами матери.
Санди жалобно посмотрела на доктора.
— Стоп! — сказал он, — Я знаю, о чем ты думаешь, но это полная ерунда. Ни с тобой, ни с ними ничего не случится. В вашей тесной компании возникло кое-какое биохимическое непонимание, только и всего. Мы быстро это уладим и всех помирим.