При беглом взгляде на лицо Кейдада — как, впрочем, и любого ианца — могло показаться, что он носит маску. Лоб, кожа черепа и обводы глаз были бледные, цвета светлого дерева; щеки имели оттенок выдержанного красного дерева, а кожу на теле покрывали темные пятна размером с ладонь — в сетке неправильных светлых линий. Существовала гипотеза, что ианцы не развивались, подобно человечеству, среди зарослей у морских побережий, а были родом с открытых мест, заросших высокими травами, но доказательств тому не было ни малейших — ианцы с абсолютным равнодушием относились к истории своего биологического вида. Гипотеза основывалась на аналогиях с земными существами, например, с тигром или зеброй, но так и оставалась пустым предположением.
Внешне ианцы отличались от землян еще и тем, что на коленях и локтях росли пучки волос, а у обнаженного ианца-мужчины можно было увидеть генитальный хоботок, который в некотором смысле символизировал специфические сложности, возникающие при сексуальных контактах между ианцами и людьми.
Разумеется, во внутреннем строении тела выявлялось гораздо больше различий. Печень-почка ианца располагалась в передней части брюшной полости, сердце помещалось в полости таза, а по его сторонам, в тазобедренных суставах располагались парные органы, аналогичные грудям у женщин человеческой расы. Эти органы питали младенцев чистой сывороткой крови, вырабатываемой железами, смежными с кишечником (у мужчин эти «груди» были рудиментарные). По бокам торса располагались легкие, воздух поступал в них непосредственно через дыхальца между ребрами, и воздухообмен происходил непрерывно, словно в волынке. Звук голоса генерировался барабанной перепонкой и преобразовывался резонаторами глотки; он имел довольно приятный, хотя и монотонный, тембр. Голос Кейдада, например, напоминал звук виолончели, вибрирующей на одной ноте.
Лем не переставал удивляться, насколько — если не принимать во внимание эти различия — ианцы похожи на людей. Конечности, позвоночник, череп, глаза, рот — список общих черт гораздо длиннее перечисления различий. «Какое имеет значение, — частенько думал доктор, — что они способны тараторить, не нуждаясь в паузах, чтобы перевести дыхание? Пусть говорят — только бы мы слушали и могли воспринимать идеи, выработанные ианским мозгом!»
Старейшина Кейдад подходил все ближе. Дальше по дороге Лем видел неизменную компанию Элис Минг, «обезьянок» — они повсюду следовали за Элис и ее любовником. «Обезьянки» откровенно имитировали манеру землян одеваться, изо всех сил пытаясь скрывать дыхательные разрезы, проделанные в их одежде у подмышек. Как всегда, на их лицах была написана обида, как полагал доктор, вызванная тем, что люди не разрешали им посещать другие планеты.
Возможно, подумал он вдруг, это не так уж хорошо придумано.
Как ни странно, явление «обезьянок» позволило ему догадаться, зачем Кейдад ищет его, о чем хочет поговорить.
«Кейдад известен своей консервативностью, — думал доктор. — Он не шовинист, как Ветчо, и не интраверт, как — не могу вспомнить его имени — а, Гойдел… Кейдад предпочитает сохранение status quo. Если кто-то рассказал ианцам о Грегори Чарте, могу поручиться, что все молодое поколение горой стоит за его спектакли. В свою очередь, я уверен, что поколение Кейдада возмущено до глубины души: какой-то наглый землянин пытается нарушить их драгоценные древние традиции!»
Это единственное, что могло заставить Чарта приехать сюда. Что ж, такая реакция стариков может оказаться очень кстати. Совместными усилиями… Он улыбнулся Кейдаду и протянул руку.
— Папа! Произошло хоть что-нибудь? — выпалил Джузеппе Дуччи, подбежав к отцу.
— Старейшина Кейдад беседует с доктором Лемом, один на один, — буркнул Дуччи, не отрываясь от бинокса, словно тот был приклеен к его глазам.
— Я насчет корабля! — перебил Джузеппе.
— Нет, там все тихо. — Внезапно вспомнив, Дуччи обернулся к сыну, сначала забыв опустить бинокс. Когда он, наконец, отнял аппарат от глаз, на щеках остались полукруглые вмятины. — Ты справился с мехрепортером?
— Конечно! — Джузеппе рассмеялся. — Старая машина, как ты и говорил. Бестолковая. Может, слишком часто путешествовала через Врата. Завела свое обычное: какие, мол, события галактического масштаба здесь случались и прочую ерунду. Ну, я послал ее вниз, в Прелл — обойди, говорю, самый большой местный город. Она застрянет там надолго, пытаясь понять, какое бедствие его опустошило.
— Молодчина, — похвалил Дуччи, хлопнув сына по плечу.
— Здравствуйте, Гектор, привет, Зепп, — послышался озабоченный голос. К ним незаметно подошел Педро Филлипс, главный снабженец и коммерсант колонии. — Скажите, есть ли у нас какое-то подтверждение тому, что на корабле прибыл именно Чарт?
Филлипс привычно потирал руки. Он был человеком острого ума, хотя на вид казался типичным торговцем — дородный, хотя и не такой полный, как Дуччи, вечно улыбающийся.
— Пытался получить от него подтверждение, — ответил Дуччи, приподняв портативный экран коммуникатора. — До сих пор ни слова.
— Понятно. — Филлипс нахмурился. — Я начинаю сомневаться, Чарт ли это. То есть я не понимаю, что могло привести его сюда. Ведь не думает же он, что три сотни человек из колонии сумеют выплатить такой гонорар, какого он потребует? Не говоря уже об ианцах…
Дуччи кивнул. Денежное обращение у ианцев существовало, но оно было связано со сложной и тонкой системой личных обязательств и не годилось для того, что земляне называют финансовыми операциями.
— А если он просто прилетел посмотреть планету? — предположил Джузеппе. — Обычная поездка, познавательная.
— Исключено! — заявил Филлипс.
Дуччи согласно кивнул, дергая себя за ус и хмурясь. Нет, это не могло быть просто экскурсией. Межпланетный перелет — удовольствие дорогое, даже для людей вроде Чарта.
— Ты когда-нибудь видел, как он работает? — спросил Дуччи.
Торговец покачал головой:
— И видеть не хочу.
— А я хочу! — воскликнул Джузеппе. — Мама была на Илиуме, когда он туда приезжал. Вы слышали про Илиум? — добавил он, обращаясь к Филлипсу. — Говорит, это было чудесно!
— Видеть — не видеть… решать будем не мы, — помолчав, сказал его отец. — Смотрите, доктор Лем разговаривает со Старейшиной. Клянусь, я знаю, что они обсуждают. «Обезьянки» потребуют, чтобы Чарт устроил здесь представление, но старики примут это в штыки.
— Надеюсь, ты прав, — пробормотал Филлипс.
Живот у Эрика был так же пуст, как весь этот инопланетный город, в котором он очутился. Побродив по гулким улицам, он решил рискнуть и добыть пищи. В одном из домов отыскался аппетитно пахнувший хлеб местного изготовления и треугольный кусок чего-то похожего на сыр, твердого, но вполне съедобного. Эрик набил полный рот долгожданной едой, и тут послышался легкий стук в дверь. Он вскочил, подавился крошкой и отчаянно закашлялся. Потекли слезы, мир расплылся перед глазами.
— Все в порядке, все в порядке! — выдавил он, прокашлявшись. — Я просто оголодал. Я заплачу за…
Зрение наконец вернулось к Эрику, и он смог разглядеть посетителя: далеко не новый мехрепортер «Эпсилон». Во время путешествий через Врата ему довольно часто встречались такие машины.
— Ну-ну, — с горечью сказал он, — выходит, сегодня я единственная новость в этом городе?
Аппарат — казалось, он был взволнован, его сенсоры колебались в сложном ритме — произнес:
Сэр, поскольку вы, очевидно, единственный уцелевший в катастрофе, опустошившей этот город, каковая напоминает случай с легендарной шхуной «Мария-Селеста», будьте добры, проинформируйте меня о природе упомянутого явления.
— Катастрофа? — Эрик удивленно заморгал. — Какая катастрофа? Все ушли из города смотреть на корабль. Он сюда плюхнулся, этот корабль. Он принадлежит… — Эрик поискал в памяти имя, нашел. — Кажется, Грегори Чарту. Эй, послушай, я…
Но аппарат отреагировал на его слова самым неожиданным образом — втянул сенсоры, секунду-другую постоял, подрагивая, затем развернулся и безудержно рванул прочь.
— Что за мир! — вздохнул Эрик. — Сводит с ума даже машины!
И вернулся к хлебу с сыром.
VII
Корабль так долго не подавал признаков жизни, что на него уже перестали обращать внимание. Поэтому все были поражены, когда без какого-либо вступления раздался многократно усиленный, но приятно звучащий голос:
Приветствую вас! Я Грегори Чарт. Извините, что заставил так долго ждать подтверждения того, что вы, несомненно, уже предполагали. Но после длительного межзвездного путешествия необходимо было произвести надлежащие послепосадочные операции.
К этому времени над горизонтом поднялось солнце, окруженное разноцветным гало. Удивительно, но оказалось, что и люди, и ианцы не подходят близко к кораблю, остаются за пределами его расплывчатой тени. Корабль не окружили — все скопились на стороне, ближней к Преллу, образовав неправильный полукруг вроде подковы. И все как один повернули головы к источнику звука.
Я полагаю, что… да, он здесь! Среди вас находится знакомый моего друга и, как я понял, видный член вашего сообщества. Поскольку мы, к сожалению, еще не готовы встретиться с вами всеми, то были бы рады для начала пригласить его подняться на корабль. Немедля. Как только доктор Игаль Лем закончит беседу, которой он сейчас занят.
Секция корабельного корпуса скользнула внутрь или просто исчезла — так быстро, что невооруженный глаз этого просто не улавливал. Высунулся бледно-серый пандус, похожий на язык чабби, опустился на неровную скалистую почву. По пандусу мгновенно рассыпались розы — сотни, тысячи роз, а из проема в корпусе понеслись звуки фанфар. Ианские «обезьянки» весело захлопали в ладоши — еще одна привычка, которую они переняли у землян.
Затем, беззаботно шагая прямо по цветам, появился почетный караул — двухметрового роста гвардейцы в черной облегающей униформе, сапогах и высоких красных киверах. Они встали по пять человек с каждой стороны трапа и, повинуясь лающим словам команды, отсалютовали оружием. Громко забили барабаны, предваряя появление большой группы музыкантов в леопардовых шкурах. Они грянули простую маршевую мелодию с грубым, необузданным ритмом, обошли по земле вокруг пандуса, разбились на две группы и повернулись лицом друг к другу, продолжая играть.
— Ну кто бы мог подумать? — удивлялся Джузеппе Дуччи. Рассказ матери о представлении Чарта на Илиуме некогда произвел на него большое впечатление. — Старый доктор Лем знает таких знаменитых людей!
— Он знает только того, с кем встречался раньше, — рассеянно поправил отец, продолжая смотреть в бинокс и не замечая сердитого взгляда, которым наградил его сын.
Чевски пришлось потратить целую вечность на то, чтобы привести себя в приличный вид: принять душ, подобающим образом одеться, приколоть знаки отличия, побороть похмелье, совладать с депилятором, который все норовил пройтись по коже черепа и оставить глубокие кривые борозды в волосах, вместо того чтобы ограничиться щеками и подбородком. К концу всех этих сложных процедур Чевски был таким же потным и злобным, как и вначале.
Спотыкаясь на неровной дороге, ведущей к месту приземления корабля, он слушал звук фанфар и мысленно посылал жену в самый отдаленный ад самой дальней из известных ему планет.
— Мы бы не хотели, чтобы из-за нас вы откладывали встречу с другом, — сказал Старейшина Кейдад. Такая фраза, по ианским понятиям, была неформальным предложением действовать.
Доктор Лем попытался улыбнуться. Улыбаться было трудно. Он чувствовал, что все взгляды устремлены на него — такого количества собравшихся, наверное, не видывали на Иане с момента прибытия первого земного космического корабля, если тогда была толпа… Он очень не любил быть… как это раньше говорилось?.. ах, да: «в центре внимания».
Но выбора не оставалось. Доктор покорно направился к корабельному пандусу — как всегда, в сопровождении Помпи. Оказавшись у закругленного корпуса корабля, внезапно ощутил нелепый страх: вдруг эта махина опрокинется и раздавит его в лепешку. Поднял глаза к верхнему краю корабля и заметил необыкновенно яркую — даже при солнечном свете — вспышку метеорита, падавшего с Кольца на Кралгак. Уж лучше бы такого не видеть. Вспышка была слишком похожа на дурной знак. Этот громадный корабль тоже упал с небес.
Когда он оказался метрах в двадцати от почетного караула, гвардейцы и музыканты повернулись к нему, салютуя во второй раз. А что если Чарт избрал такой способ появления потому, что считает Иан отсталой планетой? — подумал доктор. Надежда слабая. Но сейчас слабая надежда все же лучше, чем безнадежность.
Едва доктор Лем ступил на пандус, как тот плавно понес его вместе с Помпи вверх. Чабби удивленно присела, всеми когтями вцепилась в то, что должно было быть — но не было — твердой почвой, и издала испуганный вопль. Нагнувшись, чтобы утешить Помпи, доктор рассеянно поднял одну из бесчисленных роз и рассмотрел ее со знанием дела. Забавно. Сорт «Мир» все еще выращивают, уже столько столетий! Помпи лизнула цветок, решила, что он ей не нравится, и для храбрости покрепче прижалась к ноге хозяина.
Так, вдвоем, они вошли внутрь корабля, но оказались не в шлюзе и даже не в коридоре, а в некоем подобии грота. Сверху нависали складчатые сталактиты, напомнившие Лему занавеси, повисшие прошлым вечером в ночном небе. Сталактиты были искусно и причудливо освещены. Откуда-то доносилось журчание воды, пахло лимоном.
Из-за каменных колонн выплыли грациозные красавицы в тончайших одеждах, обступили доктора и шепотом приветствовали его — на сотню разных голосов. Одна из них, в бледно-голубом одеянии, ласково попросила гостя пройти дальше. Следуя за ней, он оглянулся через плечо и увидел, что вход в корабль закрылся, исчез, словно его никогда не было. Лем снова взглянул на девушку в голубом, собираясь задать какой-то вопрос, и от изумления не смог сказать ни слова. Он увидел не белокурую красавицу в голубой прозрачной одежде, а гнусную тварь с зелеными клыками и глазами цвета гнилого мяса. В ноздри ударил запах серы, разъедавший горло и легкие; раздался резкий звук, словно вопил взбесившийся осел, а твердый пол под ногами превратился в хлюпающую тошнотворную грязь. Затем пала тьма.
Но, как ни странно, Помпи продолжала семенить рядом, слегка прижимаясь к его ноге. Ну и фокусы!
Некоторое время Лем молчал, потом все-таки заговорил:
— Не стоит пытаться произвести на меня впечатление. И уж точно вам не удастся озадачить мою чабби.
— В самом деле? — неизвестно откуда ответил мягкий голос, в котором слышались и веселье, и сарказм. — Ну что же, пожалуй, я перестану. Хотя немногие могут похвалиться тем, что видели зрелище, устроенное в их честь самим Грегори Чартом. Могу поручиться, что другой такой возможности вам не представится.
Загорелся свет, и уже не было ни девушек, ни грота. Лем оказался внутри огромного пустого пространства, огражденного внутренними фермами корабля, а перед ним помещалось нечто вроде прозрачного светящегося шара. На поверхности шара было колоссально увеличенное и искаженное изображение человеческого лица — с длинным носом, глубоко посаженными глазами, тонкими, поблескивающими губами и маслянистой, как старый пергамент, кожей.
Помпи такое зрелище тоже не понравилось, и она тихонько оповестила об этом и хозяина, и огромную физиономию.
— Так значит вы Игаль Лем, — произнесло десятиметровое лицо.
— Глава колонии землян, как мне сообщили. Воспользуйтесь, пожалуйста, подъемником. Он справа от вас.
Лицо стало удаляться, сжимаясь и уменьшаясь. У головы появились плечи, затем грудь и руки, затем все тело, которое продолжало уменьшаться. Внутри светящегося шара эта фигурка на какую-то секунду показалась доктору Лему ужасным гротескным эмбрионом, плавающим в светящейся амниотической жидкости.
Помпи наотрез отказалась ступить на подъемник, и пришлось взять ее на руки. По счастью, чабби, несмотря на свою толщину, весят немного. Устраивая Помпи на левой руке, Лем рассмотрел шар, в котором появлялся Чарт, и понял, что это «глаз» на передней стороне корабельного мозга, нечто вроде шишки, торчащей из черепа, словно из скорлупы. Его неровная прозрачная поверхность была составлена из чешуи видеоэкранов; доктор автоматически сосчитал — сорок на три-дать, — тысяча двести точек были установлены перед Чартом, создавая мозаичную, как у насекомых, картину мира.