========== Часть 1 ==========
— Ну, а дёшево так почему?
Макс стоял в центре обшарпанной комнаты, оглядывая потолок в потёках и засаленные обои с отставшими краями поверху. Вздувшийся, кое-где затёртый паркет, выложенный старомодной «ёлочкой», отзывался скрипом на любое движение. Понурый риелтор с асимметричными чертами лица скривился ещё больше:
— Хрущёвка, первый этаж, смежные комнаты, балкона нет, до метро далеко…
Макс повернулся к окну. За облупившейся решёткой щеперилась голыми влажными ветками грязно-серая берёза. Выбеленный облаками дневной свет почти не проникал внутрь комнаты. За берёзой — пустая дорога: ни машин, ни прохожих. Вдали — покосившиеся жестяные коробки гаражей на пустыре.
— Как не в Москве.
Риелтор кивнул, поглядев на заунывный пейзаж.
— Когда дом строили, это и не Москва ещё была.
Макс оглядел колченогую мебель, будто принесённую со свалки. Вытертый ковёр на стене. Ходили по нему, что ли? Спросил устало:
— А вы что думаете?
Риелтор метнул на него понимающий взгляд, но подбодрил:
— Слушайте, всё-таки двушка в Москве за три с половиной ляма… — И развёл руками, показывая, что дальнейшие объяснения излишни.
Макс всё понимал без объяснений. Он и эту сумму еле наскрёб по друзьям и кредитным картам. Квартиру только вчера выставили на рынок и, скорее всего, сегодня к вечеру уже уйдёт. По шее мазнуло сквозняком, он обернулся, посмотрел в проём, ведущий в другую, ещё более тёмную комнату.
— Окно, что ли, открыто?
— А? — Риелтор достал тонкую стопку бумаг и уже собрался на кухню. — Окно? Не должно. Оформляемся?
Коробка расползалась в руках, Макс затащил её в тесную прихожую, стараясь не уронить содержимое на затоптанный пол. Эта была последняя. Пока носил вещи, не встретил ни одного человека на лестнице. Пять этажей по четыре квартиры на каждом — и никого. Лёгкая куртка встала колом, пальцы заледенели. Ноябрь совсем зимний в этом году.
Макс закрыл тяжёлую железную дверь, постоял немного, переводя дух. Для старого многоквартирного дома тут было необычайно, оглушающе тихо. Лампочка в коридоре не горела. Свет включался только в комнате и на кухне. Отовсюду на него смотрели чужие вещи, служившие когда-то другому хозяину. В агентстве сказали — квартира по наследству, срочная продажа. Он повесил куртку на крючок настенной вешалки, пытаясь осознать, что теперь здесь его дом.
Квартира продавалась с остатками мебели. Хотя такую рухлядь было проще бросить, чем вывезти. Кухонные шкафчики с гуляющими дверцами, холодильник «Бирюса» с пожелтевшими пластиковыми стенками внутри, заляпанная газовая плита всего с двумя конфорками, несуразно огромная раковина со сколами на эмали. Краска на стенах прямо поверх обоев — ленивое обновление интерьера. Макс шагнул к обеденному столику, устало рухнул на единственный стул и тут же вскочил — ножка подломилась. От неожиданности и вида общей разрухи ему стало смешно. С новосельем.
Все полки хотелось чем-то застелить — поверхности казались липкими, несмотря на следы попыток отмыть перед продажей. Потолочная побелка над плитой пошла пузырями, на решётке вытяжки вздымались нити паутины.
Макс сел на широкий деревянный подоконник с облупившейся краской. В ближайший год он вряд ли наберёт на ремонт, ему ещё долги раздавать. Не страшно. Полжизни он мыкался по съёмным квартирам, а тут — своя крыша над головой. Со временем обживётся. А может, даже…
Ну что — даже? Мысли опять перенеслись к Игорю, в голове запустились привычные фантазии с вариациями. Как пришёл бы, как одобрительно покивал: мол, ничего себе, Даев, квартирой в столице разжился. Как раздражённо махнул бы рукой: а у меня как обычно, проекты рухнули, соратники кинули. Макс прислонился головой к широким холодным откосам, закрыл глаза.
Он бы заработал на обоих, он бы ни разу не попрекнул. «Игорь, да какие разговоры, — оставайся ночевать, оставайся навсегда». А тот бы смотрел, будто ему неловко от такой наивности.
Он открыл глаза. Тусклая лампочка торчала из пыльного плафона в форме кувшинки. Вот что надо завтра купить — лампочек.
Кипятить воду для чая на плите — что-то из прошлого века, но пока придётся обойтись без электрочайника. В столе нашлись две алюминиевые кастрюльки, обе без ручек и с гнутым дном. Спичек не было, пришлось мучиться с зажигалкой. В список к лампочкам и спичкам добавились фильтр для воды, моющее средство, столовые приборы… Да, со съёмными квартирами всё как-то проще. Быстрая лапша спасла от голода, чайный пакетик плавал во второй кастрюльке. Чашек Макс не нашёл.
В дальней комнате был просто чулан — части мебели вповалку, пустые стеклянные банки, швейная машинка без ручки, коробка с пылесосом «Тайфун», прямоугольный чемодан из бордового кожзама. Макс оглядел «наследство» и выключил свет — потом. Он достал из своей коробки старенькое, ещё с Казани, постельное бельё с подушкой, постелил себе на продавленном диване. Щётка, бритва, расчёска, всё в потёртом чехле, кочевали с ним последние годы. И вот конечная остановка.
Макс стянул джинсы и рубашку, выпрямился и посмотрел в окно. Занавесок не было, в стекле отражались только он и пластиковая люстра под хрусталь под потолком. Вспомнились берёза, пустырь, дорога. А сейчас словно вход в пещеру, а не окно — ни одного фонаря на улице, похоже. Надо скорей шторы повесить, может, найдутся во второй комнате.
Мылся с открытой дверью, света и в ванной не было. Забитая душевая лейка шпарила почти одной струёй, как садовый шланг. По мокрому телу неприятно протянуло холодом. Макс запрокинул голову, попытался разглядеть впотьмах вытяжку под потолком. Тут же всплыла мысль про всяких противных насекомых, и с купанием без света было решено завязывать. Выключил воду и потянулся к перекинутому через штангу для шторки полотенцу. Промахнулся мимо тапка, и сколотый кафель на полу впился в голую пятку. Внезапно раздался щелчок, и темнота накрыла словно крышкой. Макс поводил руками вокруг себя, пытаясь нащупать раковину. Судя по всему, на кухне лампочка тоже перегорела.
Диванные подушки были словно мешки со слипшимся песком. Он долго крутился, пытаясь поудобнее улечься в провалившихся «ямах». Перебирал в голове разные комбинации перекидывания долгов с карты на карту, составлял и урезал список вещей, без которых совсем невмоготу. Смотрел в темноту.
Квадрат окна дробился рамой и наружной решёткой на квадраты помельче.
Макс отвернулся к стене, к пыльному ковру. Завтра же надо выбросить всю эту ветошь и разориться на приличный матрас.
Он проснулся с болью в рёбрах, диван давил всеми своими кочками. За окном всё та же темнота — будто заснул пять минут назад.
Неясный звук, похоже, чьё-то шарканье, не давал провалиться обратно в сон. Тяжёлая неравномерная поступь. Шарк-шарк. И соседям не спится. Казалось, шаги доносятся из захламлённой комнаты. Наверно, из квартиры сверху.
Макс поёжился, снова откуда-то засквозило. Окна деревянные, вот откуда. Утеплитель ещё надо купить.
Шаги стали отчётливей. Слышимость оказалась такой, что можно было подумать, что кто-то ходит прямо здесь, в этой квартире. Макса аж передёрнуло. Он непроизвольно замер, прислушиваясь. Сосед был либо пьян, либо травмирован — поступь замедленная, да ещё и с припаданием на одну ногу. Шаги затихли в районе окна. Макс поплотнее закутался в одеяло, натянув его до ушей.
Не квартира, а аттракцион не для слабонервных.
Он пощёлкал выключателем, любуясь на свою работу: лампочки горят, старые плафоны протёрты. Телефон, заменяющий радио, пел на кухне что-то ненавязчивое и электронное через динамик, пока Макс разбирал покупки. Он включил допотопный холодильник, достал купленную дешёвую сковородку и спички. Заброшенная кухня потихоньку оживала.
На стол выставлены пачка крупной соли, бутылка масла и коробка сахара кубиками. Вкусно запахло горелым деревом, яичницей с сыром и ветчиной, молотым кофе. Хромоногий стул удалось починить, правда, без гарантии.
Знаменитый советский пылесос работал! Макс набрал целый мешок пыли и мусора только с одной большой комнаты. Ковёр на стене решил оставить, обнаружив за ним осыпающуюся краской стену в потёках. Из найденного в меньшей комнате хлама сколотил табурет на трёх ножках. Остальные дрова вынес на помойку во дворе. По дороге пытался зацепиться взглядом с встречным жильцом — мужчиной с резиновой шиной на плече, но тот отвернулся, проходя мимо. Кстати, не хромал.
Вместо шторы нашёл отрез ткани — скользкой и блестящей, как шёлк. С занавешенным окном стало спокойнее. Часть вещей из коробок он разложил в платяной шкаф и сервант. В шкафу не хватало полки, а в серванте — стекла. Мебель рассохлась от старости, то и дело царапалась какими-то торчащими щепками и потрескавшимися краями. На серванте остались белые круги и вздулся шпон — должно быть, хозяева держали здесь горшки с цветами.
Макс поставил рядком немногочисленные книги, большую коробку от часов, где хранил всякую мелочёвку, любимую перекидную рамку с разноцветным песком. Он знал, что скоро привыкнет к этому дому, как привыкал ко всем предыдущим. С каждым прибитым гвоздём, наклеенным рулоном обоев и купленной чашкой.
Сил оставалось только на просмотр чего-нибудь незатейливого на ноутбуке перед сном.
========== Часть 2 ==========
Из офиса он вышел в девятом часу. «Люфтганза» опять бастует, клиенты психуют, а агенты переписывают билеты на другие рейсы. Ну и он, как начальник авиаотдела, сидит до ночи всех подбадривает. С этими забастовками бесконечными Макс бы поувольнял всех сотрудников авиакомпаний на хрен. Ну сколько можно? Не хочешь — не работай, иди в другое место!
Маршрутка от метро собрала все пробки. Макс, воткнув наушники, бездумно глядел на красные стоп-сигналы машин в окне. Мелкий сухой снег вился в свете фар, зелёный человечек на пешеходном светофоре сучил ножками. Очень хотелось есть и спать, а ему до конечной.
Отряхнув плечи куртки от снега он постучал ботинками друг о друга. Пока дошёл до подъезда, совсем продрог. Повернул ключ в замочной скважине. Только сейчас сообразил, что не поменял замок после въезда. Упущение.
Неожиданно громыхнула соседская дверь. Макс повернулся и машинально поздоровался. Полная миловидная блондинка хорошо за пятьдесят кивнула в ответ.
— Снимаете?
— Купил, — отчитался Макс. — Будем соседями.
Та опять кивнула. Судя по всему, она и высунулась, чтобы познакомиться.
— Быстро продали. — Она упёрлась крутым бедром в косяк, располагаясь к беседе. — Асият Георгиевну похоронили только вот, в октябре. — И равнодушно добавила: — Бедненькую.
Макс отпустил дверь, развернулся к соседке. Подумал, что, может, не надо подробностей, но не выдержал:
— Она здесь жила, эта… Асият Георгиевна?
Соседка закивала азартно.
— Да, бабулька. Старенькая была, уже за девяносто. А вам не рассказывали?
Макс замотал головой. Захотелось уйти. Обсуждать покойных бывших жиличек не хотелось точно.
— Меньше знаешь — крепче спишь, — сделал он предупредительный выстрел в воздух и повернулся к своей двери, но вдруг вспомнилось. — Кстати, о сне. Не знаете, кто над этой квартирой живёт? По ночам слышу их сильно.
Соседка нахмурилась, соображая.
— Над вашей? Да там вроде нет сейчас никого, уехали они. Может, вернулись?
Макс пожал плечами и дёрнул ручку двери, готовясь распрощаться, а соседка наконец выпалила то, ради чего и зачиналась:
— А вы почём квартиру купили, если не секрет? Мы тоже подумываем… — И выжидающе замолчала.
Макс подумал пару секунд: говорить, нет? Решил, что никакой военной тайны не выдаст.
— Три с половиной.
Та скисла:
— Ой, как дёшево. Мы хотели подороже, конечно.
Она так очевидно расстроилась, что Макс зачем-то начал оправдываться:
— Агент сказал, что цена сильно занижена. Просто срочная продажа и квартира убитая.
Соседка оживилась. Макс уже открыл дверь, когда она поспешно заговорила, будто уговаривая саму себя:
— И точно ведь. Асият Георгиевна одна жила уже лет десять, какие ей ремонты. Она и так-то еле ползала. Хромала сильно. Я как-то заходила к ней…
Она ещё что-то сказала, но Макс уже не услышал. Он замер на пороге квартиры. Из тёмного дверного зазора потянуло холодом. Он повернул голову к повеселевшей соседке.
— Хромала?..
Та озадаченно замолчала, затем неуверенно кивнула.
— Кто, Асият Георгиевна? Ну да. У неё эта… шейка бедра была прооперирована.
Макс снял ботинки и прямо в куртке прошёлся по квартире, включая свет во всех комнатах. Огляделся. Всё как будто на своих местах, ничего подозрительного. Он посмотрел на потолок, прислушался — тишина. Только сейчас обратил внимание на антресоли с оклеенными плёнкой дверцами, тянущиеся по потолку от прихожей к кухне. Наверняка забиты чужими вещами, пыльными, грязными, никому уже не нужными.
Он будто впервые разглядывал свою квартиру, переводя глаза с драных обоев на потрескавшийся плинтус трудно угадываемого от грязи цвета. И впервые физически почувствовал неприязнь к своему новому дому. Из всех щелей на него смотрели убогость и беспросветность. Его будто выталкивало отсюда. Он глубоко вдохнул, прикрыл глаза. Нельзя давать волю нервам. Больше ему жить негде, надо адаптироваться. Макс ещё раз посмотрел на потолок и направился вон из квартиры.
Он поднялся на второй этаж и подошёл к квартире над своей. Уже по запылённому резиновому коврику под дверью можно было понять, что квартира пустует, но он позвонил. Потом постучал. Никто не открыл. Макс прислонился спиной к стене, посмотрел на пожелтевший от времени плафон под потолком. От неясных мыслей подташнивало, как от кружения на карусели. И что всё это значит? Да ничего. Он может слышать соседей из квартиры наискосок. А может, кстати, с третьего. По плитам вниз звук идёт ого-го как. Особенно ночью, когда тихо. А если квартира над ним нежилая, без мебели — через неё звук усиливается, как через пустую бочку. Так что вариантов куча. Даже хромота соседа — всего лишь теория. Может, показалось со сна. Внизу загромыхала подъездная дверь. Макс оттолкнулся от стены и пошагал вниз.
***
Пельмени дёргались как поплавки в пузырящейся воде. Макс убавил огонь и снова прислушался. Собственная нервозность раздражала. Он теперь как сторожевой пёс будет уши вострить на любой шорох?
В десятый раз прокрутил новостную ленту на телефоне, не вчитываясь в заголовки. Вдруг захотелось позвонить Игорю. Хотя ему всегда хочется позвонить, без всяких «вдруг». Они с Игорем оба влюблены в Игоря. Только Игорь сам с собой счастлив, а Макс не счастлив — ни с собой, ни с Игорем. Так и бежит со своим несчастьем. Из Ульяновска в Казань, из Казани в Питер, а теперь вот — квартира в Москве. Иногда думалось, что если бы Игорь ответил ему, то эта любовь развеялась бы по ветру без остатка. Что в этой любви было от Игоря и что от всего остального? От открытия о себе, от смятения и стыда, от вранья родителям и очередной присмотренной ими «невесте»? Когда-то казалось, что Игорь всё видит и понимает, что просто выжидает момент, чтобы признаться…
Он выключил газ под кастрюлькой и начал выуживать пельмени ложкой в тарелку. Признается он, как же. Как раз к своей золотой свадьбе.
Макс протыкал пельмени вилкой, а те в отместку брызгались горячим бульоном. Мужик в ролике на ютюбе показывал, как быстро ободрать старые обои. Вот бы и его ещё не начавшийся ремонт кто-нибудь смонтировал под лёгкую музыку и прокрутил на быстрой перемотке.
Он то и дело поднимал глаза, всматриваясь в освещённый лампой коридор. Мысли переключились на рассказ соседки. Он специально не спрашивал у агента про бывших жильцов, не хотелось знать. По обстановке в квартире было и так понятно, что здесь доживал старый одинокий человек. Наследницу он не видел, все дела велись по доверенности. В договоре купли-продажи стояла подпись с плохо сочетающейся расшифровкой: «Стеценко Мина Каримовна».