— Все верно, — Гюнтер кивнул, — а откуда вы знаете?
— Из списка дезертиров, — ответил Патрик Тэммелен, — вижу, вы удивлены. Мне кажется, лучше всего будет, если вы сядете за стол, закажете себе что-нибудь, а я расскажу вам о списке дезертиров. Это занимательно, я обещаю.
— Мы заинтригованы! — объявила Рената, и села на диванчик, потянув за собой мужа.
Рассказ Тэммелена оказался прост и незатейлив. Инфобаза продажи билетов аэропорта Реюньон имела довольно слабый firewall — «от честных людей», так что списки могли получить любые персоны с элементарными хакерскими навыками. Таким образом, все имена пассажиров «Либертатора», заказавших места на завтрашний рейс в Париж, без особого труда выяснены. А дальше, администрация гипер-лайнера предприняла очень простую психологическую операцию по переубеждению «дезертиров»: пустила слух о богатых минеральных залежах на Маскаренском плато, и протащила на собрании билль относительно заявок на участки. Теперь, в порыве жадности, большинство пассажиров «нижнего финансового уровня», собравшихся покинуть «Либертатор», изменили свое решение, и остаются, чтобы попытать счастья на «подводном Клондайке».
— Патрик, а сколько оказалось пассажиров с мозгами? — напрямик спросил Гюнтер.
— Все поместились за этим столиком, — ответил англичанин.
— Scheisse! — воскликнула Рената, — Как люди могут быть такими тупыми! Сейчас они внесут депозиты за участки, и прилипнут, как мухи к дерьму! Как они этого не видят?
— Сейчас, — заметил Гюнтер, — я удивляюсь, как мы с тобой оказались такими тупыми, и приобрели акции этой сомнительной калоши с воображаемым подводным Эдемом.
— Но, мы хотя бы, сейчас сообразили, — заметила она.
— О! — встряла Йошида Акеми, — Мы с Патриком так рады, что вы сообразили! Нас уже четверо, и нам будет легче, когда хунвейбины придут и начнут нас обрабатывать.
Рената посмотрела на японку с недоумением.
— Извини, Акеми, что значит «хунвейбины»?
— Ты не знаешь хунвейбинов, активистов Культурной революции в Китае, при Мао?
— Это я знаю, только здесь не Китай 1950-х годов.
— Но, — откликнулся Патрик Тэммелен, — некоторое сходство несомненно.
— Scheisse… — снова произнесла германка, — …Вы полагаете, что они готовы дойти до физического насилия?
— Спокойно, хорошая моя, — Гюнтер положил ладонь на плечо жены, — бояться не надо. Администрация, возможно, хотела бы применить насилие, но не решится на это. У них далеко не такое прочное положение, как они пытаются представить. Мы с тобой вместе читали прессу. Их уже подозревают в заказном убийстве, и в других нарушениях закона, поэтому не в их интересах обострять ситуацию.
— Я присоединяюсь к этому мнению, — сказал Тэммелен.
— И все-таки, — негромко сказала Йошида Акеми, — лучше нам с этого момента все время держаться вместе. Так спокойнее и надежнее.
— Ты права, — согласилась Рената, — скажи, у вас есть дети?
— Нет, мы пока не решили этим заняться.
— Понятно. А у нас с Гюнтером двое детей. Если вы не против, давайте сейчас вместе пойдем, заберем их из nursery-service, а потом все соберемся у нас в апартаментах. Там, наверное, немного тесновато вшестером, но ведь это только до завтра.
— Разумный план, — оценил англичанин, — давайте по дороге зайдем в наши апартаменты, заберем вещи, чтобы нам больше туда не возвращаться. Потом забираем ваших детей, и перемещаемся к вам, чтобы залечь на тюфяки, как сказано у Пьюзо в «Крестном отце».
Через полтора часа после собрания акционеров.
Донжон — зал заседаний Совета Тетрархов.
Грэхем Норхорн, которому сегодня досталась роль председателя, брезгливо скривился, бросил на пол бумагу, которую только что читал, и проворчал:
— Черт знает что! Эти букашки воображают, что мы будем с ними миндальничать!
— Неповиновение должно пресекаться, — высказал свое мнение эмир эль-Обейда.
— А в чем проблема? — поинтересовался Ахмад Махстан.
— Не то, чтобы проблема, — ответил Норхорн, — просто, четверо пассажиров решили, что могут поступать, как им вздумается, покинули общее собрание, а потом устроили свое собственное. А завтра они намерены выйти из проекта и улететь в Париж.
— Они европейцы? — уточнил бенгальский стальной король.
— Да, Ахмад. Двое германцев, один англичанин, и одна японка, живущая в Англии.
— Понятно, а что думает об этом Петер?
— Я думаю, — произнес Петер Раттенкопф, — что имеет смысл выслушать мнение моего доверенного адвоката, Эдварда Флегенхайма, вы все его знаете.
— При чем тут адвокат? — удивился Феззан Ар-Рашид эль Обейда.
— Эдвард полагает, — пояснил Раттенкопф, — что в данном случае нужна осторожность.
— Осторожность? — еще более удивленно переспросил эмир, — разве мы тут не хозяева?
— Я считаю, — твердо сказал швейцарец, — что нам полезно выслушать мнение Эдварда.
— Хорошо, — решил Норхорн, — давайте послушаем адвоката. Пригласите его.
Через минуту Эдвард Флегенхайм уже стоял посреди зала. Петер Раттенкопф, весьма аккуратно подбирая слова, обратился к нему:
— Эдвард, скажите нам, есть ли какие-то препятствия к тому, чтобы очень убедительно поговорить с герром и фрау Киршбаум, мистером Тэммеленом и мисс Йошида?
— К сожалению, мингерр, препятствия есть, — ответил адвокат.
— Какие? — резко спросил эмир эль-Обейда.
— Видите ли, Ваше величество, упомянутые персоны не желают приходить по вызову к старшему офицеру ППУ, ссылаясь на свою занятость в связи с завтрашним отъездом.
— А кто им разрешал куда-то уезжать? — возмутился эмир.
— Видите ли, Ваше величество, они полагают, что им не требуется разрешение.
— В таком случае, — заметил Ахмед Махстан, — следует послать полисменов, чтобы этих самонадеянных пассажиров поместили в изолятор и объяснили им положение вещей.
— Увы, мистер Махстан, это приведет к осложнению ситуации. Упомянутые персоны не отменили резервирование мест на рейсе Реюньон-Париж…
— …Ерунда! — перебил бенгалец, — Надо просто отобрать их сотовые телефоны и послать стандартные SMS об отмене резервирования.
Адвокат Флегенхайм сделал грустное лицо и развел руками.
— Мне жаль, мистер Махстан, но герр и фрау Киршбаум позвонили в Штутгарт своей домработнице, и сообщили ей, что завтра вечером приедут домой. А мистер Тэммелен позвонил в Кентербери референту своего издательского холдинга, и обещал позвонить завтра уже из Европы, чтобы обсудить некоторые публикации. В обоих случаях были объявлены однозначные приказ обратиться в полицию, если завтра не будет контакта.
— Черт! — Грэхем Норхорн ударил кулаком по подлокотнику кресла, — Какие-то букашки хотят напугать нас полицией! Надо разобраться с ними, и преподать урок остальным!
— Мне жаль, мистер Норхорн, но если с обсуждаемыми персонами что-то случится, то довольно трудно избежать объяснений с полицейскими властями Евросоюза.
— Пусть трудно, — сказал американский компьютерный магнат, — но это надо сделать. На корабле необходим порядок! Сколько будет стоить решение проблемы?
— Мне жаль, мистер Норхорн, но я не вижу, как можно решить эту проблему за деньги. Практически, такие задачи порой решают спецслужбы, но в нашем случае это тоже не бесспорно. Спецслужбы не любят обрабатывать темы, на которых уже пасется пресса.
В зале повисла тишина. Петер Раттенкопф нервно сплел руки на животе и спросил:
— Что вы предлагаете, Эдвард?
— Простите, мингерр, но моя работа не предлагать, а объяснять и исполнять.
— Черт! — Норхорн снова ударил кулаком по подлокотнику, — Я ненавижу адвокатские увертки! Мистер Флегенхайм, ваша работа — решать проблемы! Ясно?
— Юридические проблемы, сэр, — невозмутимо уточнил адвокат, — а в данном случае, я должен, при всем уважении к вам, сэр, отметить, что проблема не юридическая, и я не обладаю профессиональными знаниями и навыками для ее решения.
— Петер, — произнес Норхорн, сердито глядя на швейцарского магната, — эта проблема в европейском секторе, в вашей сфере ответственности. Предложите же что-нибудь.
— Я думаю, — ответил Раттенкопф, — что задачу можно поставить, как юридическую. Это позволит Эдварду, при наличии достаточных полномочий, решить ее путем правильно организованных переговоров, и получить результат, который нас устроит.
— Переговоры… — Норхорн брезгливо скривился.
— Мне, — сказал Раттенкопф, — тоже не нравится этот путь, но если так мы избавимся от последних паршивых овец в нашем стаде, то, я думаю, на это можно пойти.
Еще через час. Правый фронтальный корпус гипер-лайнера.
Апартаменты семьи Киршбаум.
Швейцарский адвокат протянул руку и коснулся кнопочки звонка.
— Кто? — послышался мужской голос из динамика переговорной коробки.
— Это Эдвард Флегенхайм, мы только что общались по телефону, мистер Киршбаум.
— Открываю, — сказал тот же голос. Замигала табличка «open». Адвокат толкнул дверь, и шагнул в маленький тамбур, от которого шла короткая лестница вверх, собственно, в апартаменты. На лестнице стояли Гюнтер Киршбаум и Патрик Тэммелен.
— Добрый день, джентльмены, — сказал Флегенхайм.
— Проходите в холл, это вверх и налево, — сухо произнес Киршбаум, не затруднив себя ответом на приветствие.
— Как вам угодно, — адвокат профессионально улыбнулся, и проследовал в холл. Двое пассажиров прошли следом за ним, и Киршбаум предложил:
— Садитесь за стол.
— Хорошо, — адвокат снова улыбнулся, и устроился в одном из кресел, расставленных по периметру круглого пластикового стола. Киршбаум и Тэммелен молча сели напротив.
— Джентльмены, — начал Флегенхайм, — мне очень хотелось бы понять причины вашего недовольства. И, я думаю, надо пригласить фрау Киршбаум и мисс Йошида, они тоже пассажиры, и имеют равное право высказать свои претензии.
— Они доверили это нам, — лаконично сообщил Тэммелен.
За столом наступили тишина, и швейцарский адвокат сделал вывод, что ситуация уже слишком запущена, поэтому трудно надеяться на хороший исход, и все же…
— Я полагаю, джентльмены, что вас снабдили некой негативной информацией. Было бы правильнее, если бы вы сказали, что это за информация. Возможно, есть опровержение.
— Ладно, — сказал Гюнтер, — вот факты. Первый: когда около сотни пассажиров решили покинуть «Либертатор» и улететь в Европу, администрация устроила на собрании игру, известную, как «поле чудес в стране дураков», чтобы пришпилить пассажиров к месту, вытащив из них заодно еще денег. Второй: когда мы четверо ушли с этого спектакля, возбудилась ППУ и потребовала нашей явки для каких-то объяснений, как будто мы — клиенты исправительной колонии, а не акционеры, заплатившие серьезные деньги на реализацию проекта. А теперь, попробуйте опровергнуть.
— Герр Киршбаум, — сказал адвокат, — что вы знаете о коммерческих провокациях, как о средстве в конкурентной борьбе?
— Вы пришли читать нам лекции? — насмешливо спросил Тэммелен.
— Нет, я пришел апеллировать к вашему здравому смыслу, и начну с уточнения: вы не сегодня решили уехать. Вы заранее зарезервировали места на рейс до Парижа. Этому, вероятно, была причина, и хотелось бы понять: какая?
— А давайте, — вмешался Гюнтер Киршбаум, — сначала я вам задам несколько вопросов.
— Конечно, пожалуйста, задавайте, — согласился Эдвард Флегенхайм.
Гюнтер, глядя прямо в глаза адвокату, поднял растопыренную ладонь, и начал загибать пальцы.
— Первое: кем избран Совет Тетрархов и какие у него полномочия?
…Второе: кто командует сотрудниками ППУ?
…Третье: что случилось с Иоганном Вилвортом?
…Четвертое: кто поделил пассажиров на четыре неравноправных сословия?
…Пятое: на борту девушки с темно-зеленой кожей, и хищными глазами — кто они?
…Пока достаточно. Я слушаю ваши ответы, герр Флегенхайм.
— Герр Киршбаум, когда я начал говорить о коммерческих провокациях, то, фактически, приступил к ответу на ваши, тогда еще не заданные, вопросы. Возможно, вы не успели задуматься о последствиях того, что на Маскаренском плато обнаружены минеральные ресурсы весьма внушительной стоимости. Именно поэтому против компании «Гипер-Лайнер», владеющей исключительным правом геологической разработки этого плато, развязана кампания клеветы, или, как модно выражаться: «информационная война»…
— Экспертизу сюда, — резко перебил Патрик Тэммелен, похлопав ладонью по столу.
— Какую экспертизу? — удивился адвокат.
— Геологическую экспертизу, — пояснил англичанин.
— Если вы желаете, мистер Тэммелен, то я подготовлю вам документ-обязательство о неразглашении конфиденциальной информации, и когда вы его подпишете, то сможете ознакомиться с результатами исследований геологов.
— Отлично, герр Флегенхайм! До утра еще достаточно времени, чтобы все это сделать.
— Извините, но рабочий день закончился, сейф с документацией уже опечатан.
— Какая жалость! — англичанин вздохнул, — Значит, чтобы это посмотреть нам придется отказаться от вылета в Париж, не так ли?
— Увы, да, — подтвердил швейцарский адвокат.
Англичанин посмотрел на Гюнтера Киршбаума.
— Что ты об этом думаешь, дружище?
— Тут нечего думать, Патрик, этот старый трюк называется «кормить завтраками». Мне кажется, что и ответы на мои пять вопросов я смогу получить только завтра. А когда наступит завтра, то оно станет «сегодня», и ответ я смогу получить, опять-таки, завтра.
— Угу, — англичанин саркастически улыбнулся, — это чертовски увлекательно: гоняться за завтрашним завтраком. Но, у нас другие дела, герр Флегенхайм.
— Так что, — договорил германец, — извините, но мы вынуждены с вами попрощаться.
— Ладно, — сказал адвокат, и встал из-за стола, — я не буду отрывать вас от семейных дел. Печально, что мы сегодня не нашли общего языка. Но, я надеюсь, что позже, когда вы вернетесь домой, и обдумаете все спокойно, то решите разумно распорядиться своими акциями. Тогда, вы можете обратиться ко мне, либо к моему брату Йакобу, в контору в Цюрихе. Я оставляю вам визитки.
* * *
Когда швейцарский адвокат был выпровожен, Патрик Тэммелен задумчиво покрутил в пальцах одну из визиток, пробурчал «очень хорошая полиграфия», и сунул ее в карман рубашки.
— Думаешь, пригодится? — спросил Гюнтер Киршбаум.
— Как знать, дружище, как знать, — произнес англичанин.
— Ну, мужчины, что было? — спросила Йошида Акеми, появляясь в холле.
— Была неудачная попытка разводки, — проинформировал Гюнтер, — а где Рената?
— Она читает детям на ночь. Сказала, что подойдет сюда, когда уложит их спать.
— О, да! Моя Рената — живой символ порядка в семье.
— Она замечательная! — объявила британская японка.
— Это точно, — Гюнтер кивнул.
— Дружище, — сказал Патрик, — а про каких девушек с темно-зеленой кожей, и хищными глазами ты спрашивал у этого швейцарского жулика?
— Так, я потому и спросил, что понятия не имею, кто они такие. Мы с Ренатой случайно увидели их, когда была последняя стоянка у Маскаренского плато. Мы в тот день рано встали, решили погулять по верхнему обзорному мостику, и заметили, что в хвостовом секторе, где авианосцы, что-то происходит. У нас оказался с собой бинокль, так что мы хорошо разглядели команду, которая там работала. Это крепкие девушки, вероятно, из какого-то племени банту, но их кожа не шоколадная, а скорее темно-зеленая, и глаза странные, похожие скорее на глаза леопарда. Это довольно трудно объяснить. Лучше показать.
С этими словами, Гюнтер Киршбаум положил на стол трубку-коммуникатор.
— Вы их сфотографировали? — обрадовалась Йошида Акеми.
— Да. Но, качество снимков не идеальное.
— Ну-ка, ну-ка… — она потыкала пальцем в сенсорный экран… — Ух! И правда, зеленые негритянки. Неужели это такое племя?
— По-моему, — заявил Патрик, тоже глядя на экран, — это как-то связано с сомнительным объяснением о фридайверах с оливковой кожей. Будто бы они принимают специальные анаболики, как это делают культуристы, только другого состава. А цвет — это побочный эффект. Мне сразу не поверилось в это.