— Вот по ней, милок инопланетный, и топай. Там и невеста твоя, и родственники ее.
Сказав спасибо, я двинулся по указанному маршруту.
— Неужто я и вправду на таракана похож? — я вышагивал по зеленой тропинке, Кузьмич сидел на плече и махал рукой многочисленным жителям камней, которые приветствовали нас платками и выстрелами в воздух.
Ничего я не сказал другу. Не в моих правилах неправду говорить. Ведь я когда его в луже полумертвого нашел, тоже думал что таракан. Это уж потом разобрался что к чему. А чтобы отвлечь его от мыслей горьких, спросил:
— Что скажешь насчет подозрительного КБ Железного? Загадочный тип. Вроде раньше с ним не сталкивался.
— А, не обращай на мелочи внимания. — Кузьмич приложил ладошку ко лбу и всмотрелся в даль, — Там темнеет что-то. Стенка, должно быть, про которую Сонька глупая говорила. Ты бы, Кость, с Волком связался. Может, подстрахует на всякий случай.
И то верно.
— Командир на связи. Командир на связи. Требуется воздушная поддержка. Входим в зону риска.
В ушах заскрипело, и раздался голос Корабля.
— Запрос принял, командир. Сейчас с местными жителями закончу, и обеспечу все, что просил.
— Что значит — закончишь с местными жителями?
Корабль покряхтел, но сознался.
— Я тут платные экскурсии по себе устроил. У входного люка очередь в половину светового месяца. Местное население проявляет удивительную любознательность. Я с них в местной валюте беру. Самоцветами. По одному самоцвету с одного посетителя.
— Ты что! Офонарел! — заорал я в микрофон, — Совсем микросхемы сдвинулись. По два самоцвета бери. По два, говорю! Нет, он нас решил по миру пустить.
— Точно, — согласился Кузьмич и пообещал по прибытию на Корабль провести с ним пару лекций по финансовому ликбезу.
Стена, о которой говорила Соня из каменного жилища, и о приближении которой предупреждал зоркий Кузьмич, оказалась не совсем обычной. Словно мир обрывался в этом месте, и начиналась пустота. Чернота уходила и вправо и влево. Терялась в вышине. Волк, закончивший к тому времени культмассовые мероприятия, сообщил, что тоже видит черную стену.
— Воздушную поддержку обеспечить не в состоянии. Я в эту гадость не полезу. У меня от нее электромагнитные колики начинаются.
— Придется без него, — сплюнул Кузьмич, — Я тебя, командир, предупреждал, что рано или поздно он нас подставит. Знаешь, чем он там занимается? Самоцветы по щелям ныкает. Доли нашей лишает. Кто первый полезет? Ой!
Кто первый полезет — решать мне. А я уже решил. Кузьмич маленький, ко всему привычный. Не пропадет.
Я уселся прямо на зеленой тропинке, которая обрывалась у черной стены, стал ждать, пока вернется засланный за стенку лучший разведчик всех времен и Галактик Кузьмич. Он, правда, немного по упирался, пока я его в черноту пихал, но смирился. Сухари, в конце концов, съеденные отрабатывать надо.
Пока все складывается хорошо. До места добрались без потерь. Неприятностей практически не встречалось. Тьфу, тьфу. Если все и дальше так пойдет, то через недельку и брюлики получу.
На черной стенке образовался пузырь. Он оторвался от нее, повисел немного и лопнул. Из пузыря показался Кузьмич. Он остался висеть на месте, бултыхая крылышками, и смотрел на меня из-подо лба.
Я поднялся и подошел. Я не гордый.
— Первому помощнику доложить обстановку. И парить смирно, когда разговариваешь со старшим по званию.
На обиженных только такой тон и действует. Мы, чай, не на прогулке, а почти что в боевых условиях. И если каждый бабочек, похожий на таракана, обижаться станет, то к чертям галактическим таких соратников.
Кузьмич пару раз всхлипнул, обтер морду от слез и, вытянувшись, доложил:
— Знаешь, как там страшно! Хоть бы предупредил сначала. А то пихаться без спросу.
Я пообещал, что это в последний раз, и впредь обязался предупреждать Кузьмича перед тем, как запихнуть его куда-либо. А в конце назвал его своим самым лучшим другом.
Кузьмич воспарял духом и, окончательно успокоившись, доложил новые разведданные:
— Темно. Пролетел чуть подальше. Снова темно. Порыскал по сторонам. Без изменений. Вниз. Поверхность имеется. А когда хотел уж назад возвращаться, засветилось вдалеке что-то. Все.
— Чего ж не дождался?
— Так я ж говорю, — развел крыльями Кузьмич, — Темно. И страшно.
Жаль, фонарика не захватил. Впрочем, его на корабле и не было.
Я осторожно сунул руку в черную стенку.
Вроде все нормально. Ни холодно, ни жарко.
Набрал побольше воздуха и сделал шаг вперед. В черноту. В темень. Туда, где, по словам Кузьмича, страшно. Туда, где по всем приметам находилась моя добыча стоимостью в два миллиона брюликов.
— Кузьмич! Ты где?
И голос стал каким-то глухим. И темень, не соврал дружок, хоть глаз выколи. Нет, глаз выкалывать не дам. Это просто выражение такое.
— Здесь я, — отозвался Кузьмич. Конечно в кармане. Где ж ему быть.
— Ничего не вижу, — сообщил я, медленно ощупывая окружающую меня темноту, — У меня, наверно, глаза сейчас из орбит вылезут.
— А ты не напрягайся, — посоветовало из кармана.
Оказывается в темноте совершенно невозможно передвигаться. Хочешь шаг сделать, а кажется, что сейчас в пропасть со всеми потрохами. Если только ногой дорогу нащупать. Так можно, но только медленно.
— Кузьмич! А где твои огни. Не вижу я что-то.
В кармане заворочалось.
— По сторонам лучше смотри. Я когда их увидел, по сторонам смотрел.
Где здесь стороны-то? Я даже стенку, в мир нормальный ведущий, найти сейчас вряд ли смогу. Хотя нет. Что-то там такое есть.
— Что-то там такое есть, Кузьмич!
Огни не огни, а два маленьких пятнышка, светлых и почти слипшихся я заметил.
— Вот и топай прямо на них, — хороший совет. А куда еще тут топать.
Не обращая больше никакого внимания на предполагаемую под ногами пропасть, я засеменил к светящимся пятнышкам.
Но, показалось мне, что пятнышки сами двигались навстречу.
— Они тебе ничего не напоминают? — подал голос Кузьмич.
Напоминают, напоминают. Два горящих глаза, которые разговаривали со мной сквозь глубину Вселенной. Встречают, долгожданного.
— Ты чего? — это снова Кузьмич.
— Сами подойдут, — ответил я, — Не развалятся. А я по потемкам шляться не приучен.
Ждать пришлось недолго. Два светящихся пятна превратились сначала в два горящих уголька, а потом уж и в два красных глаза. И снова этот шепот. Неприятный такой.
— Долго же ты до нас добирался.
Нет, чтобы сначала, как нормальные люди, поздороваться.
— Далеко забрались, вот и долго, — у меня слово в кармане не залежится. Как спрашивают, так и отвечаю.
— Говори потише, а то разбудишь Его.
Начинается. Приехали.
— Слышишь, папаша. Давай вот без этого. Веди к этой, к невесте. А то мне домой уже пора. И так черт знает, сколько времени пропало. Дома заждались уж.
— Быстрый ты, однако, — прошептали глаза, — Скоро только разные фантастические истории сказываются, а настоящее дело не скоро делается. Иди за мной. Да не бойся. Никуда не свалишься.
— Я и не боюсь, — пробурчал я. Соврал, конечно.
Идти за горящими глазами одно удовольствие. Словно впереди свечку несут. Как на поминках собственных. Чтоб не сглазить. На вопросы разные глаза отвечают односложно. Подожди. Потом. Успеешь. Неразговорчивые глазки. Кузьмич из кармана всякие гадости наговаривает. Про то, что влипли по уши. Про то, что обманом заводят. Да я не слушаю. Ну нет вокруг опасности, и все тут. Уж я бы ее, опасность, вмиг почувствовал.
Долго ли шли, не знаю. В темноте теряется чувство времени. Может час, а может и трое суток. Только глаза вмиг пропали, и очутился я на краю красоты неописуемой.
Под ногами озеро глубокое плещется. На озере кувшинки плавают. Под кувшинками крокодильчики шестиногие резвятся. Березки листочками играют, а в листочках паучки с хоботами песни дрынькают. Солнышко-баранка ласково жарит. Травка под ботинками глупо хихикает. От щекотки, наверно.
А рядом старичок маленький стоит. От земли еле отрос. Голова на кривых ножках. И в шляпе до самого подбородка, только борода виднеется.
— Вот и на месте мы, — говорит говорящая голова, разводя руками, — Как тебе места наши?
— Места знатные, — отвечаю, — Только что это у вас все такое синее? Небо-то понятно. А деревья, травка почему? Да и борода у тебя, папаша, цвета странного. Морского. Как в песне. Может, слышал? В небе темно синем, синяя звезда. У-у, у-у…
— Не угодили, значит, — грустно изрек старичок.
— Да причем здесь — угодили, не угодили, — рассердился я, — Не в этом дело. Не можешь объяснить, почему все синее, не надо. Убиваться из-за такой мелочи не стану.
Кузьмич из кармана вылез и, выставив вверх одно крыло, глубокомысленно произнес:
— Форменный блюформ. Как есть блюформ. Верно я говорю, дедушка?
Говорящая голова в шляпе мгновенно согласилась. Блюформ, так блюформ. По мне все едино, лишь не отравлено.
— Нам еще пройтись надо, — из-под шляпы вылезла рука и показала направление, в котором нам предстояло еще пройтись, — Ты только не топочи, а то разбудим Его, все испортим.
— Кого «его», — ох и надоели мне все эти странности.
— Придем на место, все узнаешь, — ответила ходячая голова и, развернувшись, зашаркала по направлению к синему лесу, над которым зависла баранка синего солнца.
Проверив, на месте ли черная стена и заломив пару веточек для ориентира, я побрел вслед за шляпой, стараясь, впрочем, не сильно топать. Раз просят, значит для чего-то это надо.
Волк на все запросы не откликался. Знать чернота эта не давала. Раза три пробовал. Не получилось.
Дедушка не соврал. Идти пришлось совсем немного. По часам засекал. Часов пять, не больше. И все сквозь синеву природы. Иногда дед приказывал замереть на месте, прислушивался к чему-то, потом вздыхал облегченно и продолжал путь. Иногда он заставлял меня падать на синюю траву и ползти. Деду то все равно. Он хоть падай, хоть стой, одного росту.
Все сносил безропотно. А все потому, что где-то в районе полости грудной клетки неприятно екало, беду предвещало. Я на эти знаки внимание очень обращаю. Без них мне в моей профессии не жить. Чувствую, что где-то рядом… нет, не опасность, даже слова такого не нашлось, есть что-то. Пугающее. Вон даже дед в шляпе то и дело вздрагивает.
Посинело. Деревья стали реже и синее. Травка, та самая, которая хохотала, когда я по ней животом терся, совсем коротенькая стала. Вышли мы.
— Вот и деревня наша, — возвестила голова в шляпе и, уже никого не таясь, весело засвистело дорожную песню.
— Деревня, как деревня, — пропищал Кузьмич из кармана. Я его помял слегка, ползая, — Не вижу повода для радости.
Я тоже не видел никакого повода, кроме десятка домиков, пригнувшихся земле. Не высокие, синие, с широкими, почти плоскими крышами. Грибы на толстых, коротких ножках.
Домик каждый огорожен изгородью невысокой да редкой. За изгородью морковка синяя, да помидоры. Того же цвета. Между домов бегемотики бегают, хвостами виляют, да нас, гостей облаивают. Окна у домов маленькие, лопухами синими завешанные. А дверей почти и не видать. Дырки круглые вместо них, с прорезями для полей шляп.
К чему такое подробное описание? Да к тому. Любой человек, а тем более профессиональный охотник за бабочками, каковым я и являюсь, увидев эту, синею до тошноты, идиллию сразу скажет. Цивилизацией здесь не пахнет. А тем более присутствием в этой деревушке передатчиком дальней космической связи.
Или дед ненастоящий, или меня обманывают.
— Заходи, гостем будешь.
Шляпа старательно вытерла ноги о кусок мха перед домом, и скрылось в дверном проеме, предварительно, прижав полы шляпы, а может и уши, я не видел.
Потоптавшись пару минут на пороге и, не найдя никакого другого мудрого решения, я встал на карачки и заглянул в дом.
— Да заходи ты, — возникла передо мной шляпа, — Не мельтеши на улице. А то…
— … Его разбужу. Знаю.
— Вот, вот, — хмыкнула шляпа, — Давай, не мешкай.
Я поднатужился, вобрал живот в легкие, а легкие за печенку запихнул, и благополучно пролез внутрь помещения, которые некоторые несознательные хозяева гордо именовали домом.
Тепло и сыро было в доме. Хоть и пахло немного гнилью. Темновато слегка. Электричества ж не провели, глупые. За широким столом, по местным меркам, конечно, сидело четыре шляпы, из-под которых смотрело на меня четыре пары глаз. Лиц то не видать. Темно. А глаза светятся.
— Здрасте вам, — поздоровался я, поудобнее устраиваясь на полу в ожидании беседы если не длинной, то весьма продолжительной. У меня на такие дела нюх.
Кузьмич следом протиснулся. Ему мое тело немного помешало. Тоже поздоровался. Все как полагается.
Шляпы закивали и ответили не очень дружным хором
— Наше вам… наше вам.
Странно как-то поздоровались. Нестандартно.
Пока они кивали, успел я убранство осмотреть. На предмет наличия радиопередающих устройств и оружия. Ранее выдвинутая гипотеза о полном отсутствии вышеназванного полностью оправдалась. За исключением досок размалеванных по углам дома, ничего примечательно. Стол, о котором уже упоминалось. Кровать кособокая. Сундуки распахнутые настежь. В сундуках камни драгоценные.
— Небогато живете, — надо же было разговор как-то начать. Вот я и начал.
— Ты о невесте спроси, — Кузьмич устроился рядом с моим ухом в качестве главного советника.
Тоже верно. Шляпы могут молча сидеть неизвестно сколько долго. Они дома. А мне здесь, в синьке, валяться, резону нет. И разговор о предмете, за которым я прилетел, начнем издалека. По осторожному, да по опытному.
— Невеста где, — гаркнул Кузьмич.
А я уже и речь приготовил. О полях плодоносных, и о лесах живностных. Из книжки про природу.
Шляпа, которая меня привела, покряхтела немного, на своих соседей взглянула.
— Будет и невеста, — сказала она, — Всему свой срок. Ты, добрый молодец, для начала успокой своего таракана.
— Да не таракан я! — встрепенулся Кузьмич, но потом махнул на все крылом и заплакал. Несильно, правда, и не по-настоящему.
— Рассказ долгий будет, — продолжили светящиеся глаза, — Ты уж потерпи, добрый молодец. Мы ведь тебе не полено осиновое отдаем, а дочь нашу.
«Видел я дочь вашу, страхолюдину» — подумал я. Но ничего не сказал. Я ведь подумал только.
Рассказ их длился тоже в районе «Долго ли коротко». Как я понял, это у них временной отрезок такой, равный пяти часам тридцати минутам восемнадцати с половиной секундам.
То и дело рассказ перебивался всхлипываниями, жалостливыми причитаниями, а то и откровенным ревом. Не помогали ни мои носовые платки, ни угрозы. Что сейчас выйду из дома и начну шуметь. Тогда уж точно Его разбужу. Одно только действовало на рассказчиков. Редкие, но вовремя исполненные крики Кузьмича, который изредка выползал из неудобно расположенного кармана и орал о немедленной выдаче со всеми потрохами причитающейся нам невесты.
Можно, конечно, привести полный стенографический отчет рассказа дедушек, я специально записывал, но нужно ли?
А если коротко, то история довольно занятная. И ко мне относящаяся самым непосредственным образом.
Народ этот называл сам себя лесными гномами. И жили они на этой земле синей лет тысячу, а то может и больше. Точные цифры на стенографии моей стерлись, когда Кузьмич в них нечаянно высморкался. Жили они, поживали, добра всякого там наживали. Золотишко на местной речушке мыли, крокодилов в озере промышляли, живность носатую да певчую по лесам били. Тем и жили. С соседями не торговали. Но и не воевали ни с кем. В общем, все как у порядочных.
Но только лет двести назад, сейчас точнее скажу, вот, двести два года назад, прилетела к ним невидаль Вселенская. Страшное, да жадное. Поселилась в чаще глухой, замок отгрохало. Аж из пятисот комнат, с бассейнами, да саунами невиданными. К замку кладовые несметные пристроила, а к кладовым стражу приставила. Железную, не убойную.