На следующий день Бемиш прочитал статью об Империи Великого Света во влиятельной и, стало быть, либеральной «Стандард Таймс». Статья была написана вчерашним журналистом. Статья изображала предвыборную гонку на Bee как борьбу между продажными чиновниками и истинными выразителями народной демократии. Истинным выразителем народной демократии был Ядан, возглавивший партию, которая называлась «Партией Народной Свободы». Продажные чиновники и отдельные нажившиеся на грабеже империи международные финансовые акулы изо всех сил старались опорочить народного лидера.
За статьей последовало интервью с Яданом. Журналист спросил Ядана: «Правда ли, что вы считаете иномирцев бесами?»
– Я не знаю, откуда взялась эта безумная утка. Впрочем, господин Бемиш плохо говорит на нашем языке. Вы говорите: «Пошел к черту», а мы говорим в таких случаях: «Ты – бес, иди домой». Может быть, кто-нибудь из моих друзей выругал так господина Бемиша, а тот, не очень твердо разбираясь в культуре, воспринял выражение буквально. Или вот вам еще один пример. Некоторые иномирцы пустили басню, что-де «знающие путь» утверждают, что их глава родился из золотого яйца. Но это лишь метафорическое выражение. «Вылупиться из золотого яйца» значит у нас то же, что у вас – «родиться в рубашке».
Прочитав статью до конца, Бемиш приказал доставить к нему Ашиника. Это оказалось нелегко сделать, поскольку Ашиник, хотя и перестал прятаться, везде появлялся в окружении тройного кольца охраны. Бемишу пришлось удовольствоваться номером его комма, известным лишь десятку людей. Он позвонил ему и в бешенстве заорал на отменном вейском:
– Это я плохо говорю по-вейски, да? Это ваша придумка, Ашиник, использовать для укрепления вашей секты наши СМИ? Ваша идея – внушить заезжему щелкоперу, что он лучше разбирается в тонкостях местной культуры, чем президент Ассалахской компании?
– Ай-тана хари (Бес, иди домой), – с издевкой ответил Ашиник, и связь прервалась.
Бемиш был достаточно раздосадован, чтобы тут же издать приказ об увольнении Ашиника, до сих пор продолжавшего номинально числиться в штате.
* * *
Как и большинство иномирцев, живших и работавших в империи, Бемиш стоял перед странной проблемой. С одной стороны, чужаки прекрасно – порой лучше правительственных чиновников – понимали, что из себя представляет так называемая «партия народной свободы», возглавляемая Белым Старцем Яданом.
Устроить против этих людей массовую кампанию в галактических средствах информации было на самом деле нетрудно. Но такая кампания обрушила бы рынок вейских акций, потому что деньги – самая пугливая вещь на свете. И наоборот, сектантам она нисколько бы не повредила, потому что какое дело сектантам, что о них говорят бесы?
Местные иномирцы посовещались между собой и сошлись на том, что победа этих маргиналов ну никак невозможна. Поэтому пусть себе либеральные газеты балуются с новыми героями. Зачем заниматься разоблачениями? Только резать свою же маржу.
Фондовый индекс, по мере приближения выборов, рос как на дрожжах, потому что фондовые индексы в развивающихся странах всегда растут перед выборами, и разоблачать в этих условиях партию народной свободы было все равно что писать себе в суп. И из бумажных и спекулятивных прибылей, полученных бизнесменами или финансистами из иномирцев, значительная часть жертвовалась на избирательную кампанию Шаваша – бесспорного в их глазах и милого их кошельку будущего лидера страны. Она жертвовалась на основании бесспорных и убедительных прогнозов, предрекавших победу Шаваша.
И нельзя было даже сказать, что прогнозы эти были куплены или проплачены. Большая их часть была составлена независимыми социологами. Просто крестьяне империи за две тысячи лет научились не очень-то доверять власти, и когда к ним в село приезжал независимый социолог на новенькой машине и с новеньким компьютером, они старались отвечать на его вопросы так, как будет приятно независимому социологу. Крестьяне боялись, что если они будут отвечать неправильно, то вместо независимого социолога приедут «желтые куртки».
Впрочем, Ассалахской компании выборы принесли кое-какие проблемы. Ашиник слишком часто давал интервью для экрана и сети, и если его высказывания по отношению к иномирцам были в целом корректны, то именно на примере Теренса Бемиша он разъяснял особенности коррупции в империи. Это не прибавляло здоровья котировкам компании, и рост их заметно отставал от роста общего фондового индекса.
Но самое страшное для Бемиша было то, что благодаря выборам поссорились Шаваш и Киссур – два человека, которые очень много значили для планеты и не меньше – для самого Бемиша. Разлад начался исподволь, с того момента, как Киссур открыто заявил, что он против всяких выборов.
Шаваш – наоборот. Когда государь сказал в лицо Шавашу, что никогда не назначит его первым министром, Шаваш понял, что он может стать первым министром только по воле народа.
Почти немедленно, торопясь и лихорадочно поспешая, Шаваш бросил все свои силы и средства на раскрутку пиар-кампании и создание собственной партии. Методы Шаваша были сколь первобытны, столь и действенны. Двери особняка министра финансов были распахнуты для нищих; день и ночь в них раздавали бесплатную похлебку и пироги.
В это время принимали закон о минимальной заработной плате. Молочный брат государя Ишим, исполнявший обязанности первого министра, настаивал на пятидесяти ишевиках, Шаваш – на восьмидесяти. Ишим настоял на своем. Тогда министр финансов Шаваш возвестил, что он из своего кармана доплатит недостающую сумму тем работникам столицы, кто получает меньше восьмидесяти ишевиков.
Дважды на Шаваша совершались покушения. Трудно сказать, подлинные ли то были покушения или нет, но, без сомнения, Шавашу они пошли только на пользу: он стал единственным человеком, противостоящим сектантам, и таковым воспринимался и благонамеренными людьми, и иностранными инвесторами.
Разрыв между Шавашем и Киссуром, которые вполне могли уживаться при императорском дворе, стал неизбежен, как только первый превратился в главу партии «Вейский демократический блок», а другой – в человека, считавшего демократию несусветной глупостью, пригодной для империи не больше, чем меховая шуба – для тридцатиградусной жары.
Окончательная ссора произошла на пирушке в одном из загородных дворцов Шаваша. Бемиш присутствовал на ней: ему надо было встретиться с несколькими чиновниками из Чахара да вручить Шавашу чек на избирательную кампанию.
Они все были пьяны, Киссур, пожалуй, менее, а Шаваш более всех. Во всяком случае, Шаваш полулежал, раскинувшись, на диванчике, а на его коленях сидел один из его рабов, смазливый мальчишка лет четырнадцати, чьи отношения с хозяином не вызывали сомнения ни у кого из присутствующих. Мальчик теребил золотые нити, оторачивавшие белую шелковую куртку хозяина, и подбирал кусочки с его тарелки, и настал наконец момент, когда будущий премьер-министр, светоч и надежда народа, враг инфляции и столп добродетели, с замаслившимися глазами стал пробираться к выходу, подталкивая перед собой мальчишку. Двое или трое просителей, вившихся вокруг Шаваша в надежде обговорить разные дела, убрались с дороги, понимая, что лучше сейчас не встревать между министром и скромным мальчиком, и в этот момент перед Шавашем оказался Киссур. Он стоял очень прямо, в черной рубашке и черных штанах безо всякой вышивки и оружия, и его холодное жесткое лицо с карими глазами и белокурыми, собранными в пучок волосами глядело на Шаваша сверху вниз. Широкоплечий и узкобедрый Киссур возвышался над министром финансов на добрую голову, хотя на Киссуре были мягкие черные мокасины, а на маленьком чиновнике – расшитые серебром туфли с загнутым носком и высокими каблуками.
– Шаваш, – сказал бывший первый министр империи, – ты правда собираешься завтра в Ланах?
В Ланахе должен был быть съезд трех провинций, банкеты для избранных и пироги для всех.
– Да.
– Не езди, я прошу тебя.
Шаваш ошеломленно улыбнулся.
– Я не могу, Киссур. Народ ждет меня там.
– Я прошу тебя, Шаваш, не надо. Ради нашей дружбы. Недостойно вейского чиновника обезьянничать этим глупостям иномирцев, участвовать в выборах.
Шаваш пьяно хихикнул.
– Это твоя личная просьба?
– Нет. Я говорю от имени другого.
Киссур не сказал: «другого человека». Никогда, даже в душе, он не называл императора Варназда человеком. Император всегда был для него – бог.
– Тот, от имени кого ты говоришь, боится, что я выиграю выборы?
– Ты недостоин стоять во главе государства.
Все присутствующие, затаив дыхание, слушали этот диалог, вскоре обросший самыми фантастическими подробностями. И Киссур, и Шаваш, как уже говорилось, набрались выше глаз, а что у трезвого на уме…
Шаваш засмеялся.
– А что ты мне предложишь, Киссур, взамен?
– Все, что ни пожелаешь. Ты хотел Чариз. (Государь подарил Киссуру много поместий в нефтеносных районах Чариза.) Хочешь, я зарежу Ядана?
Шаваш захихикал еще громче. Он пошатнулся и, чтобы устоять на ногах, ухватился за плечо Киссура, а потом споткнулся и встал на колени. Золотистые его локоны коснулись руки Киссура.
– Киссур… Отдай мне Идари, и я не буду участвовать в выборах.
Все на мгновение замерли, еще не понимая, что происходит. Первым среагировал сам Киссур. Его руки, находившиеся у самого лица Шаваша, вдруг сцепились между собой, и этими-то сцепленными руками Киссур ударил Шаваша в подбородок.
Министр описал в воздухе длинную дугу и приземлился спиной на праздничный стол, разбрызгивая во все стороны соусы и закуски и ломая бесценные, времен пятой династии, фарфоровые тарелки.
Киссур схватил первое, что подвернулось ему под руку, – а подвернулся ему высокий пятисвечник в форме пылающей розы на бронзовом пруте, и с диким ревом устремился вслед за ним. Тут-то на Киссура бросились Бемиш и Шавашева охрана, и, если бы не они, Киссур бы несомненно насмерть зашиб любезного хозяина праздника, а так дело ограничилось только тем, что Киссур убил одного из охранников да сильно покалечил второго.
* * *
На следующий день Бемиш приехал в особняк Киссура. Киссур сидел на заваленном подушками ковре, скрестив ноги, весь зеленый с перепою и с рукой в лубке. Руку ему вчера сломал Бемиш. Напротив Киссура сидели его брат Ашидан и Ханадар Сушеный Финик, и нельзя сказать, чтобы они приняли Бемиша чрезмерно дружелюбно.
– Сукин сын, – сказал Киссур из подушек, – я его все равно убью.
Он имел в виду Шаваша.
– Вы были пьяны, – возразил Бемиш, – вы еще помиритесь.
Киссур хрипло засмеялся.
– Не валяй дурака, Киссур! Шаваш – просто похотливый козел! Он у меня чуть не отнял Инис! Он спит со всеми женами подчиненных!
– Ты все-таки чужак, Теренс. Ты не разбираешься ни в чем, кроме акций, как тебя ни учи! Он спит со всем, что имеет между ног дырку, спереди эта дырка или сзади, он не вылезает из кабаков, он даже на переговоры с Галактическим банком таскает за собой этого мальчишку, и он осмеливается просить у меня мою жену!
* * *
Выборы в первый парламент Веи состоялись через два с половиной месяца после скандала с «Синим солнцем». Абсолютное большинство избирателей – шестьдесят семь с половиной процентов – проголосовали за Партию Народной Свободы, также известную как секта «знающих путь».
В тот же день государь объявил результаты голосования недействительными и отдал приказ об аресте Ядана и Ашиника – двух лидеров секты.
Ядан пропал. Ашиник бежал на Землю. Его появление произвело фурор. Обаятельный молодой человек двадцати пяти лет, с безупречным английским, годовым опытом вице-президентства в крупной трансгалактической компании и годовым же сроком учебы в элитной школе бизнеса никак не соответствовал обвинениям, выдвигаемым официальными властями Веи: обвинениям в терактах, в манипуляции волей людей, массовом гипнозе и, главное, в буквальном понимании предвыборного лозунга «иномирцы – бесы».
Через два дня после бегства Ашиник появился в самом популярном политическом шоу седьмого канала. Он объяснил все слухи против партии народной свободы очень просто: чиновники решили провести выборы, надеясь таким путем получить больше власти, чем имели до тех пор. Когда оказалось, что на выборах победила народная партия, результаты их были отменены, а на саму партию обрушилась чудовищная, ни с чем не соразмерная клевета.
Ведущая ток-шоу спросила: собиралась ли его партия национализировать, в случае победы, имущество иностранных компаний?
– Нет, – ответил Ашиник, – но мы бы стали добиваться, чтобы деятельность предпринимателей и финансистов Федерации Девятнадцати полностью соответствовала законам Федерации.
Примеры?
Ашиник покровительственно улыбнулся. Он пришел на ток-шоу в мягких замшевых брюках и пушистом бело-синем свитере с высоким воротником, очень модном в этом году на светских неформальных вечеринках. Под воротником ненавязчиво посверкивал значок выпускника Хэвишема, – красный цвет его означал, что обладатель значка окончил лучшую в Галактике бизнес-школу первым среди сокурсников.
Ашиник может назвать примеры. Он год проработал на Теренса Бемиша, создавшего одну из крупнейших промышленных империй Beи. Теренс Бемиш купил около восьми процентов акций Ичарского завода полиметаллов через час после того, как господин Шаваш, его друг, поставил свою подпись под документом, продающим завод компании MetalUranum, и за день до того, как о сделке стало известно. Это принесло ему сто девяносто миллионов денаров.
Теренс Бемиш купил на шестьсот миллионов облигаций «золотого займа» после того, как близкий друг Шаваша, некто Ошин, сделал заявление, ставящее под сомнение выплату процентов по этим облигациям, вследствие чего их курс упал почти на сорок процентов. Через день Ошин был уволен, курс вырос до прежнего уровня, а Теренс Бемиш заработал около двухсот пятидесяти миллионов денаров. Через неделю Бемиш сделал Ошина управляющим компании «Эсса».
– Это – инсайдерская торговля, – заявил Ашиник, – и во всем мире она является преступлением. Несомненно, что Теренс Бемиш покупал ценные бумаги, располагая информацией о том, что цена их резко вырастет. Пресечение ее не несет рынку. Напротив, оно обеспечивает равные правила игры для всех.
– А этот господин Ошин, – он продолжал заниматься ценными бумагами? – спросила ведущая.
– Нет. «Эсса» занималась импортом, а весь импорт шел через фирмы-двухмесячники. Дело в том, что, по нашему законодательству, налоговые отчеты сдаются раз в два месяца, и фирма, существующая меньший срок, просто не платит налогов. Фирмы использовались в двояких целях. Обычно их преемники полностью выполняли обязательства предшественника, но иногда, в тех случаях, когда Бемишу или его друзьям требовалось кого-то наказать, преемник просто не оплачивал товар. За счет этого ассалахский импорт был на тридцать процентов дешевле импорта через любой другой космодром.
– Значит ли это, – полюбопытствовала ведущая ток-шоу, – что вы, придя к власти, станете строго взимать все пошлины?
– Для начала мы их снизим, – ответил Ашиник, и длинные пальцы его ненавязчиво коснулись красного значка выпускника Хэвишема. – Мы против протекционизма и ограничений внешней торговли. Но когда с одних пошлину требуют, а с других нет – это не протекционизм. Это коррупция.
– А полностью ли платил налоги сам космодром? – спросила ведущая.
– На все сто процентов, – ответил Ашиник, – только не деньгами, а фантиками. Дело в том, что в прошлом году в империи начался эксперимент по выпуску налоговых векселей. Эти векселя представляли собой переоформленные в ценные бумаги задолженности предприятия перед вейской казной. Всем было известно, что от Бемиша платежей по этим векселям не дождешься, и для его предприятий они стоили три-четыре процента от номинала. По этой цене Бемиш их и скупил через подставных лиц. Более того – Бемиш накупил множество налоговых векселей тех компаний, на которые он положил глаз, – а вот эти-то компании заставили платить, и через суд эти векселя были обменены на акции предприятий-неплательщиков.