«Здесь правит не тот, у кого есть бумага, а тот, у кого длинней джагга-джагга».[15] Возникает вопрос, что такое «джагга-джагга», а также кто и чем ее мерил?
«Радио Шансон». Никогда ничего не имел против хорошего шансона, пока не услышал, что под этим словом подразумевается в России. Неистребимая криминальная романтика, пропаганда греховного образа жизни такая, что лучшим нашим агитаторам и не снилась. Тексты изобилуют такими изысканными рифмами, как «вор — двор — прокурор», «душа — ни гроша — ни шиша» и «водка — селедка». Встречаются столь элегантные обороты, как «мент — сучара», «мусор» и «кому вы руки вяжете, волки?». Радиостанция ориентирована на взрослую мужскую часть населения, треть которой уже побывала в местах, как говорится, не столь отдаленных, и половине которой еще предстоит там побывать. Музыка на этой станции очень однообразна, все исполнители поют одинаково хриплыми, пропитыми и прокуренными голосами и отличаются друг от друга только именами, поэтому много примеров я приводить не буду.
Хотя один просто напрашивается. «У тела мертвого отца с ножом в груди там мать стояла, И шестилетняя сестра в кровати тихо умирала».[16] То есть во время очередного рейда на мирно спящее село лирический герой данного опуса в темноте имеет неосторожность убить своих родителей и только потом зажечь свет. Ну зачем этому великовозрастному бандиту убивать взрослых, это понятно — чтобы они не оказали сопротивления. А скажите на милость, зачем ему понадобилось убивать маленького ребенка, да еще и мирно спящего в своей кровати? Или он просто маньяк? Другого ответа на этот вопрос я не вижу.
Вообще, все герои этих песен похожи на клонированных близнецов. Все они обычно ни в чем не виноваты, все свои преступления валят на судьбу-злодейку и на подставивших их мусоров, все беззаветно любят свою мать, причем делают это, исключительно находясь в местах лишения свободы.[17] Что ж, очевидно, авторы таких песен вряд ли имели возможность получить хорошее образование, приличное воспитание, и в детстве им негде было взращивать в себе чувство прекрасного. Самое странное для меня заключалось в том, что подобная музыка в этой стране была популярна, любима и востребована, а один из концертов подобных личностей прошел в концертном зале главной крепости России, недалеко от рабочего места руководителя страны.
«Наше радио». Их девиз — «только качественная музыка». Пускают в эфир рок-н-ролл, рэп и другие модные течения. Самый низкий рейтинг из всех русскоязычных станций. То ли качество все еще не то, то ли народ до качественной музыки просто не дорос.
Музыка качественная, спору нет, но от ее прослушивания создается впечатление, что авторы все свои силы и время кладут именно на написание музыки, а тексты дописывают потом, в спешке, левой ногой, притом либо находясь в сильнейшем наркотическом бреду, либо в не менее сильном похмелье. Иначе как объяснить такие фразы:
«Мне под кожу бы, под кожу запустить дельфинов стаю».[18] Невозможный с точки зрения анатомии и несовместимый с дальнейшей жизнедеятельностью организма эксперимент явно навеян сильнейшими психотропными средствами, принятыми поэтом в момент написания.
«Я тебя ненавижу, вижу, но к тебе я все ближе, ближе».[19] С какой целью герой этой песни приближается к объекту своей ненависти? Точно не для того, чтобы по плечу похлопать.
«Скажи своей толстой маме, что сегодня ты останешься здесь».[20] Пусть она и негабаритная, но зачем так грубо о будущей теще?
«Он был очень умен, и за это его называли Тутанхамон».[21] С этим персонажем я знаком лично, вот бы он удивился, что Тутанхамоном его назвали за острый ум. Разве что его папа обладал даром ясновидения и узрел недюжинные интеллектуальные способности сына еще в его младенчестве.
Глубоко религиозная песня группы «Ленинград» «Мне бы в небо»,[22] и перл, который я оставлю без комментариев: «Дымит резина, кончает Зина».
Рок-н-ролл, как говорил мне Джон Леннон, — это музыка протеста, это вызов общественной морали, плевок в лицо закоснелому в старых и отживших свое традициях обществу. Согласен. Но не до такой же степени!
Так что после просмотра, прочитывания и прослушивания местных средств массовой информации я стал лучше понимать, почему выходцы из близлежащих территорий не особенно ходят жаловаться на жизнь в аду. Чего им жаловаться, если они такое при жизни терпят.
* * *
* * *
К тебе приходит тот,
Кому ты очень рад.
Его поганый рот
Тебя зовет в военкомат.
Но ты не хочешь туда,
Куда зовет он тебя…
«Мальчишник»
Подобно большинству своих ровесников Леша не хотел служить в армии. Перспектива отдавать долг своей стране, в течение двух лет таская на себе кирзовые сапоги, немодную мешковатую форму на два размера больше и тяжеленный автомат Калашникова его не очень-то прельщала, потому как он себя должником не чувствовал. В представлении Леши так же, как и в представлении многих людей, не бывавших «там», армия была сродни тюрьме. То же самое ограничение свободы на определенный период, тот же свод узких правил, в которые втиснута твоя жизнь, дедовщина, копание офицерских огородов и осенняя покраска травы перед прибытием с инспекцией какой-нибудь шишки из Генштаба. Изъясняясь доступным Леше языком, в армию его «не перло». От армии его не «плющило». На армию у него не…
Не важно.
И главное, что у него был шанс проскочить мимо этого сомнительного института, в котором, как гласит массовое общественное заблуждение, мальчики превращаются в настоящих мужчин. Этот шанс он сам «заколбасил».
Быть выгнанным из высшего учебного заведения неприятно. Быть выгнанным из высшего учебного заведения на третьем курсе еще более неприятно. Быть выгнанным из высшего учебного заведения на третьем курсе со скандалом вдвойне неприятнее. Быть выгнанным из высшего учебного заведения на третьем курсе со скандалом, разразившимся в результате любовных утех в учебном помещении, пусть даже и после окончания занятий, втройне неприятнее. А быть выгнанным из высшего учебного заведения на третьем курсе со скандалом, разразившимся в результате любовных утех с дочкой заместителя ректора вышеозначенного учебного заведения, да еще и в самое время сезонного призыва в Вооруженные силы, это уж не просто неприятно. Это отвратительно и обидно до слез. Если бы хоть оно того стоило.
Рассказывать своим сокаме… собратьям по «учебке», как ты соблазнил недоступную блондинку с роскошными ногами и параметрами 90-60-90, носившую на этих параметрах и ногах ажурное французское белье и черные чулки, как ты обхаживал ее несколько недель, водил в театры, рестораны и катал на папином «порше», как ты задаривал ее цветами, посвящал ей стихи, в общем, подкатывал красиво и культурно, и как ты добился мгновения, которое предвкушал все это время, как медленно и эротично она раздевалась под приятную французскую музыку, а ты полулежал на роскошной двуспальной кровати в «Балчуге» или в «Интуристе» и разливал по хрустальным бокалам холодный «Дом Периньон», это одно удовольствие. Это воспоминание об утраченной романтике, из-за которой ты попал в сегодняшнее незавидное положение, поможет создать тебе имидж героя-любовника, покорителя дамских сердец и Казановы нашего времени.
А если рассказать им правду? Что это была толстая потная деваха в платье ниже колен и в туфлях времен Гражданской войны, которая была готова с каждым и которую ты завалил чисто на спор и ради прикола? И что твой выигрыш в этом споре составил пять бутылок пива и соответствующий им закусон в виде трех пакетиков сухариков «Емеля»? Ни любви, ни романтики, ни оргазма, которому помешал внезапно появившийся папаша, наведенный в аудиторию кем-то из добреньких подруг дочурки. Иными словами, полный облом.
Денег у Лешиных родителей было немного, лишних же не было совсем. И пускать последние сбережения на избавление нерадивого отпрыска от всеобщей воинской они не собирались. Мама немного поплакала и смирилась, отец пробурчал, что это, дескать, будет для оболтуса хорошей школой, и закрыл тему.
Так что теперь Леша сидел один в родительской квартире и с тоской вслушивался в шаги на лестнице. В каждом звуке ему чудилась поступь военкома. Все равно как если бы Дон Жуана предупредили о предстоящем визите Командора.
Как гласит народная мудрость — а мы еще не раз дальше по тексту убедимся, что она еще гласит, — кто ждет, тот обязательно дождется. И одним погожим летним деньком, когда по вине врожденной лени Леша не успел смотаться из дому, он дождался. В дверь позвонили.
Звонок был долгим и уверенным, неотвратимым и беспощадным, как приговор. Так звонят милиционеры, знающие, что преступник скрывается от них именно за этой дверью, сантехники, видящие, что из-под двери хлещет вода, и понимающие, что хозяину никак не уклониться от предложенной таксы, налоговые инспекторы и военкомы. А поскольку Леша ничего криминального за собой не числил, коммерцией не занимался, да и вода вроде бы ниоткуда не хлестала, он на сто пятьдесят процентов был уверен, что за дверью именно военком.
Когда на цыпочках и стараясь не скрипеть древним паркетом он подкрался к двери, он убедился, что был прав на двести процентов. Вместе с военкомом имел место участковый. Оба были в форме, один в военной, другой в милицейской, и у каждого в руках был блокнот. Только блокнот военкома был закрыт, а участковый рассеянно листал свою книжицу.
— Все верно, — сказал он. — Шестаков Алексей Игоревич, восемьдесят второго года рождения, на учете не состоит.
Военком не удостоил его ответом и снова вдавил кнопку звонка. Военкома звали Компостер, и он был одним из самых страшных кошмаров призывников города Москвы. Был он тяжел и лыс. Обладал на уклонистов особым нюхом, имел бульдожью хватку и изворотливость прущего напролом бульдозера. Свое прозвище он получил за то, что прокомпостировал билет «туда» уже нескольким поколениям москвичей и на достигнутом останавливаться не собирался. Леша не видел его раньше, но слышал много легенд. Он узнал противника с первого взгляда.
Тактический план предстоящего сражения был прост, хотя гениальностью или оригинальностью не отличался. Леша решил сделать вид, что его нет дома. Враги постоят немного под дверью и уйдут ловить следующего.
Через пятнадцать минут непрерывной трели раскалившегося дверного звонка Леша уже не был в этом так уверен.
— Наверное, его дома нету, — сказал участковый.
В тот момент Леша готов был полюбить этого простого труженика, честного работника свистка и резиновой дубинки, пожилого человека с непростой и интересной судьбой аки родного брата. И как же он раньше не замечал, что их участковый такой приятный человек?
— Может быть, — задумчиво сказал Компостер. — А может быть, и нет. Такова обычная модель поведения молодняка в кризисных ситуациях, так называемая стратегия страуса. Сделать вид, что тебя нет дома, и выждать, пока опасность не уберется из поля зрения. А там хоть трава не расти. Молодняк однообразен и глуп. Но служить все равно будет.
По спине Леши потекла струйка холодного пота. Противник был умен и настойчив. Но ходов у него было немного. Только бы кто-нибудь из предков с ключами на обед не завалился.
Компостер развернулся на девяносто градусов, дошел строевым шагом до двери соседней квартиры и позвонил. У Леши все упало. Такого поворота событий он не ожидал.
Соседняя дверь открылась так, словно хозяин, а точнее, хозяйка квартиры подслушивала за дверью подобно Леше. Скорее всего, так оно и было.
— Здравия желаю, — сказал Компостер.
— И вам того же, — недоверчиво заявила Клавдия Ивановна.
Сколько Леша себя помнил, она всегда была противной старушенцией, живущей через стену. В безоблачном детстве он любил засовывать спички в замочную скважину ее двери или поджигать коврик у ее порога, пока соседка не сменила его на резиновый, который при попытке поджога слишком вонял. Соответственно, она к Леше большой любви не испытывала, о чем не единожды оповещала и весь двор вообще, и Лешиных родителей в частности.
— Чего надо?
— Хороший денек, — сказал Компостер, игнорируя прущую из старушки доброжелательность.
Участковый за его спиной пытался слиться со стенами подъезда, что благодаря их свежей побелке у него получалось плохо, и сделаться как можно более незаметным. Клавдия Ивановна часто доставала его жалобами на громкую музыку, подростков в подъездах, собак на лестничной клетке и бомжей в подвале, и ему еще ни разу не удавалось ее убедить, что со стихийными бедствиями наша милиция бороться не призвана. Старушка не желала слушать его аргументов.
— Кому как, — сказала Клавдия Ивановна. — Лично меня ревматизм измучил совсем. Да и магнитную бурю сегодня обещали.
— Верно, — согласился Компостер. — С ревматизмом это уже не того… Да и бури тоже… Я вот по какому поводу… э… мадам…
— Клавдия Ивановна я, а никакая не мадам, — сказала Клавдия Ивановна. — Я, если хотите, мадемуазель.
— Извините, — сказал Компостер. — Так вот, Клавдия Ивановна, я чего хочу спросить: вы соседа своего Алексея хорошо знаете?
— Этого-то? — Она презрительно кивнула в сторону Лешиной двери. — Сорванец тот еще. Натворил он чего или что?
— Пока нет, — сказал Компостер. — Но может. Он может совершить крупную ошибку, о которой потом будет жалеть всю оставшуюся жизнь.
Насчет ошибок, о которых потом долго жалеют, у Леши было собственное мнение, и с мнением Компостера оно вряд ли совпадало.
— О как, — сказала Клавдия Ивановна. — А вы сами-то откуда будете?
— Из военкомата, — отрубил Компостер.
— О как, — повторила Клавдия Ивановна, но в голосе ее заметно прибавилось дружелюбия. — Вы что же, забрать его пришли? А я вас на пороге держу! Да вы проходите, проходите, гости дорогие!
— Мы здесь постоим, — сказал Компостер. — И в армию не забирают, а призывают, между прочим. Вы случайно не знаете, дома он или, может, вышел куда-нибудь?
— А куда ему выходить? — изумилась Клавдия Ивановна. — Из института поперли его, а для дискотеки ихней рано совсем. Дома он, дома.
Вообще старушки являются кладезем самой разнообразной информации. Иностранные шпионы, вербуя агентов, делают ставки совсем не на тех людей. Вместо того чтобы пытаться за бешеные деньги купить кого-нибудь из ученых или чиновников, им стоит потратиться лишь на пачку чая и коробку шоколадных конфет, напроситься в гости к какой-нибудь старушке, выдав себя за работника собеса, и завести разговор о погоде. И через сорок минут выяснится, что у старушки есть подруга, чья знакомая работает уборщицей в засекреченном институте ядерной геологии и в курсе всех последних разработок в этой области.