Всегда есть какой-то способ, о котором мы пока не знаем. Способ этот в данный момент представляет лишь академический интерес. А вот честный ли это случай или подстава — вопрос первостепенной важности.
Потому что если это подстава, то ждать можно чего угодно.
Но он не праведник, это уже радует. Если бы я был ангелом и мне был бы нужен гарантированный выигрыш и если бы я имел возможность смухлевать со жребием, я бы попытался вывести искусителя на праведника. Причем не на пассивного праведника, просто не имеющего возможности грешить, а на праведника активного, регулярно посещающего церковь, истово верующего в Сами Знаете Кого и боящегося геенны огненной как… геенны огненной. А меня вывели на Гошу, который праведником не был. Почему? И вывели ли вообще?
Праведники на Земле есть, и много, почему же мне не попался ни один из этих четырех? Ведь четыре случая — это уже повод для статистики.
Хорошо, прикинем, что нам точно известно.
За спинами группы товарищей из Люберец стоит Азраель, это уже подтверждено двумя разными источниками. Азраеля я знаю хорошо, у него одного на такую комбинацию мозгов бы не хватило, значит, есть кто-то еще. Но не факт.
Азраель плетет заговор, используя группу товарищей из Люберец в качестве рычага давления. Это довольно-таки опасная игра, и вряд ли он мог доверить ее исход обычному жребию.
Такая комбинация не могла родиться спонтанно, скорее всего, на ее подготовку ушли годы. За это время можно подстраховать себя со всех сторон. Ладно. Какие он может преследовать цели? Спровоцировать преждевременный Армагеддон? Зачем? Вряд ли небесная рать именно сейчас готова для последней и решительной битвы. Или Азраель хочет использовать ситуацию для собственного возвышения? До каких высот способен подняться ангел?
Или сам Азраель — только пешка вроде того же Вована и за его спиной стоит более опытный игрок? Но если так, то кто?
Конкурентная борьба довольно развита и в нашем ведомстве, и в организации противника, но использовать апокалипсис в качестве способа продвижения по службе — на мой взгляд, слишком радикальный метод.
Но это все лирика. Насущный вопрос, главный вопрос, который стоит на повестке дня, — искушение Гоши. В этом направлении и надо работать. И для начала хорошо бы дать ответ на его вопрос.
Бегемот тоже над ним думает, я уверен. Он, как и я, должен понимать, что это ключевой момент всей игры. Если предоставить клиенту ответ, мы получим крючок. Останется только подсечь и вытащить.
Но ответ еще надо найти, причем за два дня. А его никто тысячелетиями найти не может.
Да, Скагги-бой, попал ты в переплет.
* * *
Архив Подземной Канцелярии
Из дневника Гоши
Запись сто шестьдесят вторая
Доигрывать с толкинистами я не стал, сами должны такие вещи понимать.
Погулял немного по лесу, пока не набрел на знакомые места, и вернулся в санаторий. Меч себе оставил как сувенир. Если за ним кто придет, отдам, но сейчас меня занимали более интересные вопросы. Главный формулировался очень просто.
Друг мой Гоша, а не псих ли ты?
Как еще назвать человека, ведущего беседы о смысле жизни с демоном из внешнего круга ада?
Но я же не псих. Мне двадцать шесть лет, и у меня даже продолжительных депрессий никогда не было, не говоря уже о нервных срывах. Шизофрения подкрадывается незаметно? Вряд ли.
Сам я свое психическое здоровье адекватно оценить не могу. Думаю, ни один псих сам себя таковым не считает. Значит, надо обратиться к специалистам. Был ли демон плодом моего больного воображения или на самом деле он был демоном, но он должен следовать правилам, так? Сумасшествие ведь тоже должно быть последовательным. Значит, у меня есть еще два дня до нашей следующей встречи. За эти два дня я должен убедиться в собственной адекватности и, если она окажется на высоте, поговорить с людьми, разбирающимися в вопросах общения с демонами.
Я сел за стол, выдрал из записной книжки лист бумаги и набросал список предполагаемых визитов:
1. Психиатр.
2. Священник.
3. Колдун.
Потом посидел еще немного и дополнил список следующими кандидатурами:
4. Серега.
5. Геныч.
6. Шеф.
Немного подумав, кандидатуру шефа я вычеркнул. Он мужик неглупый, но лучше к нему со своими проблемами не лезть. Бизнес есть бизнес, и ему совсем не обязательно знать, что его штатный программист свихнулся.
Остальные кандидаты смотрелись в списке вполне уместно.
Сначала, конечно, психиатр, чтобы убедиться в собственной адекватности либо в отсутствии таковой. Если она отсутствует, то на этом визите все закончится. Например, длительным пребыванием в палате, где на окнах решетки, двери без ручек с внутренней стороны, а стены обиты войлоком. Грустно, но в душе надо быть готовым и к такому варианту.
Если же психиатр не найдет в моем психическом здоровье никаких отклонений, настанет очередь следующих визитов. Священник может пролить свет на теоретическую сторону предлагаемой сделки, колдун — на некоторые практические вопросы.
Серега — писатель, человек творческий, обладающий богатым воображением. Он может что-нибудь присоветовать. (Например, пойти к психиатру. Но к тому времени, когда (если) я буду с ним говорить, этот совет уже потеряет свою актуальность.) Геныч — просто умный мужик, много на своем веку повидавший.
Вот.
Составив план действий на завтра, я пошел в ванную, разделся и пристально рассмотрел свое тело в большое настенное зеркало. Не знаю, что я искал. Наверное, родимое пятно в виде трех шестерок, сросшихся верхними закорючками. Не нашел.
Дурдом.
Почему демон пришел именно ко мне? Действительно ли в аду могут проводить лотерею? Я достал из кармана монету. Монета как монета, старинная, может быть. А может быть, современная поделка. От нее не пахло серой, не исходили какие-то зловещие флюиды. Обычный кусок металла, еще не факт, что благородного.
Ангел с одной стороны, и демон с другой. Может ли это что-то означать? Может означать что угодно.
Я подкинул монету, чтобы посмотреть, какой стороной она упадет. Монета повела себя странно. Она крутанулась в воздухе, полетела вниз по крутой дуге, ударилась об стол, подпрыгнула, еще раз крутанулась и приземлилась на ребро. Ребро было толстым, так что ничего удивительного в этом не было, и все же…
Я подбросил монету еще раз, и она снова встала таким же образом. Для чистоты эксперимента я подкидывал монету до десяти раз, и она ни разу не приземлилась ни на одну сторону, кроме как на ребро. По теории вероятности это было невозможно. Еще одна загадка.
Я посмотрел на часы. Половина третьего. Еще куча времени, а мне нечем себя занять.
Тогда я собрал вещи в спортивную сумку, закрыл номер, ключ оставил пока у себя, плюхнулся в машину и поехал в Москву. Отпуск все равно был безнадежно испорчен.
Районная поликлиника работала до семи вечера, в полседьмого я уже припарковал своего коня перед главным вестибюлем. Мой лечащий врач был еще на месте. Я изложил ему свою просьбу, он одарил меня весьма удивленным взглядом, попросил высунуть язык и даже попытался измерить температуру, и только потом выписал направление к психиатру. Но самого психиатра в его кабинете я уже не застал. Табличка на двери извещала, что сегодня свой прием он закончил еще в четыре часа, зато завтра принимает с восьми. Зайду в восемь, подумал я и двинул свои стопы к машине.
Ладно, поликлиника — это государственная организация со строго ограниченным рабочим днем, зато служители культа по идее должны принимать страждущих круглосуточно. Возможно, стоит начать поход со священника.
В связи с этим возникла другая проблема. Я не знал, где находится хотя бы одна церковь.
Но Москва — чертовски большой городишко, и церквей в ней должно быть предостаточно. Я принял соломоново решение — буду ездить по разным улицам до тех пор, пока не найду хотя бы одну церковь.
Уже через полчаса принятое решение себя оправдало, и я остановил машину на обочине.
Церковь находилась в глубине улицы, обнесенная черным железным забором, калитка была открыта, и я решил попытать счастья.
Я — человек не слишком религиозный и до сегодняшнего дня никогда не задумывался о Боге как о конкретном персонаже. В смысле, что Бог — это существо, всемогущее, всезнающее и вездесущее. Конечно, отрицать существование каких-то высших сил, влияющих на нашу жизнь, с моей стороны было бы откровенной глупостью, однако в высшие силы я и верил. В силы, а не в какую-то конкретную личность, по чьему образу и подобию я был создан.
Родители у меня были инженерами, бабушка — вообще из правоверных коммунистов, так что крестить меня никто не крестил, и внутренность церкви в своей жизни я видел только в кино. Что ж, пора заполнить этот пробел.
Хотя на улице еще было светло, внутри церквушки царил полумрак. Ровные ряды скамей, свечи, горящие перед иконами, и истово молящаяся старушка перед одной из них. Наверное, такие богобоязненные старушки есть в каждой церкви.
Я немного постоял на пороге, потом не слишком решительно прошел внутрь. Кроме меня и старушки других живых существ не наблюдалось.
Я прислушался к своим внутренним ощущениям. Никакого дискомфорта не испытывалось, руки не дрожали, и непонятный страх не поднимался из самых темных глубин подсознания. Это уже хорошо.
Минут через пять прислушиваться к своим внутренним ощущениям мне надоело. Я походил по залу, рассматривая картинки, полюбовался горящими свечами. Если бы я имел какое-то отношение к Сатане, это бы уже проявилось, правильно?
— Хватит ходить-то, — раздался прямо над ухом чей-то голос.
Я вздрогнул и узрел старушку, которая уже не молилась, а смотрела прямо на меня. Я и не слышал, как она подошла, хотя стояла она почти вплотную. В спецназе она, что ли, тренировалась?
— Ходют и ходют. А чего ходют? Чего хочут? Ты чего ходишь-то?
— Так, — сказал я. — Просто.
— Вот и иди отсюда, — сказала она. — Просто.
— Простите, — сказал я. — Но я здесь по делу как бы. Вы не знаете, где мне священника найти?
— Батюшку-то?
— Угу, — сказал я. — Батюшку.
— А что у тебя за дело?
— Э, — сказал я, — это личное дело. Между мной и батюшкой.
— Не хочешь говорить, не надо, — обиделась старушка. — Вон в ту дверь за алтарем стукни, там отец Алексий должон быть.
— Спасибо, — сказал я.
— Не за что. А то ходют тут, а чего хочут, чего ходют, непонятно…
Она снова заладила свою песню, на чем я ее и оставил. Прошел мимо алтаря, стукнул в указанную дверь, прочности которой могла бы позавидовать иная московская квартиpa, и получил глухой ответ, дескать, батюшка сейчас выйдет, обождите, грешная душа.
Удовлетворившись этим, я отошел и стал ждать. Хотелось курить, но не думаю, что это здесь было дозволено.
Минуты через три в церковь вошла девушка. Девушка была симпатичной, и в другое время и в другом месте я уделил бы ей гораздо больше внимания, а так остался просто сторонним наблюдателем.
Девушка подошла к иконе какого-то святого или чьей-то матери, вынула из своей сумочки свечу, зажгла ее и поставила перед иконой. До того как она это сделала, девушка была не слишком похожа на верующую. По крайней мере, как я это представлял.
На ней были кожаные штаны, короткая блузка с блестками, больше подходящая для ночного клуба, чем для церкви, роскошная грива каштановых волос покоилась на плечах. Лицо было довольно приятным, насколько мне позволял разглядеть полумрак церкви. Она выглядела представительницей того слоя молодежи, который представлял и я сам, а людей из нашего слоя загнать в церковь могли только чрезвычайные обстоятельства. Как меня, например.
Отворилась дверь за алтарем, и я увидел отца Алексия. Вопреки моим ожиданиям он был вовсе не стар, чуть постарше меня, быть может, и только окладистая борода прибавляла ему солидности. На нем была ряса, из-под которой торчали носки черных кожаных кроссовок.
— Кто тут искал аудиенции со мной? — вопросил он хорошо поставленным голосом профессионального проповедника, словно в церкви было не три человека, а целая толпа.
— Я, — сказал я.
— Машину, что ли, освятить хочешь, сын мой?
— Это зачем? — не понял я.
— Многие хотят, — сказал он.
— И что, освящаете?
— Освящаем с Божьей помощью, — сказал он. — За деньги.
— И сколько стоит? — пересилило мое любопытство.
— Это смотря какая машина, сын мой, — сказал он. — За наши дешевле берем, за нечестивый металл дороже.
— Логично, — сказал я. — И что, помогает?
— Не знаю. — Он пожал плечами, как мирянин. — Кто говорит, что от угона уберегает, кто говорит, что ломается реже.
— А свою машину вы освятили? — спросил я.
— У меня велосипед.
— Тоже хорошо, — сказал я. — Но я не по этому поводу.
— А по какому? — спросил он.
— Я посоветоваться хотел.
— Пойдем в исповедальню, сын мой, — сказал он.
Вообще такое обращение со стороны почти ровесника было нелепым, но говорить священнику об этом я счел нетактичным. Пришел в церковь — блюди ритуалы.
— Вы не поняли, — сказал я. — Я не исповедоваться пришел. Мне совет нужен.
— Исповедь никогда не помешает, сын мой, — сказал он. — Исповедуешься, глядишь, и легче на душе станет, может, тебе и совет мой без надобности будет.
— Вы думаете?
— Я знаю, сын мой, — мягко сказал он.
— А можно без исповедальни? — спросил я. — Так сказать, в приватной беседе?
— Здесь все беседы приватны, — сказал он. — Ты, я и Бог. Без исповедальни так без исповедальни. Главное не то, где ты исповедуешься, главное — твоя искренность.
— Вот и я о том же.
— Следуй за мной.
Мы прошли в ту дверь, из которой он вышел. За ней обнаружилась небольшая комната, в которой стояли два стула и стол. На столе лежала какая-то древняя книга явно религиозного содержания. Отец Алексий сел на один стул, я опустил свое бренное тело на другой.
— Ты вообще крещеный? — спросил он.
— Нет, — сказал я. — А это обязательно для того, чтобы посоветоваться?
— Не обязательно, — сказал он. — Просто для информации спрашивал. Итак, начнем. Грешен ли ты, сын мой?
— Наверное.
— Должно отвечать: «Грешен, батюшка».
— Понял, — сказал я.
— Так грешен ли ты, сын мой?
— Грешен, батюшка.
— Теперь подробно о грехах своих рассказывай.
— Обо всех? — спросил я.
— Только о тех, которые самыми главными считаешь.
— А вы никому не расскажете?
— Тайна исповеди священна, сын мой.
— О, — сказал я, — это хорошо.
— Рассказывай, — поторопил он. — Мне еще вечерню служить.
— Извините, — сказал я. — Просто не знаю, с чего начать.
— Я тебе помогу, — сказал он. — Начнем с худших грехов. Лишал ли ты когда-нибудь жизни Божьих тварей?
— Это людей, что ли?
— И людей тоже.
— Нет, — сказал я. — Один раз кошку на машине задавил, нечаянно. Это считается?
— Если нечаянно, то не считается. Умышленно зла не причинял?
— Разве что тараканам.
— Тараканы тоже не считаются. Крал ли когда-нибудь?
— А электронная информация считается?
— Считается.
— Грешен, батюшка. Я, вообще-то говоря, хакер.
— Богопротивное это занятие.
— Грешен, батюшка, — повторил я, потому как не знал, что еще можно сказать.
— Не страдаешь ли ты пороком гордыни?
— Э…
— Грешен, батюшка, — подсказал он.
— Грешен, батюшка, — покорно повторил я.
— Алчности?
— Грешен, батюшка.
— Не совершал ли ты блуда?
— Это в смысле секса?
— Верно, сын мой.
— Грешен, батюшка.
— Не способствовал ли ты абортам?
— Нет.
— Уже хорошо, — сказал он. — Не возжелал ли ты имущества ближнего своего?
— Да как-то…
— Грешен, батюшка.
— Грешен, батюшка.
— Отпускаю тебе грехи твои, сын мой, — сказал он. — Иди и больше не греши.