– Это искусственная смерть, акт сильнейшего физического и эмоционального воздействия… – щебетала эгейская Мона Лиза. – Искусственная смерть используется в некоторых случаях для коррекции внешних условий…
Профессор Рассольников спешно выключил транслейтор и почти бегом пересек площадь. Но ошибся, и свернул не на ту улицу. Во всяком случае, в нужном месте музея не обнаружил. Остановился у дешевого ресторанчика, в витрине сидел тритон и манил гостя пальцем. Меж пальцев всеми цветами радуги переливались раскрашенные перепонки. У ног тритона стояла корзина, и в ней – клубок черных живых морских червей. Тритон хватал их по одному и бросал в пышущую паром пасть гриля. Миг – и зажаренный червь вываливался с другой стороны, уже готовый, весь обсыпанный коричневым морским перцем и солью. Наверное, тритон находил эту сцену аппетитной. Платон – нет.
И тут археолог увидел Крто. Эгеец человека не заметил. Он летел по своим делам на кресле. Весь какой-то зажатый, стянутый невидимой сетью, подавленный великолепием и наглой роскошью Столицы. При этом он даже не поднимал глаз, будто боялся встретиться взглядом со счастливыми соостровниками Императора. Типичный провинциал.
Атлантида, почти не скрываясь, последовал за ним. Видимо, Крто не опасался слежки, потому как ни разу не оглянулся. Он влетел в двери массивного пятиэтажного здания. Справа от дверей сверкала огромная бронзовая пластина. Сверху шла надпись на эгейском. Внизу – на космолингве.
«Институт биокоррекции» – гласила бронзовая вывеска.
И тут до Платона дошло! Бледность Иммы и сведенные в гневе брови Крто. Ну, как он раньше не догадался! Эти эгейцы носят не маски, а сращенные с телом личины. Они могу бледнеть, могут улыбаться или хмурить брови. Эти два провинциала решили сравняться в исполнении своих прихотей со столичными богачами. Вот почему Крто так нагло стяжает, вот почему держит единственную женщину. Все средства поглощает биокоррекция. А когда он сравняется со столичными по всем параметрам, то покинет Северный архипелаг и переберется сюда, быстренько освоится, стряхнет с себя тягостную сеть смущения и превратится в наглого столичного чиновника. Все задатки у Крто для этого есть.
Атлантида нырнул в двери вслед за архонтом. В просторном, совершенно пустом холле плавала в серебряном кресле очаровательная человекоподобная девица. Упругие белые груди прикрывала ажурная перламутровая сетка. Лишь хвост, упакованный в серебристый чехол, выдавал местную уроженку. Русалка, да и только. Крто в холле уже не было.
– Приветствую тебя, отроковица Океана живого, дай только счастье созерцать красоту твою непрестанно, – обратился профессор к администраторше-русалке. – Мой друг только что вошел сюда. Мы договорились встретиться, но я опоздал. Еще вчера Император назвал меня образцом для подражания. Вы наверняка слышали в новостях. Так вот, мой друг решил взять меня за образец в смысле самом прямом…
– Как зовут вашего друга? – спросила русалка с личиком Мадонны – поверила. Упоминание Императора сделало свое дело.
– Крто.
– Он в семнадцатом боксе. Это на третьем этаже.
– Замечательно. Когда мы вернемся назад, вы не сможете нас отличить.
Русалочка хихикнула. Совершенно по-человечески. У Платона мурашки пробежали по спине.
Широченная лестница из черного и белого камня, с панно из ракушечника по стенам и с огромными стеклянными окнами, вела наверх. Марш был мелкий, немало минут придется сосчитать эгейцу во время подъема. Навстречу Платону с распростертыми объятиями вылетел пожилой эгеец.
– Как я рад! – верещал эгеец с лицом благообразного тибетского старца, простирая к гостю щупальца. – Великий воин оказал нам честь! Мы оценим оказанную милость, клянусь приливом. – Он впился щупальцами археологу в плечо. – Принц здесь… ему делают новое лицо. Он как узнал, что вы здесь, так немедленно приказал вести вас наверх. Счастливое желание принца… О, какая честь для вас, профессор! – взвизгнул от восторга эгеец. – Принц заказал себе ваше лицо!
– Мое лицо? Что вы имеете в виду? – Профессор остановился и сделал шаг назад.
– О, вы не так поняли! – эгеец засмеялся на человеческих манер, но все равно слышались булькающие и харкающие звуки. – Мы снимем с вас голограмму, и лицо принца будет точной вашей копией. Этот вопрос как раз проходил обсуждение, когда вы появились.
Вообще говоря, все звезды Интернета, все Мисс Галактики и Мисс Очарования и мистеры Мужества планет проходят сканирование. Сотни людей хотят взять их внешность за образец. И за это, кстати, очень хорошо платят. Но Платон никогда не представлял себя в такой роли… Хотя… Вдруг таким образом можно заработать десять миллиардов?
Вокруг профессора Рассольникова уже вились пять или шесть эгейцев и несколько тритонов. От цепких щупальцев и тритоньих пальцев некуда было деваться.
– Честно говоря, я не собирался… – не слишком настойчиво пытался протестовать Платон. Но его окружили и повлекли наверх.
– Послушайте…
– Принцу нельзя отказывать. – Профессора ввели в просторный зал. На летучем кресле под летучим балдахином восседал принц. Он был без маски, без перчаток, его лицо, осыпанное белой пудрой, казалось рыхлым и каким-то сырым.
– Какая радость, отрок единственного повелителя мира! – воскликнул биокорректор. – Мы можем немедленно приступить к созданию вашего совершенного облика.
«Вот уж никогда не думал, что мой облик совершенен!» – усмехнулся про себя профессор Рассольников.
– Приблизься ко мне, Великий воин! – приказал принц.
Пришлось подойти. Происходящее все больше и больше забавляло Атлантиду.
– Взгляните, какой чудный тонкий нос, какой волевой подбородок, – верещал от восторга биокорректор, – а какой лоб! Сразу виден интеллект. О, принц! Мы будем созерцать вашу красоту…
– Мне бы хотелось… – Атлантида попытался вырваться из кольца тритонов и эгейцев, но не преуспел.
– Вас отблагодарят, – сказал принц. – И притом щедро. Миллион кредитов вас устроит?
– Я бы предпочел миллиард.
Да, занятно… А почему бы, собственно и нет… В некотором роде он станет принцем… то есть его лицо… И к тому же миллион… Что-то его смущало, но что – он не мог понять. Отвлекала суета, запахи косметики и каких-то медицинских препаратов.
– Разденьте его, – приказал биокорректор.
– Честно говоря, у меня были совсем другие планы на сегодняшний день, – заметил профессор Рассольников.
Вмиг несколько тритоньих рук и десятки эгейских щупальцев сорвали с него шляпу, пиджак и рубашку, отобрали тросточку и даже сервисный браслет. Правда, на брюки и ботинки никто не покусился: эгейцы меняли облик лишь верхней половины тела.
– Мне не нравится его шея. Она слишком тонкая… И плечи – слишком острые, – капризно повизгивал принц.
– Мы введем для вас нужные коррективы!
– Послушайте… – вяло запротестовал Платон. Собственные плечи и шея ему всегда нравились.
– Не бойтесь, дружочек, ничего страшного, – бормотал творец новой принцевой личности, – мы лишь снимем с вас голограмму. А потом принц вручит вам орден и миллион кредитов.
– А из чего изготовлен орден?
– Из алмазов. Для людей все ордена изготовляют из алмазов.
Две девушки-тритонихи подхватили профессора под руки и повели в бокс, усадили в кресло, защелкнули на запястьях наручники.
– Прошу вас, не двигайтесь, а то испортите изображение.
И выскользнули. Заурчали приборы, вспыхнул сканирующий луч и, нащупав попавшуюся в сети муху, принялся ткать вокруг нее сверкающую паутину. Раз – и золотая черточка разрезала пространство… два – ее пересекла наискось другая. Точка пересечения вспыхнула, и Платону показалось, что в этот миг иголка вонзилась в висок. Неприятное ощущение. Как долго будет продолжаться процедура? Может, попроситься в туалет и сбежать потихоньку… трезвая мысль… Еще укол… Хм… Что он знает о сканировании? Операция безболезненная и совершенно безопасная, если… Новый укол… И… Платон осознал это, но не ужаснулся – в момент укола сознание выключалось… И остался только золотой свет. И больше ничего…
Вдруг он увидел Крто. Эгеец сидел на кресле напротив. Полностью раздетый. И вместо хвоста у него были ноги… Хотя прежде, когда эгеец плавал в бассейне, он рассекал воду мощным хвостом. Да, да, археолог готов был поклясться, что тогда он видел самый настоящий хвост с раздвоенным плавником на конце. Хвост, на котором эгеец неуклюже прыгал по полу. Черт возьми! Парень решил переплюнуть самого Императора и внешне полностью превратиться в человека. Но такие операции законом Лиги Миров запрещены. Одна раса внешне не должна полностью имитировать другую – гласит закон Лиги Миров. Закон, который постоянно нарушают. Тысячи, миллионы подпольных операций превращают гуманоидов в людей – пусть хотя бы внешне. Слишком многие хотят быть людьми, раз люди правят этим миром. Теперь Крто можно принять за человека. Формы, правда, далеки от совершенства – плечи покатые, хотя и широкие, а бедра тяжеловаты. Да и ноги, выкроенные из хвоста, вышли не слишком длинные. Но от человека не отличишь. Разве что генетический код… Но ведь у человека при знакомстве не спрашивают электронную карту с генетическим кодом. Эгеец был под действием анестезии. Глаза закрыты, и сам абсолютно неподвижен. Все тело укрыто каким-то составом, похожим на пышную серую полупрозрачную вату. Пахло водорослями, дымом и еще чем-то… Так сильно, что першило в горле.
Новый укол и вспышка золотого света, теперь куда дольше, чем прежде. Когда Платон пришел в себя, Крто тоже очнулся и смотрел на профессора в упор. Смотрел и… В глазах архонта, еще затуманенных действием обезболивающего, мелькнула такая ненависть…
Вновь вспышка золотого света…
Наверное, профессор был довольно долго без сознания. Когда слепящий свет погас, Крто уже не было. Кресло напротив пустовало. Удрал! Да что ж это такое! Платон попытался вырваться – куда там! Еще укол и еще… Вспышки света и провалы в небытие следовали все чаще. Что они со мной делают? Что это? Ему казалось, что кокон золотой паутины оплетает его все плотнее, и уже не вырваться… Замелькали полосы света и тьмы, кресло куда-то неспешно катилось по наклонной плоскости.
И вдруг все кончилось. Свет погас. Археолог был в абсолютной темноте. Он умер? Атлантида вновь дернулся и не мог сдвинуться с места. Ну да, он умер, и смертельная неподвижность сковала его члены. И вдруг что-то кольнуло в плечо, он ощутил боль, услышал рядом чье-то дыхание, увидел мутный свет и…
И очутился в коридоре, как был – наполовину раздетый, только в руках – любимая тросточка. Перед ним какая-то дверь. Дверь прозрачная, за ней мелькают огни. Вдруг она открылась, и Платон автоматически шагнул вперед. Очутился в маленькой каморке, рядом Крто. На эгейце была какая-то коротенькая рубашонка из серой грубой ткани. Все свои вещи он погрузил на кресло-антиграв и держал его в руках, как ребенка. Крто смотрел на археолога уже без ненависти. Скорее – с любопытством.
– Вы что, убежали со сканирования, – шепнул архонт.
– Они… внешность… принц… – бормотал Атлантида, с трудом разлепляя губы: рот склеила белая пленка, а язык заплетался, как у пьяного.
Крто оглянулся.
– Как вам это удалось? А, впрочем, неважно… Бегите! Пропуск при вас?
Платон сунул руку в карман брюк. Пропуск был на месте. Хотел сказать «да», но губы онемели. Вместо ответа он махнул в воздухе пропуском.
– Отлично. Значит, можешь выбраться.
Тут только археолог догадался, что находится не в комнатушке, а в кабине антигравитационного лифта, и лифт этот медленно куда-то едет. Вроде бы не вниз, а по наклонной плоскости. Но куда?..
– Ты меня вытащил? – спросил профессор у Крто, хотя даже помутненному мозгу такое предположение казалось нелепым.
В ответ Крто провел в воздухе энергичную горизонтальную черту.
– Кто тогда?
– Только возвращенцы могут…
Платон тяжело вздохнул и прикрыл глаза. Что-то голова совершенно не варит… Да что это с ним! Что вообще произошло? С него хотели снять облик… кожу… личность… бред… ему обещали миллион и орден. А Крто испортил все дело. Или не Крто, а кто-то другой… Но надо бежать… немедленно…
– Куда я должен бежать? – спросил он шепотом, хватая эгейца за плечо. Он вдруг ощутил симпатию к архонту, будто тот был его самым лучшим другом.
– Подальше отсюда. – Крто явно нервничал. – Сколько времени вы были на сканировании? Минут пятнадцать? Двадцать? Что-нибудь помните?
– Только то, что явился сюда узнать, кто убил Кормана. – Платон явно преувеличивал свою беспамятность.
Крто молчал секунду, другую…
– Я убил Кормана, – сказал неожиданно.
– Почему? Друг, почему? Корман – он скотина, конечно. Но он – талант… У него был дар, интуиция… Из-за Иммы, да? – наклонившись к самому уху эгейца, доверительно шепнул Платон. – Что он сделал?
Крто молчал – лишь воздух тяжело вырывался через его сконструированный биокорректорами нос.
– Знаю, из-за нее. И еще знаю… Только тсс… Корман что-то нашел. Десять миллиардов, понимаешь?
– Он не нашел… Он засыпал мне глаза песком. – Не сразу археолог сообразил, что эгеец говорит о песке в переносном смысле слова.
– Не хочешь говорить? А зря… Сейчас время для откровений. У меня тут дыра… – Платон ткнул себя пальцем в лоб. Архонт молчал, лишь постоянно облизывал губы. – Есть, чем заткнуть… Нет? Зря… Я как будто сошел с ума. И мне весело… Что это? Какая-нибудь местная наркота?
– Он швырнул мне песок в глаза… – прохрипел Крто.
Двери лифта открылись. Перед ними была улица. Напротив – знакомая тритонья закусочная.
Крто прыгнул вперед. Забыл, что у него теперь ноги – думал, что по-прежнему хвост. Потом опомнился. Сделал шаг. Приставил вторую ногу. Опять прыгнул – как это делают эгейцы на суше, лишенные своих кресел. Потерял равновесие и упал. Потом уселся в кресло и, ничего не сказав на прощанье, улетел. Платон стоял посреди улицы голый по пояс, лишенный рубашки, шляпы, сервисного браслета, всего… В карманах брюк только пропуск и… Археолог вытащил несколько пластиковых жетонов. Ага! Все-таки ты везунчик, профессор Рассольников, и пусть кто-нибудь с этим поспорит. Он спешно направился в ближайший магазинчик, купил рубашку, бутылку текилы, лимон и пакетик соли.
И тут почувствовал, что кожу противно жжет, и жжение все возрастает. Причем огнем горела та половина тела, что была обнажена во время сеанса сканирования. Платон глянул на руки. Они все были в мелних красных точках, будто в укусах. О, черт! Как бы он выглядел, если бы сканирование дошло до конца? Глоток текилы прочистил замутненные мозги и немного утишил жжение. Что делать? Бежать? Но куда? От кого?
Платон взял раковину с пивом из водорослей и сел за столик. Первое кафе, в котором нашлись стулья – специально для людей.
– Хорошее кафе, – сказал сидящий напротив пожилой эгеец. – Хожу сюда уже двадцать лет.
– А я только что приехал… Эта скульптура давно здесь стоит?
Эгеец глянул в окно и нахмурился.
– Нет… Лет десять… ну да, ее поставили как раз в тот год, когда переименовали кафе. Прихожу и вместо вывески «Елена Прекрасная» сверкает надпись «Примавера». Мне, конечно, все равно… но как-то привык…
– Десять лет назад кафе переименовали? – профессор насторожился.
– Именно.
– Почему?
– Откуда мне знать? Был еще салон красоты с таким же названием. И его название тоже заменили на какое-то другое…
– Одновременно с кафе?
– Кажется…
Эгеец махнул рукой в черной перчатке и уплыл на своем стареньком, но вполне работоспособном кресле.
Десять лет назад все названия «Елена Прекрасная» убрали с Эгеиды. Потом, вернувшись с этой планеты, Корман выкинул статью, где упоминалась Елена Прекрасная… Но женился на женщине, которую звали Елена… Прислал посылку с куском гроба… Думай, Платон, если ты не разгадаешь эту загадку, то ты идиот!
– Какая радость! Я с утра в поисках вашей милости… – смотритель музеев даже запыхался. Будто не летал на своем кресле, а бегал по кругу минут десять.
И вот неожиданно нашел – в этом маленьком кафе на площади. Из окна была видна бронзовая статуя проткнутого пиками эгейца.