– Какого черта ты так долго возился? – сурово поинтересовался Семен. – Вы что, с ним беседовали? Договорились же: пока никто не разобрался, всех мочить и сматываться!
Хью не ответил – только смиренно опустил голову, как обычно делал, когда его ругали. Впрочем, глянуть в глаза Семену он мельком успел, и тому стало понятно, что ни о чем парень не жалеет. Скорее всего, он испытывал себя – нарочно длил, растягивал момент смертельной опасности.
– Давай так: больше никаких вольностей. Действуем строго по плану! Делаешь только то, что скажу! – Ругаться всерьез Семену не хотелось, и он решил смягчить тон: – Ну, куда теперь двинем?
Хью поднял голову, как-то странно посмотрел и произнес на языке неандертальцев:
– Домой.
– Не получится, – вздохнул Семен. – За нами может быть погоня, а вести ее к поселку нельзя. Они, конечно, его все равно обнаружат – рано или поздно. Но поздно – это лучше, чем рано. Так что надо забрать груз и где-то отсидеться или, по крайней мере, двигаться окольными путями.
– Домой надо, – обнажил зубы в улыбке Хью. – Там хорошо.
«Скальпами похвастаться не терпится?!» – хотел возмутиться Семен, но сообразил, что на родной язык парень перешел не зря. «Дом» на этой «мове» вовсе не означает «крышу дома своего». Скорее уж, это хорошо знакомая, освоенная, точнее, мистически опробованная местность, на которой известны все «плохие» и «хорошие» места.
– И где же это? – с некоторым недоверием поинтересовался Семен.
– Там, – кивнул парень куда-то в южном направлении. – Хью помнить хорошо.
– Тогда веди, – принял решение Семен. – Может, у нас, как у партизан, будет преимущество в знании местности?
То, что погоня за ними все-таки организована, волки сообщили на следующий день утром. К вечеру упряжка уже была на условной границе страны хьюггов и по пологому водоразделу поднялась на поверхность плато. До темноты она смогла продвинуться вглубь на добрый десяток километров, пробираясь между верховьями ручьев и распадков. Здесь можно было чувствовать себя в большей безопасности, чем в открытой степи, однако Семена начали одолевать какие-то дурные предчувствия: что-то было не так то ли в природе, то ли в нем самом, то ли во всей ситуации в целом.
Тем вечером они остановились в скалистых верховьях какого-то ручья, спустившись метров на двадцать ниже плоскотины. Уснуть Семен не мог долго – все ворочался в своем спальнике, не находя удобной позы и слушая завывание ветра наверху. До палатки, укрытой между камней, долетали лишь отдельные порывы. Утром он чувствовал себя усталым и вялым, так что не сразу сообразил, что изменилось вокруг. Он долго возился с одеждой, упорно попадая головой в рукав вместо ворота, и вдруг понял: «Да ведь мне же почти не холодно! Оттепель, бли-и-ин…» Забыв про все остальное, Семен вывалился из палатки и кинулся к нарте. Схватился за капыло и потянул вверх – на полозья налипли тяжелые комья снега.
Он перевернул пустую нарту набок, опустился рядом на корточки и стал думать, забыв даже справить малую нужду. Члены экспедиции – и Хью, и волки – молча смотрели на своего предводителя.
«Для улучшения скольжения лыжники применяют специальные мази – их сотни видов, если не тысячи. Что делать нам? У народов, использующих нарты, кажется, имеется лишь два способа улучшения скольжения – облицевать полозья костяными пластинами (у нас их нет) или наморозить на них слой льда. Последнее, кажется, вовсе не для оттепели, а скорее наоборот. Что еще? Вроде бы для весенних поездок используются полозья не из березы, а из какой-то другой древесины. Из какой именно– можно не вспоминать…»
Ему так ничего и не удалось придумать, кроме одного: даже если волки и смогут тянуть нарту, людям придется двигаться пешком. Именно так все и получилось…
К вечеру их положение можно было считать безнадежным – всадники их практически уже догнали, но держались пока в отдалении – то ли выбирали удобное место для нападения, то ли чего-то опасались и изучали противника. Их было семь человек на низкорослых лохматых лошадках, которые двигались спорым шагом. Еще пять лошадей двигались в связке за ними – они несли какой-то груз. Рядом бегали несколько собак. У самих же всадников к седлам были приторочены прямоугольные предметы довольно большого размера. Семен заподозрил, что это щиты, и, как показало будущее, не ошибся. Ему, впрочем, было не до размышлений – день пешей ходьбы по мокрому снегу привел его ногу в изначальное, если не худшее, состояние. Местность была еще незнакомой для Хью, так что выбирать направление приходилось Семену. Правда, особого выбора у него и не было – идем туда, где можно двигаться, где из-под оседающего на глазах снега меньше торчит камней. В конце концов, очумев от боли и слепящего солнца, он сделал ошибку. То, что представлялось ему сплошным водоразделом, уходящим вдаль, оказалось ловушкой: заснеженные склоны узкой глубокой долины сливались, создавая иллюзию ровной поверхности.
Упряжка остановилась, Семен доковылял до края, заглянул вниз. Всадники вдали спешились, отвязали щиты и, прикрываясь ими, начали приближаться. Судя по всему, метать дротики, торчащие в связках за спинами, эти щиты им не мешали. Неприятно удивило и поведение собак: как только люди удалились, они согнали лошадей в плотную кучку и крутились вокруг, не давая им разойтись на кормежку.
– Влипли, однако, – оценил ситуацию Семен.
– Низ ехать надо, – невозмутимо отреагировал Хью. – Камни сидеть, арбалет стрелять, бомба бросать.
– Гениально! – буркнул Семен. – Ну, иди искать спуск, а я тут пока…
Все, что было известно об оружии противника, говорило в пользу безнадежности боя на открытой местности: дротики они мечут со снайперской точностью чуть ли не на полсотни метров. Примерно такова и «прицельная» дальность арбалетных болтов, но щиты… А укрыться можно лишь за грузом, который лежит на нарте, – смешно даже!
«Блин, – мысленно ругался Семен, взводя арбалет, – хоть с обрыва прыгай! Может, там снег мягкий? Или бомбу в них бросить? А вдруг они не испугаются? Да и пока огонь раздобудешь…»
Семен решил попытаться если и не нанести урон противнику, то хотя бы попугать, чтоб боялся. Расстояние было еще слишком большим, так что целиться пришлось с «превышением». Болт ушел по пологой дуге вверх. Рассмотреть все в точности не удалось, но создалось впечатление, что снаряд на излете заметили и один из воинов специально поднял щит, чтобы его поймать. После этого остальные собрались вокруг него и стали как бы совещаться. «Ну, вот, – расстроился Семен,-теперь они будут знать, чем я стреляю и как. Впрочем, хуже, наверное, уже не будет».
Вернулся Хью. Он тяжело дышал:
– Путь низ есть. Снег мягкий, камень путь нет.
– Круто там? – поинтересовался Семен, натягивая рычагом тетиву. – Не разобьемся?
– Биться нет, снег мягкий.
– Нуда, конечно, – вздохнул Семен. – Ты же на нарте с горки еще не катался – откуда тебе знать-то?
Впрочем, было ясно, что другого выхода у них все равно нет. Нет даже времени разгружать нарту и распрягать волков – только отцепить центральный ремень.
– «Сами распрягайтесь, – ответил Семен на вопросительный взгляд вожака. – Мы вниз пойдем, а вы тут оставайтесь. Можете заняться лошадьми и собаками».
Пыхтя и проваливаясь в снег по колено, они кое-как развернули нарту, подтащили к началу спуска…
Ни проверить крепеж груза, ни сообразить, как управлять и тормозить, они не успели – в них уже летели дротики. В четыре руки Семен и Хью просто пихнули нарту вниз и попадали на нее. Снег на спуске оказался почти сухим, так что скольжение было… В общем, хорошее было скольжение.
Куда они мчатся, Семен толком не видел – он оказался лежащим почти на спине. Единственное, что он успел отметить, это что борта долины значительно круче и выше, чем ему показалось вначале, а наверху нависают неприятного вида снежные карнизы. Потом был удар, треск, полет и новый удар…
Люди обошлись почти без травм, но нарта лежала на боку с надломленным полозом. Судя по уходящему вверх следу, спустились они довольно удачно – чудом миновали несколько скальных выходов. А потом долина оказалась перегороженной двумя снежными валами. Нарта слишком сильно разогналась и, взлетев как с трамплина на первом валу, ухнула вниз и перевернулась. Откуда взялось тут такое препятствие, понять было нетрудно: с левого склона сошла небольшая снежная лавина, а внизу скальный выступ разделил ее на два языка, перегородивших русло. Вообще-то, явление вполне обычное, но уж больно неуместное – могли бы и подальше уехать.
Дружными усилиями нарту перевернули и, разрезав крепежные ремни, начали торопливо извлекать оружие. «Мешок с гранатами, колчан с болтами, топор, пальма, арбалет – блин, как все это тащить?!»
Хью подхватил обе сумки и полез на склон, где возле скалы из снега торчали ржавые глыбы известняка. Семен двинулся за ним следом. Прежде чем оказаться среди этих глыб – метрах в пятнадцати над урезом воды, – он успел раза три провалиться по пояс, набить снег во все щели одежды и окончательно растянуть связки на ноге. Впрочем, он подозревал, что необходимость ходить и бегать у него в ближайшее время не возникнет. Если вообще когда-нибудь возникнет.
«Огневая позиция» оказалась безобразной: перемещаться между камней было почти невозможно, как ни расположись, или ничего не видно, или сам оказываешься на виду. К тому же наверху – на перегибе склона – многообещающе нависал снежный козырек, который, надо полагать, активно подтаивал. Правда, он располагался чуть в стороне, и была надежда, что обвалом здесь все-таки не накроет. Семен, приготовив арбалет к стрельбе, занялся высеканием искр, чтобы поджечь трут. По ходу дела в голове его возникла простая и очевидная мысль, что они, по сути дела, находятся в ловушке: «Что может помешать этим ребятам обойти нас с тыла или зайти сверху? Арбалетный болт с близкого расстояния, наверное, пробьет щит, но не навылет же! Если только попасть в руку, которой этот щит держат. На бомбы-гранаты надежда слабая – уж больно несолидно они хлопают. В темноте хоть вспышку видно, а днем на снегу… Да и осколки летят недалеко… Чертовы щиты – кто бы мог подумать, что эти примитивные приспособления окажутся такими эффективными? А может быть, они вообще сюда за нами не полезут? Испугаются чего-нибудь, а?»
Надежда, конечно, не оправдалась: преследователи оказались внизу даже раньше, чем можно было ожидать. Они просто съехали на своих щитах вниз по санному следу и теперь шли по дну долины, время от времени проваливаясь в наст. И чем ближе они подходили, тем тоскливее становилось Семену.
«На них меховые рубахи-парки и такие же штаны, заправленные в высокие теплые сапоги. Каждый из этих парней, похоже, по комплекции не уступает Черному Бизону. Как только их таскают такие мелкие лошадки?! Щиты у них от глаз до колен и, похоже, очень тяжелые и толстые – вероятно, рассчитаны на противостояние их же бронебойным дротикам. А дротиков у каждого целая связка за спиной, а еще, кажется, что-то для ближнего боя – типа дубин или палиц. На головах поверх меховых шапок некое подобие шлемов, набранных из костяных пластин. Эх, сюда бы автомат или карабин! Да что там говорить, хотя бы мой старый арбалет – с такого расстояния я снес бы одного-двух вместе с их щитами! М-да-а… Или не снес бы?»
– Если уцелеем и вернемся домой, – сказал он вслух, – то в первую очередь надо будет сделать щиты и научиться ими пользоваться. А сейчас давай покричим.
– Кричать зачем? Пока драться нет, – удивился неандерталец.
– Ну, может, на них снежная лавина свалится, – пожал плечами Семен.
– Кто свалится?!
– Ах да, ты же с этим еще не сталкивался, – сообразил Семен. – Тут зимы всегда были малоснежные. Понимаешь, когда в горах на склонах скапливается много снега, он иногда съезжает вниз. Вот там, где осталась нарта, что-то такое уже было. И есть поверье или примета, что на лавиноопасных участках шуметь нельзя – чревато.
– Хью понимать мало совсем. Надо кричать – давай.
Троекратно прозвучавший боевой клич лоури-нов вызвал слабое эхо в долине. Кроме того, он слегка задержал преследователей, которые остановились, вероятно пытаясь понять, зачем это шумят их жертвы.
– Не получилось, – признал Семен. – Если они не дураки, то сейчас разделятся и будут обходить нас с двух сторон.
Именно так и случилось: после короткого совещания трое отделились и, перекинув щиты за спину, начали подниматься вверх по склону. Дело это оказалось нелегким, но они, похоже, никуда не торопились – действовали наверняка. Семен ругнулся, вложил в желоб болт и стал выцеливать переднего на склоне.
Первый выстрел, вероятно, следовало признать удачным. Правда, воин не свалился замертво, но из игры почти вышел – пропустив вперед остальных, он, то и дело заваливаясь и пачкая снег кровью, начал двигаться в обратном направлении – вниз. Двое оставшихся на склоне продолжали движение, но теперь они старательно прикрывались щитами.
– Один – ноль, – вздохнул Семен. – Зато теперь они знают и прицельное расстояние. Хорошо бы, чтоб кто-нибудь из них переломал себе ноги на камнях под снегом.
Этого, конечно, не случилось, и двое, в конце концов, оказались значительно выше обороняющихся – почти под самым снеговым козырьком. Еще десяток метров вперед – и, наверное, уже можно пускать в дело дротики. Те, кто остался внизу, тоже пошли на сближение. Когда до них осталось метров сорок по прямой, Семен решил еще раз попытать счастья и всадил болт в центр одного из щитов – туда, где должна была находиться рука. Судя по звуку, он попал – если и не в центр, то в сам щит. От удара воин чуть не потерял равновесие, но потом поправил щит и двинулся дальше.
Трижды проскрежетал зарядный рычаг, тетива встала на зацеп, очередной болт занял свое место, и Семен начал выбирать новую цель. Он решил-таки попытаться угодить кому-нибудь в ногу под щит, но выполнить свое намерение не успел.
– Семхон, – спокойно сказал Хью, – огонь мало. Скоро совсем нет.
– Что такое?! – оторвался от прицела Семен. – Я же следить велел!
Хью старательно дул на зажатый в металлическую трубку пучок волокон. Тем не менее красное дымное пятнышко на глазах становилось все меньше и меньше.
«Намок! – ужаснулся Семен. – Не иначе как в снег попал, пока сюда лезли! Ч-черт, надо успеть поджечь второй…»
Он сунул руку в карман, где лежал второй фитиль, и понял… что дело не просто плохо, а очень плохо – там было полно снега!
Лихорадочно пытаясь найти выход из создавшейся ситуации, Семен принялся обшаривать и другие карманы. При этом он, вероятно, слишком сильно высунулся из-за камней – вскинутую руку вдали и точку летящего дротика он успел заметить в самый последний момент. Дернулся вниз и в сторону, стукнулся обо что-то виском. Снаряд прошел над самой головой, почти задев меховой капюшон.
– С-снайперы ч-чертовы, – прошипел Семен и выхватил у парня догорающий фитиль. – Сейчас ведь погаснет!
Решение пришло быстро: хоть что-то лучше, чем ничего!
– Готовься, Хью! Сейчас кинешь в этих, которые сверху. Только не высовывайся – все равно не попадешь. Просто кинь в их сторону!
Неандерталец кивнул и протянул широкую короткопалую ладонь.
Дротик ударил в камень возле самой головы. В лицо брызнула известковая крошка, острый как бритва осколок кремневого наконечника впился в щеку. Семен его нащупал и выдернул. «Запулили снизу навесом, – сообразил он и вдруг перестал волноваться, как с ним случалось в моменты крайней опасности. – Не дергаться нужно, а сосредоточиться на достижении максимально возможного: суметь запалить не одну гранату, а хотя бы две. Когда загорится запальная трубка, получится струя искр и дыма – фитиль наверняка от этого окончательно потухнет. Значит, надо поджигать обе сразу…»
Гильзу догорающего фитиля Семен зажал в зубах, сунул руки в мешок и извлек два глиняных шара. Он изо всех сил выдохнул воздух, пытаясь струей из ноздрей поддержать огонь, и стал тыкать в красное пятнышко короткими запальными трубками.
Загорелась сразу только одна – раздалось шипение, ударила струя дыма с искрами. Семен сразу же прижал к ней и вторую трубку. Шипение резко усилилось, дымное пламя плеснуло в лицо. Он зажмурился, рефлекторно втянул в себя воздух…
Только это был не совсем воздух. Точнее – совсем не воздух.
Вся операция длилась не более трех секунд: одну «гранату» Семен ощупью вложил в ладонь Хью, а вторую переложил в правую руку и, не открывая глаз, из положения «полусидя» метнул куда-то вперед и вниз.
Из дальнейших событий Семен на некоторое время выпал. Он сполз на снег, стукнувшись по пути затылком обо что-то острое, и начал кашлять, плеваться и тереть глаза. То, что они уцелели, он понял не раньше, чем ослабла боль в бронхах. Зачерпнув горстью снег, он прижал его к лицу, а когда убрал, обнаружил, что сквозь пелену слез что-то видит.