— Как, например, отсутствие космических патрулей, которые должны были защитить «зеленых» от наших «Ростовиков», но не сделали этого. Верно?
— Верно. Доктор Бородов, сегодняшние маневры ничего не доказывают, и вы это знаете. Если бы на месте «зеленых» были Облачники, нашим ЖМ-2 пришлось бы иметь дело с целым роем эсминцев. Им повезло бы, сумей они осуществить хотя бы десятую долю сегодняшних попаданий. Разве что они столь же эффективны против космических боевых кораблей, как против краулеров.
Бородов поглядел по сторонам.
— Я так не думаю. У них слишком узкая специализация. И я, разумеется, знаю, что эти маневры ничего не доказывают. И Николай Януарьевич знает. Правда в том, что у нас нет настоящего Флота. Такого, который мог бы справиться с предстоящей задачей.
— Борода Вута, — прошептал Брим. — Я думал, что великому князю должны показать все.
— Должны — и покажут до конца маневров.
— Тогда он увидит то же, что и мы.
— Увидеть-то он увидит, Вилф Анзор…
— И что же?
— То, что мой брат увидит, не столь важно, как то, какие он сделает выводы.
— Не понимаю.
Бородов снова поглядел по сторонам.
— Поговорим об этом после, когда будем одни — вместе с Николаем Януарьевичем. На вечернем банкете тебе много чего порасскажут насчет космической поддержки — только веди себя осмотрительно. Там будут очень крупные армейские чины.
— Банкет? — ахнул Брим. — Сегодня вечером? Мне хочется одного: сжевать свой паек и завалиться спать.
— Вилф Анзор, — опешил Бородов, — да ведь день только начался! Скоро начнется большая пирушка в честь князя. Горы превосходной еды и логийское вино! Этого никак нельзя пропускать! — Он посмотрел на старинные механические часы, которые носил, — подарок от археологической экспедиции, которую он финансировал. — У нас останется меньше метацикла не переодевание.
Снизу появились солдаты, ведущие за собой по воздуху вереницы чемоданов, и рубка преобразилась в гардеробную — для обоих полов. У медведей желание возникало, только когда их женщины были «в поре», как учтиво выражались содескийцы. С точки зрения Брима, это делало медвежье общество куда более мирным, хотя и скучноватым.
— Забудь о своих недомоганиях, Вилфушка, — посоветовал Урсис через комнату. Глоток винца — лучшее лекарство во Вселенной, и чем больше таких глотков, тем лучше.
Брим усмехнулся помимо воли. Вино действительно исцеляет самые разные боли. И если он хоть что-нибудь смыслит в содескийских банкетах, ни на количество, ни на качество выпивки жаловаться не придется. Мысленно возблагодарив высшие силы, пославшие ему Барбюса, он открыл свой чемодан и стал переодеваться.
* * *
Банкет состоялся в городке нарядных, разноцветных палаток, окруженном двумя рядами краулеров — и синих, и зеленых. Брим и его друзья вошли с метели в один из самых просторных шатров. У входа стояли не меньше пятидесяти солдат, а четверо лакеев в белых бриджах, золотых ливреях и ярких скуфейках распахивали перед гостями входные полотнища. Внутри открывался высокий зал, где с потолка свисали фестоны шитой золотом ткани. На стенах пестрели живыми красками гобелены со сценами из содескийской истории. Тысячи дымящих, мерцающих свечей — настоящих, насколько Брим мог разобрать, — горели в огромных хрустальных люстрах, наполняя помещение светом и теплом. Но полу никакого внимания не уделили, и под ногами хлюпала грязь. Возможно, это единственная скидка князя на «полевые условия», усмехнулся про себя Брим.
Здесь собралось не меньше двухсот содескийских офицеров — они попивали вино из огромных хрустальных кубков и посылали в воздух, уже затуманенный свечами, клубы дыма из своих трубок. Их парадные мундиры относились еще к временам великой медвежьей империи, но, впрочем, не так уж отличались от авалонской формы: белый двубортный китель, белая рубашка с черным галстуком, серые бриджи или широкие брюки с красными лампасами по бокам и высокие черные сапоги. Все это разнообразилось аксельбантами с портупеями — одни роскошнее других. Знаки отличия, кроме головных уборов (порой вычурных до смешного), помещались на воротниках и погонах, а генералы вдобавок носили пуговицы и эмблемы. Здесь, на голой планете, после целого дня утомительных учений, весь этот блеск казался Бриму совершенно невероятным — а если вспомнить о грозящей войне, которую эти офицеры легко могли проиграть, то и суетным.
Великолепный мажордом — явно подвизающийся при дворе, — увидев Бородова, сверился со своей памятной планшеткой, затем низко поклонился, дунул в серебряный свисток и пространно объявил новоприбывших по-содескийски. Блестящая толпа с вежливыми аплодисментами раздалась, слуги в высоких сапогах подошли к кубкам на подносах, и трое друзей, взяв себе вина, влились в шумное сборище.
Урсис и Бородов принялись знакомить Брима с присутствующими, что сопровождалось множеством цветистых фраз. Серьезные разговоры о военных делах здесь казались неуместными. Одна пожилая медведица на безупречном авалонском спросила его о «Звездном Огне», но не успел Брим толком ответить, как она отвернулась и заговорила с кем-то другим. После этого он отделывался краткими, ничего не значащими репликами, каких от него, очевидно, и ждали.
Внезапно высоченные дворцовые гвардейцы — сто медведей в блестящих серебряных панцирях и шлемах с плюмажами — выстроились по обе стороны занавешенного входа. Брим не раз видел их на голографиях, но в действительности они впечатляли еще более. Он покачал головой, тщетно пытаясь понять, зачем великому князю было тратиться, везя их всех на эту окраинную планету. Затем Урсис представил его очередному важному лицу, и вечер пошел своим порядком.
Вскоре у входа возникла суета, и порыв морозного воздуха привлек общее внимание.
— Прибыл брат Анастаса Алексия, великий князь Николай, — пояснил Урсис, взглянув поверх очков.
— И его свита, — неодобрительно фыркнул Бородов. — Уж одну-то ночь Николай мог бы проспать и один.
Гвардейцы встали навытяжку, и между их шеренгами появился небольшой темный медведь, чей облик — явно отретушированный — красовался над входом каждого содескийского общественного здания: великий князь Николай. Он носил фельдмаршальские звезды с гирляндами и нехитрый головной убор: восьмиконечную корону с блестящими камнями.
За ним шли пышно разодетые штатские лица — видимо, высшие придворные чины. Брим узнал торчащую челюсть Огона Ростова, министра финансов — этот медведь часто бывал в Авалоне. Словина Бржмель, министр иностранных дел, тоже легко узнавалась по большому черному носу. Многие другие тоже показались Бриму знакомыми, возможно, по его прежним визитам в Содеску, но он не мог вспомнить, как кого зовут.
За должностными лицами последовала волна нарядных медведиц во главе с великой княгиней Катериной. На ней было пышное белое платье, украшенное жемчугом, на который можно было купить не меньше полудюжины «Звездных Огней» и в течение стандартного года платить жалованье их экипажам.
— Бедная женщина. — Урсис насмешливо возвел глаза к небу. — Нельзя же выставлять свою нищету на всеобщее обозрение.
— Я постараюсь не замечать, — в лад ему ответил Брим.
Двор стал обходить зал, сопутствуемый низкими поклонами собравшихся. Князь время от времени обменивался несколькими словами с избранными членами офицерского корпуса. Он поболтал немного с Бородовым, кивнул Урсису при этом, потом поднял брови и уставился прямо на Брима. Бородов, выслушав вопрос брата, ответил что-то, включавшее слова «Вилф Анзор».
Князь снова устремил на Брима задумчивый взгляд.
— Адмирал Брим, — сказал он на безупречном авалонском, — я слышал о вас и о героизме, который вы проявили во время битвы за Авалон.
Бриму как гражданину Империи воспрещалось кланяться кому бы то ни было, и он лишь склонил голову в ответ на этот панегирик.
— Я польщен, ваше величество.
— Да, это понятно, — с улыбкой кивнул князь. — Я редко заговариваю с кем-либо ниже барона. «Когда скальные волки начинают скользить по льду, время камышовых змей проходит», как говорится. — И князь, словно приняв какое-то решение, заверил:
— Мы еще встретимся, адмирал, когда настанет время — и оно непременно настанет. — С этими словами он кивнул брату и отошел, а придворные потянулись за ним, улыбаясь и кивая имперскому гостю.
После этого Брима чуть не задавили — офицеры смекнули, что этот невидный имперский адмирал на самом деле важная персона. Все сразу заговорили об Имперском Флоте — притом по-авалонски. Брим едва сдерживал смех, дивясь, как это заслуженные медведи сумели так быстро усвоить его язык, если совсем недавно они говорили только по-содескийски!
Почти половину метацикла он терпеливо отвечал на все вопросы. Наконец к нему подошел седой медведь-адмирал, представившийся как Громос Боскей. Брим долго ждал этого случая.
— Итак, адмирал, — сказал старый медведь, — что вы скажете о первом дне маневров?
— Они впечатляют, адмирал, — светским тоном ответил Брим, — особенно хороши ваши новые ЖМ-2. Они выглядят как мощные корабли.
— Так и есть, — с гордостью заявил Боскей. — Вы видели, что они сделали с лучшими краулерами во Вселенной. — Собравшиеся вокруг важно закивали, как будто адмирал изрек невесть какую мудрость.
— Это я видел, — согласился Брим. — Но как они поведут себя в бою с эсминцами Лиги? Адмирал нахмурился.
— Этого я не знаю, — подумав, сказал он. — Но это не столь уж важно. Нас обещали обеспечить необходимой защитой, когда понадобится.
— Понимаю. Но почему команду «зеленых» не снабдили такой же техникой?
— Не было надобности, — с широкой улыбкой ответил адмирал. — Это ведь только маневры.
— Вы хотите сказать… — начал Брим, но адмирал и остальные уже отвлеклись: слуги вносили в палатку длинные столы, уставленные фарфором, золотом и серебром. От подогреваемых блюд шел аромат, от которого у Брима сразу потекли слюнки. Ему показалось, что он уже несколько дней ничего не ел. Урсис и Бородов подошли к нему.
— Самое время набить пустые желудки, — сказал Урсис, когда адмирал со своей свитой двинулся к столам.
Брим кивнул. Адмирал теперь был вне его досягаемости, а вкусные запахи щекотали аппетит. Двор уже расположился на парчовых стульях с высокими спинками за роскошно накрытым столом.
— А мы где будем сидеть? — спросил Брим, оглядывая зал.
— Мы сидеть не будем, — улыбнулся Урсис. — В присутствии княжеской семьи простые смертные едят стоя.
Брим, нахмурясь, посмотрел на Бородова.
— Это правда, — подтвердил тот. — Но ты не печалься. На таких сборищах обычно кормят и поят так хорошо, что остального никто не замечает. Особенно после пары кубков. — Бородов мигнул слуге, и тот принес им бокалы и огромную запотевшую бутылку белого логийского вина. — Пошли, — щелкнул он пальцами. — Выпьем за дружбу и забудем о своих усталых ногах.
— Я лучше поем немного сначала. — Брим подцепил с блюда фаршированный ароматным мясом гриб. — Не хочу пить на пустой желудок.
— За вино и пустые желудки, — провозгласил Бородов, сунув холодный бокал с логийским в руку Брима. — Чем более желудок пуст, тем скорее забываешь о больных ногах — и об отсутствующих космических кораблях, а?
— За больные ноги! — воскликнул Урсис, не успел еще Брим выпить первый тост.
После этого банкет — по крайней мере для Брима — сделался каким-то расплывчатым. Холодное успокаивающее логийское отменного сорта было точно благословение мифических богов Логуса. А еда, если это возможно, была еще лучше: превосходные супы и мясные блюда — и пикантные, и сытные — боролись за первенство с деликатесами вроде сардин с зеленым перцем, копченой семги в сметане по-содескийски, печени скального волка, икры, печени дикой птицы на маленьких вертелах, острых сыров и хлеба всевозможных форм и вкусов. Брим, пропостившись почти весь стандартный день, ел и пил с жадностью, меняя тарелки в бешеном темпе, и не отставал от медведей — по крайней мере сначала. Урсис, догнав его в путешествии вокруг стола, сказал хмуро:
— Вилф Анзор, ты ешь так, будто твой желудок думает, что тебе перерезали глотку.
Брим, сытый и хмельной, лениво усмехнулся.
— Он так думал, но теперь убедился в обратном. Вот так пир! Вы, содескийцы, знаете толк в таких делах. Теперь бы еще кф'кесса — да присесть где-нибудь…
— И это, по-твоему, пир? — осведомился Урсис, жуя жареный гриб. — Погоди, вот начнется обед. Не зря же князь Николай славится по всей галактике своими походными пикниками.
— Обед? — воскликнул близкий к панике Брим. В это время заднее полотнище шатра распахнулось, и гвардейцы выстроились двумя рядами вдоль ковровой дорожки, ведущей в другой, еще более просторный шатер. — Там опять будут кормить, что ли? — выдохнул Брим.
— Еще как, — заверил Урсис, когда они двинулись к новому выходу.
— Преле-естно. Просто прелестно.
— Ничего, Вилф Анзор, — бодро сказал Бородов, присоединяясь к ним. — Большой содескийский пир продолжается — и выбор там будет еще богаче, веришь или нет?
— Мне кажется, он верит, — сказал Урсис.
— Верит, верит, — подтвердил Брим.
* * *
Второй шатер, еще больше и наряднее первого, тоже освещался свечами в хрустальных люстрах. Здесь уже витали вкусные ароматы, хотя блюда еще не подавали. Было, однако, ясно, что сесть теперь позволят всем: через все помещение тянулись два параллельных стола, соединенные третьим. Двор уже восседал на своих высоких парчовых стульях за этим поперечным столом, а за каждым из двухсот пока не занятых стульев стоял солдат в парадной темно-красной форме с белым плюмажем на треуголке.
Брим зажмурился с чувством полной безнадежности. Сейчас его снова заставят есть — с еще большим аппетитом, чем прежде. Проглотив тяжелый комок, он прошел к столу. Каждое место обозначалось солидной золотой бляхой с выгравированным на нем именем. Брима с его двумя друзьями поместили во главе стола — большая честь для иностранца.
Последние гости расселись, начались застольные разговоры, и подали первое блюдо — густую, пряную похлебку, сопровождаемую восхитительным легким, розовым логийским вином. Все гости обслуживались одновременно стоящими позади солдатами. Брим каким-то образом нашел место и для еды, и для вина, но, Вут свидетель, очень желал бы знать, что еще ждет впереди. Бородов и Урсис между двумя ложками представили его соседям по столу — в том числе седому, почти глухому генералу с моноклем, который поначалу самого Брима принял за имперского генерала, но быстро потерял к нему интерес, поняв, что он ничего не смыслит в наземной, войне. Другой генерал — с большой мордой и густым бурым мехом уроженца дальнего звездного скопления Рангар — когда-то летал с карескрийцем Бакстером Колхауном, таинственным наставником и соотечественником Брима. Еще один лично знал Онрада, когда они оба были детьми. Но о космической тактике поговорить было не с кем — словно их нарочно так подобрали.
После похлебки почти сразу же подали жареную птицу — Бородов назвал ее «гриновш» — с перцем, соленостями и восхитительным соусом из каких-то пряных водорослей. Этот кулинарный шедевр сопровождался красным логийским — его разливали из громоздких контейнеров, сделанных, по всей видимости, из кожи с остатками шерсти. За этим последовал другой суп, жидкий и темный, потом появилось мороженое в вазочках, потом салат с уксусом и нежными оттенками молодой зелени.
Брим все это время стремился к одному: не упиться окончательно и не уснуть. Блюдо следовало за блюдом, каждое вкуснее — и сытнее — другого. Лет так через тысячу тосты за главным столом стали звучать совсем невнятно. Они произносились по-содескийски, но даже Бриму было ясно, что содержание у них самое героическое. В промежутках между тостами большой солдатский хор исполнял заунывные содескийские гимны.
Наконец двор встал и удалился через задний выход под хоровое пение и меланхолические звуки фанфар. Прочие гости тоже поднялись и стали собираться кучками, поспешно закуривая свои жуткие трубки-земпа. Брим попытался поднять груз поглощенной им еды заодно с бочонком выпитого вина. Теперь, за кф'кессом и ликерами, ему предстояло встретиться с новыми высокопоставленными лицами.