Оставаясь в одиночестве, Ален часто задумывался об этом мире. Очень давно карта империй представляла собою лоскутное одеяло: сотни мелких королевств, баронств, княжеств, общин, народов… Со временем образовались две империи. И если Нимадорг был более-менее однородной страной, то Сильена по-прежнему вмещала в себя гремучую смесь культур, традиций и нравов, разве что религия была одна.
Две сверхдержавы занимали практически весь континент, по форме напоминавший крылья бабочки, разделенные посередине непроходимой горной грядой. Было всего два места, где можно было пересечь эту границу, – Большой тракт и перевал Ста Королей. Был еще третий путь, в обход горной гряды с юга, но тем обходом разве что самоубийцы пользовались. Большой тракт – удивительной красоты долина, лежащая меж двух гор, которую перегораживали шесть Больших Врат. Первые Врата со стороны Нимадорга и Первые Врата со стороны Сильены представляли собой два форпоста, крепости, построенные в узких местах долины на входе и выходе. Четверо внутренних врат являлись, скорее, символами границы, чем реальной преградой.
Все западное крыло занимал Нимадорг, империя тирании и дикости, на взгляд любого сильенца. Владыка-тиран и всем заправляющий орден Оборотной Стороны или Магии Смерти. Некроманты в империи почти не знали ограничений и подчинялись напрямую владыке и верховному магистру ордена. Бесправные жители «нижних слоев общества». Со стороны Нимадорга находился остров Мертвых, земли демонов, с которыми нимадоргцы имели тесный контакт, как и с любым созданием нижнего, подматериального мира. Велимор, земля богов и созданий надматериального мира, лежал к югу от обоих крыльев и был почти недоступен для простых смертных.
И Сильена, Серебряная Империя, – полная противоположность Нимадорга. Император – мудрый правитель, никакой тирании, развитое магическое общество, система образования на высоком уровне, совсем неграмотных не было вообще. Равноправие проживающих здесь рас. Процветающая магия жизни во всех ее проявлениях. Боги вместо демонов. Но вот странно, несмотря на то что Серебряная Империя была более обширна, проживало там вполовину меньше народа, чем в Нимадорге. Если в Нимадорге в семьях было по пять-шесть детей, то в Сильене редко было даже трое, чаще – всего один. Другие приоритеты и принципы жизни. Другие стремления.
А южную оконечность восточного крыла континента занимали эльфийские леса и высокие дворцы. Горные же гряды принадлежали гномам, подгорному народу великих мастеров. Сильенцы ухитрялись жить в мире даже с орками, занимавшими часть архипелага с восточного края и небольшую часть самого крыла. Четких границ между державами восточного крыла не было. Условные границы в открытую не нарушались, а если нарушались, то никто не делал из этого большой проблемы. Менестрели и странники – так те вообще ходили где хотели, и никто их не останавливал.
Эльфы приняли участие в войне на стороне Серебряной Империи сразу и без лишней политической тягомотины. Даже орки решили выступить на стороне Сильены, что было немного удивительно для остальных, но никто даже не подумал отвергнуть помощь этих бешеных воителей.
Часто Ален с какой-то мучительной отчаянностью пытался понять причины вспыхнувшей войны, как-то оправдать ее… не получалось. Но он все равно старался подавить в себе ненависть и разобраться, что же происходило на самом деле.
Местная молодежь с восторгом приняла волшебника, а вот Ален сторонился шумных компаний и каких бы то ни было друзей. Хотя и не отказывал ребятам, когда те звали его с собой.
Глава 4
Непролитая кровь
– Хэй, Ален! – Рыжая веснушчатая голова Данилы высунулась из-за забора.
Волшебник оторвался от игры со старым псом, во время которой осторожно того лечил. Полный сил, помолодевший и здоровый пес азартно облаял незваного гостя.
– Тихо, Рэм! – Ален не повышал голос, который и без того был глубоким и сильным, что легко мог перекрыть любой шум.
Пес умолк. Ален вопросительно поглядел на приятеля.
– Слухай, командор, сегодня у Росомахи день рождения, он просил тебя пойти с нами обязательно! – сказал Данила.
Дубравцы безошибочно назвали Алена командором, не зная, что он таковым и являлся на самом деле.
– А чего сам не позвал? – поинтересовался волшебник.
– Дык он в корчме праздник обставляет.
– Тогда без проблем, – пожал плечами маг. – Чего-то особенного просил? И когда мне быть?
– Просил… э-э-э… – паренек почесал в затылке, припоминая слова друга, – праздник с волшебством сделать. Сказал, что в долгу не останется!
Ален продолжал выжидательно смотреть на Данилу. Он не любил задавать один и тот же вопрос два раза.
– На закате начнем, – закончил рыжий паренек.
Ален кивнул, и Данила ушел.
Волшебник сел у конуры и обнял пса за шею, позволив тому безнаказанно облизать свое лицо.
– Что, Рэмка? – спросил маг, ласково потрепав пса за холку. – Легче тебе стало, старик? Вот и хорошо. Долго ты жил, дружок, а проживешь еще в два раза больше.
Взглядом приказав ведру набрать воды из колодца, парень прислонился спиной к конуре. Полное ведро подгребло к нему, остановившись у ног. Алену не надо было даже смотреть на предмет, чтобы его перемещать. При желании он мог оторвать дом от фундамента и поднять его в небо. Хотя это стоило бы ему жесточайшего приступа ломающей тело боли.
Сняв перчатку, маг опустил руку в ледяную воду и прикрыл глаза. Стоило набраться сил. Сначала от воды, потом от огня. Можно было обойтись одним огнем, но вода избавляла от усталости, загоняла поглубже все темное в его душе и запирала Зверя на амбарный замок.
– Ал, ты только много не пей, хорошо? – наставляла мать тщательно затягивающего шнурки на высоких перчатках Алена.
– Я не маленький, мам, – ответил маг.
Карина закусила губу и расправила незначительную складку на жилетке сына, стряхивая несуществующие пылинки.
Пристегнув специальными ремешками ножны к штанам, Ален завязал тесемки на рукоятях обоих мечей.
– Оружие зачем берешь? – строго поинтересовалась Карина.
– Не могу я без мечей, мам. Неуютно. Как будто голый.
Закончив шнуровать высокие сапоги, Ален с сомнением посмотрел на куртку. В разгар июля даже ночью не требовалась верхняя одежда. Даже всегда замерзающему магу.
Перекинув через плечо сумку с подарком для именинника, парень собрался выйти из дома.
– Ал, будь осторожен, – тихо сказала мать вслед.
– Я всегда осторожен. – На миг задержавшись, Ален обнял маму. – Мам, мамочка, не волнуйся ты за меня. Я уже давным-давно не маленький. И все будет хорошо. Правда. Обещаю.
– Тяжело у меня на сердце, малыш, – сказала мать, обнимая свое великовозрастное чадо. – Чую, случится беда.
– Тем более мне надо быть там. Чтобы ни с кем не случилось плохого.
Громкие голоса и песню менестреля Ален услышал загодя, на подходе к корчме. Праздник обещал быть веселым. Рома Росомаха, главарь местных парней, приготовил магу место по правую руку от себя. Ален отвечал на громкие возгласы и радостные приветствия приятелей ровно, с легкой улыбкой.
Росомаха был шумным, веселым молодым бугаем. Он был больше Алена раза в два. Но к магу относился с уважением, потому что при своих размерах и неудержимом характере имел блестящий острый ум.
– Держи, Ромаха. – Ален протянул имениннику объемный сверток. – Сколько лет-то тебе минуло?
– Девятнадцатый год уж нынче! – ответил парень, разворачивая промасленную холстину.
Сверкнул полированный металл, и Росомаха не сдержал громкого ликующего вопля. Это была броня настоящей гномьей работы. Легкая, от шеи до пояса, с пластинами на спине и груди и кольчужными рукавами, она идеально защищала воина. Ни стрелой, ни мечом пробить ее было нельзя. К броне прилагался нож в ножнах из прочной черной кожи.
– Эх, порадовал так порадовал, командор! – воскликнул именинник, примеряя бронь.
Ален чуть усмехнулся, пригубив вино. Росомаха был тем человеком, который со всеми и каждым мог найти общий язык. Потому легко подчинил себе местную молодежь.
Двери корчмы распахнулись, и вошли три девушки. Маг поднял взгляд, и сердце его, на миг остановившись, пустилось в галоп. Двоих он знал: одна, Марина, была девушка Росомахи, другая, Марьяна, младшая сестра. Обе они были красавицы, но третья… Маленького роста, тоненькая, словно тростинка, огромные васильковые глаза сияли на милом личике, светлые волосы пышной волной спускались почти до колен.
«Нельзя! – крикнул себе Ален. – Даже не смотри!» Но девушка приковала его взгляд намертво. Она была прекрасна, как лесное утреннее солнышко, как рассвет над холмами… Волшебник судорожно вздохнул, поняв, что уже с минуту не дышит.
– Хороши? – Росомаха с дружеской улыбкой толкнул его в бок.
– Та… – Ален с трудом проглотил ком в горле. – Кто та… в голубом платье?
– Что, запал? – Рома усмехнулся. – Это Василиска. На нее не смотри, к ней многие подкатывали, все от ворот поворот получили. Она ни с кем, недоступная, как звезда с неба.
– Я такой красоты еще не видел, – едва сумел вымолвить Ален, не в силах отвести взгляд.
– Ха! – Главарь хлопнул мага по плечу. – Ну смотри, я тебя предупредил. Эй, девочки!
Марьяна и Марина долго и громко восхищались обновкой Росомахи, а Василиса тихо стояла в сторонке. Увидев волшебника, она едва заметно вздохнула и все поглядывала на него, когда он невероятным усилием воли отводил от нее свой взгляд. В голове не смолкал тревожный вопль: «Нельзя! Нельзя, глупый маг, тебе этого нельзя!»
Так вышло, что Василисе место досталось рядом с Аленом. Волшебник, вскочив, отодвинул для девушки стул, помог сесть.
– Василиска! Знакомься, – воскликнул Росомаха, положив руку на плечо мага, – это наш командор!
– Ален. – Маг склонил голову.
– Василиса, – нежным голоском представилась девушка.
Поднявшись, маг поцеловал девушке руку, самые кончики ее тонких пальцев. Василиса залилась румянцем.
«Что ты делаешь?! – барабанами стучало в голове Алена. – Придурок!»
Вместо того чтобы сесть на свое место и отвернуться в сторону, Ален налил девушке вина. Торжество шло своим чередом, вино и самогон лились рекой, маг же едва смог допить свой кубок. Горло словно сдавило тисками. Тем временем молодежь пошла танцевать, двое менестрелей слаженно играли веселую быструю песню. Волшебник притушил огни и повесил семь разноцветных магических шаров над головами танцующих. Шары время от времени пускали в толпу разноцветные зайчики.
Менестрели заиграли помедленней, и Росомаха увел свою Марину танцевать. Вскоре Данила пригласил и Марьяну. Толком не осознавая, что делает, Ален поднялся и, поклонившись Василисе, подал ей руку, приглашая на танец. Ее маленькая ладошка легла в затянутую перчаткой руку мага, и девушка легко поднялась, несмотря на то что у нее от волнения дрожали коленки. Девушка очень смущалась, но маг вел танец уверенно и виртуозно, и постепенно ей стало легко и хорошо, как никогда. Некоторые пары останавливались поглядеть, как танцуют двое: темный, словно ночь, юноша и светлая, как ясное весеннее небо, девушка…
Рано или поздно все заканчивается – закончился и этот волшебный танец. Менестрели тоже люди, они тоже хотят промочить пересохшее горло.
Оба немного потерянные, Василиса и Ален вернулись за стол, так и не сказав друг другу ни слова. Ален как следует приложился к своему кубку. Вино быстро пьянило. Внятных и цензурных мыслей в голове не осталось совсем. Маг смеялся над шутками ребят, старался рассмешить прекрасную девушку и выглядел беззаботным и счастливым.
Когда все порядком развеселились, Росомаха громко сказал:
– Ален! Ты – герой войны! Ты – наш герой! Расскажи нам, как все было!
Ребята за столом притихли, а волшебник мгновенно помрачнел.
– В войне нет ничего героического. – Его голос, негромкий, но звучный, разнесся по корчме. – И рассказывать не о чем.
Большой и шумный «человек, которого много», Росомаха расхохотался, хлопнув широкой ладонью мага по плечу.
– Не стесняйся, командор! Я знаю, что среди твоих наград лежит орден Семиконечной Серебряной Звезды! А такой орден за просто так не получишь. Их в империи наперечет. И героев, как ты, совсем мало.
Ален резко поднялся, сбрасывая руку Росомахи со своего плеча. Взгляд его обдавал запредельным холодом. Откуда только этот дурак узнал об ордене?
– В войне нет ничего героического, – повторил парень. – Нет ничего героического в убийствах людей, эльфов, оборотней, въерчей, гномов и реках пролитой крови. Нет ничего героического в горах вонючих, гниющих трупов и похороненных под ними обреченных раненых. Нет ничего героического в изуродованных трупах детей, повешенных на деревьях, стариков, заживо сожженных в домах. Нет ничего героического в изнасилованной эльфийской девочке, распятой на дереве! И орден – постоянное мне о том напоминание.
Звенящая тишина повисла над столом и пораженные, не верящие взгляды. Никто из них не дышал этим ужасом, кровью, смертью, грязью. Те, кто по доброй воле ушел на войну, всеми силами постарались, чтобы все это не докатилось до тех, кто остался.
– Извини, – мгновенно посерьезнев, произнес местный главарь. – Я не знал, о чем прошу.
Тут очень вовремя заиграли менестрели, почуяв, что обстановку следует разрядить.
– Прости ты уж меня, дурака, не знал, – извинился именинник.
Не слишком уверенно ветеран сел обратно и осушил кубок до дна. Ему тут же налили еще.
– Не надо войны, – успокоившись, сказал Ален. – Лучше не надо.
В голове у него изрядно шумело.
Василиса неотрывно смотрела на волшебника своими бездонными глазами. Глубокая боль, затаившаяся на дне его синих глаз, ранила ее в самую душу. Ее ладошка легла поверх руки очень молодого ветерана. Он мгновение рассматривал эту хрупкую изящную ладошку, а потом накрыл ее своей затянутой в перчатку рукой и поднял потеплевший взгляд к лицу девушки.
– Богиня, – шепнул Ален.
– …Кто-о? – отчетливо и громко вдруг прозвучало в шумной компании. – Ваш хлюпик? Да я его одним мизинцем сделаю!
Ален насторожился. Голос исходил из дальнего угла корчмы, где с местными ребятами сидели шестеро чужаков. Как они оказались на празднике, Ален не знал. Взяв кубок, он отпил вина, продолжая слушать.
– Что – помолчи? Кто пьяный? Да я даже не… – громко продолжал широкоплечий парень за дальним столом. – Шарлатан ваш чародей! Хлюпик и слабак! «В войне нет ничего героического»! Ха! Да он просто… Что ты мне тыкаешь? Сам заткнись! Тоже мне маг! Нашелся фокусник и сказочник!
Бронзовый кубок в тонкой руке треснул. Росомаха тревожно поглядел на приятеля.
– Вышвырнуть их? – спросил главарь.
– Я сам, – ответил юноша, поднимаясь.
Размеренным шагом он приблизился к столу чужаков, по пути внимательно изучив всех. Шестеро, судя по всему, были матерыми. Двое – широкоплечие, высокие, сильные – были братьями. Еще один, тоже высокий, выделялся почти такой же, как у Алена, одеждой, опасным взглядом и плавными, танцующими движениями. Четвертый был обыкновенный – рыжий и веснушчатый парень, чье лицо уродовал шрам. Этого отличали злое выражение лица и постоянная угрюмость. На пятом взгляд Алена задержался. Это был эльф. Заостренные уши прикрыты роскошной белоснежной шевелюрой, губы изогнуты в презрительной ухмылке. Крупный представитель своей расы, слишком высокий и широкоплечий. Эльф показался ему смутно знакомым. Приглядевшись, Ален заметил кое-что весьма необычное: мало того что тот пил вино, он еще и ел мясо, что эльфам было категорически противопоказано. Что-то волчье, несвойственное этой расе, было в облике беловолосого. Шестой, почти такой же невысокий, как Ален, внешностью напоминал крысу.
Недоумевая, что эта компания забыла в Золотой Дубраве, Ален остановился за спиной широкоплечего.
– Может, осмелишься все это мне в лицо повторить?
Парень обернулся, в его глазах появилась и тут же исчезла тень испуга. Он оценил, что Ален, стоя рядом, был ненамного выше его, сидящего.
– А вот и осмелюсь! – Парень был изрядно пьян.