— Да, друг мой! — сказал Артур, словно отвечая на вопрос, прочитанный, вероятно, на моём лице. — Это правда! Это правда!
Излишне было и расспрашивать, что это за правда.
— Благослови вас Бог! — воскликнул я, чувствуя, как мои глаза наполняются слезами счастья. — Вы были созданы друг для друга!
— Да, — просто ответил он. — Друг для друга. Насколько же способна измениться Жизнь человека! Мир уже не тот, что раньше! Это не то небо, на которое я смотрел вчера! Эти облака — я никогда в жизни не видел таких облаков! Они выглядят, словно сонм парящих ангелов!
Ну на мой-то взгляд облака как облака; правда, это ведь не я «был млеком рая напоён, вкушал медвяную росу» [29]!
— Она хочет видеть тебя, немедленно, — продолжал Артур, внезапно спускаясь с неба на землю. — Она говорит, что одной капли ещё не хватает в её кубке счастья.
— Уже иду, — сказал я и повернулся к дверям. — А ты не со мной?
— Нет, сударь! — сказал Доктор с неожиданным усилием — кстати, совершенно пропавшим втуне — нацепить профессиональную личину. — Разве это будет уместно? Разве ты никогда не слыхал, что где хорошо двоим, там третий...
— Слышал, приходилось. Но ведь это же я, который тут Третий Номер! А когда сойдёмся мы втроём?
— В грозу, под молнии и гром [30]! — ответил он и залился таким счастливым смехом, какого я уже много лет от него не слыхал.
ГЛАВА VII. Майн Герр
Итак, я отправился в свой одинокий путь. Подойдя к Усадьбе, я увидел леди Мюриел, ожидавшую меня у садовой калитки.
— Вижу, вижу, нет нужды ни желать вам счастья, ни доставлять вам удовольствия! — начал я.
— Нет нужды ни в том, ни в другом! — отозвалась она и по-ребячьи весело рассмеялась. — Мы доставляем людям то, чего у них пока нет, мы желаем им того, что когда ещё будет! А у меня всё это уже есть! Всё это уже моё! Друг мой, — внезапно она сменила тон, — вы тоже думаете, что Небеса всегда начинаются на земле — для каждого?
— Для некоторых, — сказал я. — Для тех, я думаю, кто прост и схож душой с ребёнком. Вы же помните, Он обещал, что «таковых есть Царство Небесное».
Леди Мьюриел всплеснула ладошками и взмахнула глазами в безоблачное небо. Как часто я наблюдал такой же взгляд у Сильвии!
— Я чувствую, как будто бы оно уже начиналось для меня, — едва слышно прошептала она. — Я чувствую, словно бы это я — одна из тех счастливых детей, кого Он велел приводить к Нему, хотя люди не допускали. Да, Он увидел меня в толпе. Он прочёл смутное стремление в моих глазах. Он призвал меня к себе. И им пришлось пустить меня к Нему. Он принял меня в руки Свои. Он возложил руки на меня и благословил [31]. — Она остановилась, не в силах вздохнуть от полноты счастья.
— Так всё и было, — сказал я.
— Вы должны зайти и поговорить с моим отцом, — продолжала она. Мы стояли совсем рядышком, у калитки, устремив взгляд вдоль тенистой аллеи, но стоило ей произнести последние слова, как на меня нахлынуло знакомое «наваждение»: я увидел милого старого Профессора, приближающегося к нам, и ещё я понял (а это было даже более странно), что леди Мюриел тоже отлично его видит!
Что произошло? Неужели сказка смешалась с реальностью? Или это леди Мюриел тоже поддалась «наваждению» и тем самым обрела способность перенестись вместе со мною в сказочный мир? С моих губ уже готовы были сорваться слова: «Там в аллее я вижу моего давнего приятеля; если вы с ним незнакомы, позвольте вам его представить», когда произошло нечто в высшей степени неожиданное — леди Мюриел заговорила сама:
— Там в аллее я вижу моего давнего приятеля; если вы с ним незнакомы, позвольте вам его представить.
Мне показалось, что я пробуждаюсь от сна, ибо хотя «наваждение» всё ещё не отпускало меня, но отдаленный силуэт, что ни секунда, то изменялся словно картинка в калейдоскопе: только что это был Профессор, а сейчас уже кто-то другой! К нашей калитке он приблизился всё же в образе «кого-то другого», и в душе я признал, что не мне, а именно леди Мюриел предстоит нас знакомить. Она сердечно приветствовала и, растворив калитку, впустила почтенного старичка — судя по всему, немца, — который не переставал изумлённо озираться, словно тоже только что пробудился от сна!
Да, это был отнюдь не Профессор! Мой знакомец просто не в состоянии был отрастить себе такую роскошную бороду со времени нашей последней встречи; более того, он непременно признал бы меня, ведь я-то, кажется, не сильно изменился с тех пор.
Как бы то ни было, он просто остановил на мне затуманенный взор и снял шляпу, услышав обращённые ко мне слова леди Мюриел: «Позвольте представить: Майн Герр», — а затем с сильным немецким акцентом произнес: «Рад знакомству с вами, сударь», — отчего я вполне убедился, что раньше мы с ним не встречались.
Леди Мюриел повела нас в столь знакомый мне тенистый уголок, где уже завершены были приготовления к вечернему чаепитию, и пока сама она ходила звать графа, мы расселись в двух мягких креслах; «Майн Герр» взял рукоделье леди Мюриел и принялся рассматривать его сквозь огромные очки (из-за них-то, пожалуй, он и показался мне попервоначалу Профессором).
— Подрубала носовой платочек? — произнёс он как бы в размышлении. — Значит, вот чем занимают себя английские миледи, а?
— Это единственное достижение, — сказал я, — в котором мужчина до сих пор не смеет тягаться с женщиной.
Тут леди Мюриел вернулась вместе со своим отцом, и после того, как граф обменялся с «Майн Герром» парой приветливых слов, а мы все насытились насущными «земными благами», удивительный старичок вернулся к заинтересовавшему его предмету из семейства носовых платков.
— Доводилось ли вам, миледи, слышать про Кошелек Фортуната? Ah, so! Вас, наверно, удивит, если я скажу, что из трёх таких маленьких платочков вы можете соорудить Кошелёк Фортуната — легко и быстро!
— Да что вы? — подхватила леди Мюриел, кладя себе на колени груду платочков и вдевая нитку в иголку. — Объясните же как, Майн Герр! Я не дотронусь до следующей чашки чая, пока не сделаю одного!
— Вначале нужно, — сказал Майн Герр, забрав у неё два платочка и разгладив один поверх другого, чтобы затем поднять их за два уголка, — вначале нужно сшить вместе эти верхние уголки — правый с правым, левый с левым; а щель между ними будет у нас устьем кошелька.
Нескольких стежков было достаточно, чтобы выполнить это указание.
— А если теперь я сошью вместе оба платочка с трёх других сторон, — предположила леди Мюриел, — кошелёчек будет готов?
— Нет ещё, миледи, вначале нужно сшить нижние края... ah! не так! — запротестовал он, когда она стала их сшивать. — Перекрутите один край и соедините правый нижний уголок одного платочка с левым нижним уголком другого, а уж затем сшейте нижние края вместе — это ещё называют «шиворот-навыворот».
— Поняла! — воскликнула леди Мюриел, ловко орудуя иголкой. — И какой же перекрученный, неудобный, ненадёжный получился кошелёчек! Но мораль замечательная! Неограниченное богатство можно обрести, только когда всё делаешь не по правилам! А как же нам теперь сшить оставшиеся по бокам таинственные щели... то есть, я хотела сказать, эту оставшуюся таинственную щель? — Она всё ещё крутила кошелёчек перед глазами, силясь понять, что же у неё вышло. — Так и есть, всего одна щель. Я вначале подумала, что должно оставаться две.
— Вам известна головоломка Бумажное Кольцо? — спросил Майн Герр, обращаясь к графу. — Когда вы берёте полоску бумаги и соединяете её концы, только сначала один конец перекрутите, чтобы соединить лицевую сторону одного конца с изнанкой другого?
— Не далее как вчера я наблюдал такой фокус, — ответил граф. — Мюриел, дитя моё, ведь это ты проделала такую штуку, чтобы позабавить тех детишек, что приходили к тебе на чай?
— Да, я знаю эту Головоломку, — сказала леди Мюриел. — Такое бумажное кольцо имеет всего одну поверхность и один край. Совершенная загадка!
— Мешочек вышел точно такой же, взгляните сами! — подсказал я. — Ведь внешняя поверхность одной стороны переходит в изнанку другой.
— Именно, именно! — воскликнула леди Мюриел. — Но тогда это ещё не кошелёк. Как же нам заделать эту оставшуюся щель, Майн Герр?
— А вот как! — вскричал старичок, забирая у неё кошелёчек и вскакивая на ноги от возбуждения. — Край щели образован четырьмя краями платочков, и вы сами можете это проследить, огибая щель вокруг — вниз по правому краю одного платочка, затем вверх по левому краю другого, затем вниз по левому краю первого платочка и вверх по правому краю другого!
— Вот оно что! — задумчиво пробормотала леди Мюриел, подперев щёку рукой и заинтересовано глядя на старичка. — И это доказывает, что осталась только одна щель!
Теперь она до странности сделалась похожа на ребёнка, размышляющего над непростым уроком, а Майн Герр на какое-то мгновение стал так похож на старого Профессора, что я почувствовал себя совершенно сбитым с толку — на меня в полную силу нахлынуло «наваждение», неудержимо толкая сказать: «Поняла фокус, Сильвия?» Но я огромным усилием воли сдержался и позволил сну (если только это было сном) спокойно завершиться пробуждением.
— А теперь третий платочек, — продолжал Майн Герр. — У него тоже четыре края, которые вы можете прощупать, переходя от одного к другому по кругу; и теперь всё, что вам требуется сделать, так это пришить его четыре края к четырём краям щели. Вот Кошелёчек и готов, и его внешняя поверхность...
— Поняла! — нетерпеливо перебила его леди Мюриел. — Его внешняя поверхность непрерывно будет переходить в его внутреннюю поверхность! Но на это потребуется время. Я сошью их после чая. — Она отложила кошелек и налила себе чашку. — Но почему он называется Кошельком Фортуната, Майн Герр?
Услышав этот вопрос, старичок засиял, заулыбался, и стал теперь точь-в-точь Профессор.
— А вы не поняли, дитя моё... прошу прощения — миледи? Что бы ни находилось внутри Кошелька, оно будет также и снаружи, а что будет снаружи, то, естественно, будет и внутри. Иначе говоря, в этом маленьком Кошельке вы носите все сокровища мира!
Его ученица не могла сдержать восторга и захлопала в ладоши.
— Я обязательно пришью к нему третий носовой платок, только попозже, — сказала она. — Не хочу теперь занимать ваше время испытаниями Кошелька. Лучше расскажите нам ещё что-нибудь чудесное! — Лицом и голосом леди Мюриел теперь настолько напоминала Сильвию, что я невольно огляделся — нет ли поблизости ещё и Бруно?
Майн Герр задумчиво поигрывал своей чайной ложечкой, размышляя над этой просьбой.
— Что-нибудь чудесное... Вроде Кошелька Фортуната? Он-то предоставляет вам... если его сделать... богатства, которые вам и не снились, но он не позволяет вам владеть Временем!
Последовала минута тишины. Леди Мюриел не теряла времени даром — она вновь наполнила чашки.
— Взять вашу страну, — внезапно начал Майн Герр. — Что у вас происходит с понапрасну потерянным временем?
Леди Мюриел всерьёз задумалась.
— Кто знает? — едва слышно произнесла она, ни к кому не обращаясь. — Известно только, что оно проходит — проходит безвозвратно!
— Так, а вот в моей... Я хотел сказать, в одной стране, которую я посетил, — продолжал старичок, — его запасают и потом с большой выгодой используют, даже спустя годы! Вот вам пример. Предположим, вам предстоит провести долгий и скучный вечер: не с кем поговорить, нечем заняться, и ещё слишком рано, чтобы отправляться спать. Как вы будете себя чувствовать?
— Я буду очень злая, — заявила леди Мюриел. — Буду кидаться всем, что только под руку попадёт.
— А когда такое случалось с... с жителями той страны, так они никогда не поступали. При помощи недолгой и простой процедуры (я не могу её вам объяснить) они запасали эти бесполезные часы, зато в другой раз, когда возникала нужда в добавочном времени, они отпускали их на волю.
Граф слушал с лёгкой недоверчивой улыбкой на губах.
— А почему вы не можете объяснить нам суть этой процедуры? — спросил он.
Майн Герр держал наготове совершенно неоспоримый довод.
— Потому что у вас нет слов — в вашем языке — чтобы выразить необходимые понятия. Я мог бы вам объяснить её по-... по-... Но вы бы всё равно не поняли.
— Справедливо замечено, — согласилась леди Мюриел, милостиво позволив старичку оставить тот неизвестный язык без названия. — Я ещё не выучила этот язык... По крайней мере, не говорю на нём бегло. Ну пожалуйста, расскажите ещё что-нибудь чудесное!
— А поезда у них бегают совершенно без помощи машин: ничего не нужно, только устройство для остановки! Чудесно, миледи, не правда ли?
— Но откуда же тогда у них берётся движущая сила? — отважился вставить слово и я.
Майн Герр живо повернулся, чтобы поглядеть на неожиданного участника беседы. Он снял и протёр очки; взглянул на меня вновь и с видимым замешательством. Он словно бы натужно вспоминал — как и сам я давеча — где это он мог меня раньше видеть?
— Они используют силу тяжести, — промямлил он наконец. — Эта сила ведь известна и в вашей стране, полагаю?
— Но для этого годны лишь те железнодорожные пути, которые идут под уклон, — заметил граф. — Не могут же все железные дороги идти под уклон?
— Как раз все они идут под уклон, — возразил Майн Герр.
— Но ведь не с обоих же концов?
— С обоих концов.
— Я отказываюсь это признать! — не выдержал граф.
— В самом деле, не можете ли вы объяснить подробнее? — сказала леди Мюриел. — Не пользуясь тем языком, на котором я не говорю бегло.
— Охотно, — сказал Майн Герр. — Каждый железнодорожный путь представляет собой длинный туннель сквозь землю, идеально прямой; и, как вы понимаете, его середина находится ближе к центру земного шара, чем оба его конца, так что каждый поезд проходит полпути под уклон, а это придает ему достаточно энергии, чтобы пробежать оставшиеся полпути в гору.
— Благодарю вас. Всё теперь ясно, — сказала леди Мюриел. — Но скорость в середине такого туннеля должна быть ужасающей [32]!
По всему было видать, что Майн Герр весьма польщен той смышлёной пытливостью, с какой леди Мюриел воспринимает его объяснения. С каждой минутой старичок делался всё словоохотливее.
— А желаете узнать о наших способах езды? — с улыбкой спросил он. — Случись лошади понести, так для нас в этом нет никакой опасности.
Леди Мюриел слегка поёжилась.
— Ну а для нас это очень даже серьёзная опасность, — сказала она.
— Это потому, что ваши экипажи целиком стоят позади лошадей. Ваши лошади бегут, а экипажи следуют за ними. Допустим, ваша лошадь закусила удила. Кто её остановит? Вы несётесь всё быстрее и быстрее! Такая езда неизбежно заканчивается опрокидыванием!
— Но допустим, что и у вас лошади случится закусить удила...
— И пускай! Никаких проблем. У нас лошадей впрягают в самую середину экипажа. Два колеса перед ней, два колеса сзади. К крыше одним концом прикрепляется широкий пояс. Он проходит под лошадиным брюхом, и другой его конец прикрепляется к небольшой... Кажется, по-вашему это называется «лебёдка». Лошадь закусила удила. Лошадь понесла. Мы летим со скоростью десять миль в час! Но тут мы поворачиваем ручку лебёдки: пять оборотов, шесть оборотов, семь оборотов и — оп-ля! Наша лошадь парит над землёй! И пусть теперь галопирует в воздухе, сколько ей нравится, ведь экипаж не сдвинется с места. Мы сидим себе спереди и сзади от лошади и ждём, когда она устанет. Тогда мы её опускаем. Ох, как радуется наша лошадка, вновь чувствуя под ногами землю!