До выхода на поверхность и возвращения на борт катамарана-дайвбота, Крис пребывал в сумеречном состоянии, и только на борту, после пары глотков сладкого чая сообщил:
— Там пещера. Вулканическая. Я взял образцы. Какие-то кристаллы. В сумке.
— Ясно, — сказала Инге, и вытряхнула на стол содержимое сумки с его пояса.
— Хм… — протянул Огер, глядя на красновато-прозрачные кристаллы, — …Это пиропы?
— Может быть… — Инге покрутила один кристалл в пальцах, — …Геология сообщает: где пироп, там, возможно, и алмаз. Ладно, спектрометр покажет… Крис, что там еще было? Давай, рассказывай, герой дня, а то вид у тебя бледный, мягко выражаясь.
— Я чуть не заблудился в этой пещере, — признался он, — азот дал мне по мозгам, и я не сообразил поставить метку. Взял образцы, оглянулся — блин, куда плыть? И тогда вдруг акваноид… Слушайте, ребята у него был наручный планшетник-навигатор.
— У акваноида? — недоверчиво спросила Инге.
Крис молча кивнул. За столом повисла пауза, потом Огер произнес:
— Знаешь, ты не обижайся, но это, скорее всего, был «приход» от азота.
— Непохоже что-то, — ответил Крис, — как-то все очень натурально было. А когда мы уже выплыли, этот акваноид мне жестами показал: «Что ж ты, кретин, лезешь на воздухе за азотный барьер, да еще в пещеру? Ты камикадзе, что ли?».
— Это как он показал?
— А вот так, — Крис воспроизвел короткую серию движений ладонями.
— Да уж… — Инге задумчиво потерла кончик носа. — …Странный какой-то акваноид.
— А до этого ты считала акваноидов не странными? — съехидничал Крис, потом тряхнул головой, и добавил, — мы считали акваноидов дикими подводными аборигенами, вроде питекантропов, а теперь если не думать, что у меня могли быть глюки, то выходит, что акваноиды, это совсем другое. И тогда вопрос: зачем они дарят нам алмазы, изображая, будто им интересна всякая дешевая ерунда, которую мы оставляем им в обмен?
— А если по приколу? — предположила Инге, — Может, у них этих алмазов несчитано.
— Малоубедительно, — сказал Огер, — но, это, по-моему, не главный вопрос.
— А какой главный? — спросил Крис.
— Главный вот какой, по-моему: где базируются акваноиды? Они же дышат воздухом, значит, их база, или дом, или поселок, должен быть на поверхности, причем не очень далеко, иначе как они сюда плавали бы?
— А если у них есть субмарина, как у капитана Немо? — высказалась Инге.
— М-м… — Огер поскреб небрежно выбритый подбородок, — …Это чертовски круто, но давайте, все же, глянем, есть ли что-нибудь подходящее поблизости на поверхности.
— А вот ты поднимись на смотровой мостик, и глянь, — отреагировала она.
— А вот я поднимусь, и гляну!
С этими словами, Огер встал из-за стола и направился на смотровой мостик, по дороге схватив бинокль и фотокамеру.
— Бред… — со вздохом сказал Крис, — …Слушай, Инге, ты что-нибудь понимаешь?
— Я понимаю, что мы делаем работу, которая нам нравится, и хорошо имеем с этого. В принципе, мне плевать, почему это так, и я не хочу лезть в чужие тайны.
— Инге, а что, если мы не знаем чего-то важного про этих акваноидов? Может, хотя бы, посмотрим, что про них есть в Интернете?
— Мы же смотрели пять дней назад, — напомнила она.
— Да, но мы смотрели не очень внимательно. Давай попробуем еще раз.
— Ладно, — сказала она, и открыла ноутбук, — вот, я набираю для начала «акваноиды». И получаю кучу всякой чепухи. Какой-то новый фильм-катастрофа, похоже вышел. Нет, подожди, это не фильм. О, чертово дерьмо! Крис, посмотри сюда!
* * *
Огер вернулся в кают-компанию через четверть часа, и гордо объявил:
— Я нашел! В трех милях от нас дрейфует 40-метровый кораблик наподобие минзага.
— Подобие чего? — переспросила Инге, не отрываясь от экрана ноутбука.
— Минзаг, — пояснил он, — это минный заградитель, такие штуки применялись в обеих мировых войнах, и позже, во время локальных морских войн в Третьем мире. Мне так кажется, что этот минзаг тоже здесь не просто так.
— Это точно, — отозвался Крис, как и Инге не отрываясь от экрана.
— Что вы там такое нашли? — спросил Огер.
— То самое! Держись крепче! Акваноиды раздолбали гипер-лайнер!
— Блин! Ты шутишь!
— Без шуток, — Инге ткнула пальцем в картинку на экране, — может, там, в Маскаренском канале, поработала штука вроде минного заградителя? Как ты думаешь?
— Акулья мама… — выдохнул он, — …Чем же можно разорвать на куски такую махину?
— Там было что-то атомное, — ответил Крис, — в сообщении береговой охраны Маврикия говорится про радиацию. Но, про взрыв ничего определенного.
— А про акваноидов? — спросил Огер.
— Это пока слухи на блогах, — пояснила Инге, — там пишут: мол, гипер-лайнер вперся на территорию акваноидов, аборигенов затонувшего древнего континента Лемурия. Я бы сказала, что это фигня собачья, но гипер-лайнер реально порван, это факт.
— Вот что, ребята… — Огер снова поскреб подбородок, — …Не пора ли линять отсюда?
Инге отрицательно покрутила головой.
— Нет никаких причин думать, что мы не нравимся акваноидам. Скорее наоборот.
— Точно, — поддержал Крис, — они дарят нам алмазы, а сегодня спасли мою задницу.
— Ну, может быть… — протянул Огер, — …Ладно. Не будем линять. Но давайте хотя бы посмотрим в Интернете, откуда взялся этот минзаг.
— А ты флаг и имя рассмотрел? — спросила Инге.
— Да. Флаг — греческий, на борту надпись «Тетис».
— Ну, поищем… — сказала Инге и пощелкала на клавиатуре ноутбука, — …Да, есть такой кораблик. Читаю: вклад мореходного сообщества Греции в программу исследования и защиты кораллов Индийского океана. «Тетис», 120-футовое океанологическое судно (постановщик буев), направилось к Маскаренскому плато — месту локализации четырех крупнейших подводных коралловых атоллов…
— Постановщик буев? — скептическим тоном переспросил Огер.
— Слушай, я читаю, что тут написано, — ответила она.
— Ну, понятно, — с философским спокойствием прокомментировал Крис, — гипер-лайнер развалился, налетев на океанологический буй. По CNN и по Euro-News такое бывает.
— Не катит, — сказала Инге, — вот маршрут «Тетиса», полученный по сети Inmarsat. Тут видно, что «Тетис» пришел на плато только сегодня утром, и в район Маскаренского канала не заходил. Кстати: эксперты пишут, что гипер-лайнер был потоплен не буем. В смысле, не миной. Было другое оружие. Лайнер будто разрезало тепловым лучом.
Крис и Огер удивленно переглянулись, и синхронно переспросили:
— Что?
— Я читаю, что тут написано, — снова сказала она, — 350-метровая хвостовая часть гипер-лайнера «Либертатор» выглядит так, будто ее отрезали от центральной части каким-то высокотемпературным газово-плазменным потоком, или тепловым лучом. Эксперты не поддерживают гипотезу о том, что «Либертатор» разрушен выстрелом из неизвестного оружия, такого, как излучатель антиматерии, и называют эту гипотезу псевдонаучной, спекулятивной, и лишенной фактических оснований… Но с ними спорят эксперты из Восточно-Африканского Института Уфологии. Они указывают, что военные эксперты пытаются скрыть обстоятельства катастрофы и отвлечь внимание журналистов от того бесспорного факта, что «Либертатор» разрушен излучением ядерной природы…
— Слушай, Инге, — перебил Огер, — а как далеко от нас до этого?..
— До точки катастрофы? — угадала она вопрос, — я уже посмотрела. Почти полста миль, и направление ветра оттуда к Африке, а не сюда. Мы не окажемся в зоне заражения.
Огер в третий раз поскреб подбородок.
— Ну, это, само собой, радует. И все же, надо бы взять с заказчика премию за риск.
— Кстати, да, — поддержал Крис, — мы самоотверженно добываем алмазы в зоне ядерной катастрофы. Это требует материального поощрения.
— Мальчишки, — укоризненно сказала Инге, — давайте не будем свиньями. Посмотрите на бортовой радиометр, у нас тут фон не изменился вообще, и даже рядом с Маскаренским каналом фон вырос всего втрое против естественного. Радиационной угрозы нет. Я так думаю: нам надо держаться одной командой с Киршбаумами, на случай, если полиция начнет вешать на них и на нас все это дерьмо.
— Черт, блин! — сказал Огер, — А ведь правда: полиция и спецслужбы могут слепить такую версию, что Киршбаумы с друзьями специально продали акции, вырезали себе делянку, начали добывать алмазы, а всех потенциальных конкурентов взорвали.
— Чепуховая версия, — возразил Крис, — мы в глаза не видели гипер-лайнер, мы ни разу не приближались к каналу, и у нас нет эмиттера теплового луча — убийцы гипер-лайнеров.
— Все равно, лучше быть готовыми к этому, — твердо сказала Инге.
— А что, — спросил Огер, — все оставшиеся акционеры упали в сундучок Дэви Джонса?
— Сейчас посмотрю… — Инге пошлепала пальцами по клавишам, — …Нет, трое не упали. Медиа-магнат Джулиан Бронфогт из Нью-Йорка. Он крупный акционер, но никогда не появлялся на самом «Либертаторе». Тут пишут: его интересы представлял внук, Гарри Лессер, мелкий акционер. И он жив, что характерно. Когда произошла катастрофа, он находился на частной яхте Аннаджма Нургази, гражданина Омана, тоже акционера.
— У-упс… — Огер потер руки, — …Кажется, я знаю, к кому будут вопросы у полиции.
*25. Интерпол, страховка и динозавры
17 апреля, вечер. Борт «Тараскона» — 100-футовой яхты Аннаджма Нургази.
Аннаджм Нургази выглядел, как животновод, потерявший любимую племенную овцу с золотым руном. Казалось, оманский мультимиллионер раздавлен горем, и уже ничто во Вселенной не способно утешить его. Он шумно пил чай, а потом вскакивал, хватался за голову, и ходил из угла в угол зала, причитая на родном языке. Гарри Лессер улавливал только отдельные арабские сакральные обороты: «O Allah Rahman» и «O Iblis Radzim». Иначе говоря, как это свойственно большинству религиозных людей в период крупных неприятностей, он поминал поочередно бога и дьявола с их ключевыми атрибутами. На втором часе причитаний, Лессер счел «клиента» достаточно созревшим, и произнес:
— Аннаджм, я думаю: не все так негативно, как вам сейчас кажется.
— Что? — переспросил оманец, — Как не все? 80 миллионов долларов было в этих акциях! Почти половина моего состояния улетела под хвост к Иблису! А если бы я крутил эти деньги в микро-кредитах, то за полгода 80 миллионов превратились бы почти в 150! Это значит, что на самом деле я потерял 150 миллионов! И еще эта яхта! И все дайверское оборудование! И еще то, что я уплатил дайверам! А они не нашли на дне ничего, кроме дурацких марганцевых гранитов, на которых не нажить и трех процентов годовых! Вы представляете, друг мой? Я чувствую себя глупцом! А ведь меня могут еще обвинить в соучастии с террористами! Меня спросят: «почему ты жив, Аннаджм? Почему вся твоя семья жива? Почему ты купил яхту и ушел с гипер-лайнера за несколько дней до этого теракта? Может, ты знал? Или ты с какими-то бандитами это придумал и провернул?».
— Чтобы обвинить вас, — спокойно заметил Лессер, — придется обвинить и меня тоже.
— Да! Да, друг мой! В прессе пишут, что обвиняемыми стану я, и вы, и ваш уважаемый дедушка, мистер Бронфогт из Нью-Йорка.
Молодой янки заставил себя изобразить на лице ободряющую улыбку.
— Спокойствие, Аннаджм. Во-первых, вы живы, и из вашей семьи никто не погиб. А во-вторых, вы слишком быстро поверили, что здесь, на дне нет ничего, кроме марганцевых конкреций. У меня другие данные, хотя, конечно, мои информаторы могут ошибаться.
— Какие у вас данные?! — сразу оживился оманец и его маленькие глазки-бусинки мигом заблестели, как у растамана, уловившего аромат реально-эфиопского ганджубаса.
— Рассыпной шлейф оливиновых пород, содержащих поликсен, — ответил Гарри Лессер, старательно сделав вид, будто убежден, что собеседник понял, о чем идет речь.
— Э-э… — протянул Аннаджм Нургази, — …Я не очень хорошо помню химию. Я больше занимаюсь финансами.
— Все не так сложно, Аннаджм. Представьте себе: когда миллионы лет назад здесь шло формирование плато, из недр Земли извергалась оливиновая магма. В ней содержался поликсен: смесь железа, никеля, марганца и платиновых металлов.
— Платиновых? — заворожено прошептал Нургази.
— Да, это следует из основ геохимии, — невозмутимо пояснил Лессер.
— А-а… — уважительно отозвался оманец, потом подумал немного, печально вздохнул, и произнес, — …Увы, друг мой, это значит, что тем более на меня падет подозрение.
— Вот что! — решительно сказал Гарри Лессер, — Я знаю, ваша страна не очень большая, примерно 3 миллиона жителей, из них 800 тысяч в столице, и поэтому многие вопросы решаются по старинке, без полиции, суда и адвокатов. Понятно, что с непривычки вас беспокоит перспектива объясняться с чиновниками юстиции. Для меня наоборот, такая процедура привычна и, раз уж я у вас в гостях, то могу взять на себя эти объяснения.
— А-а… А когда надо будет объясняться?
— Я думаю, Аннаджм, что различные полицейские структуры появятся завтра в первой половине дня. Конечно, им захочется изобразить раскрытие теракта по свежим следам. Полиция в этом смысле везде одинакова. Но, это их проблема.
Оманец недоверчиво покачал головой.
— Боюсь, друг мой Гарри, это станет нашей проблемой.
— Нет. Моей проблемой это точно не станет. И проблемой моего дедушки это не станет. Видите ли, мой дедушка Джулиан — почетный вице-президент пен-клуба. Это главное журналистское объединение, которое может втоптать в грязь даже президента так же запросто, как стадо слонов втаптывает в грязь крысу, путающуюся под ногами.
— Э-э… Не обижайтесь, Гарри, но в это трудно поверить.
— В это легко поверить, Аннаджм, поскольку это очевидная реальность. Едва президент Клинтон поссорился с прессой, как нашлась стажерка его администрации, которая, без каких-либо доказательств, заявила…
— А! — обрадовался оманец, — Это было по CNN в конце прошлого века! Помню, я тогда удивился: зачем американскому президенту такая страшная корова, если вокруг много красивых девушек? Значит, все это придумали журналисты, да?
— Долгая история, — сказал молодой янки, — просто, я поясняю, почему дедушка Джулиан выставит за дверь любого, кто полезет с этими глупыми обвинениями. А я в подобном случае просто откажусь общаться без адвоката.
— А мне что делать? — спросил Нургази.
В ответ Гарри Лессер развел руками.
— Если мы с вами договорились…
— …Конечно-конечно, — торопливо согласился оманец.
— …Тогда, — продолжил янки, — вам просто надо вести себя, как подобает родичу султана Хаммада бин Теймура аль-Сайида. В Омане, кажется, весь истеблишмент — родичи.
— Э-э… — Нургази, польщенный гипотезой о своем родстве с ибадитской династией аль Сайид, замялся, но потом кивнул, — …В общем, да, хотя родство очень дальнее, и…
— …Главное, — перебил Лессер, — родство есть, так что ведите себя соответственно. Ваша задача: держаться гордо и игнорировать провокационные вопросы.
— А-а… А в чем ваша задача, друг мой?
— Моя задача: напомнить полицейским ищейкам, что их место в конуре на цепи.
— О! Красивые и верные слова, друг мой! Я сделаю точно, как вы советуете!
18 апреля, утро. Старательский участок Аннаджма Нургази и яхта «Тараскон».
…Поплавковый самолет «Cessna-Caravan», снабженный яркой эмблемой шиппингового страхового конгломерата «RIVAS», приводнился около яхты «Тараскон» в 10 утра. Для Доббина Дилана, специального страхового комиссара, сегодняшняя задача была, хотя и привычной по смыслу, но запредельной по сумме. Речь шла о страховом возмещении 20 миллиардов долларов — в случае, если гибель гипер-лайнера «Либертатор» произошла вследствие события, относящегося по контракту к страховым случаям.
Задачей Дилана было: добиться согласования такой интерпретации события, при которой страховой случай не имел места. Метод был накатанный: использовать прикормленного старшего офицера полиции (в данном случае — Маркуса Грейбэка, майора Интерпола), и убедить «целевую аудиторию», что она под подозрением. Снять подозрения можно при нужной интерпретации. Вот и все. Стороны ударяют по рукам, и страховка не платится.