— Нет, имеет, — настаивала Лида. — Я в этом немного разбираюсь.
— Возможно, для вас это важно. Людей без лица у нас пока еще не рисуют, ваша правда. Но нам, как я уже говорил, это запрещено уставом…
— Жаль, — вздохнула Лида. — Снова придется рисовать воображаемого человека.
— Правильно. Следуйте традициям старых мастеров. Христос не спускался с неба, чтобы позировать, и все-таки художники писали иконы. Вообще святых и работников милиции следует писать по воображению.
Я выпил коньяк, положил деньги и поднялся.
— Вы не выпили кофе, — заметила Лида.
— Нарочно оставил его на закуску, на десерт, — ответил я, мысленно проклиная женскую наблюдательность.
Проглатываю противную жидкость и, помахав рукой на прощанье, выхожу.
Я снова перед дверью с тремя фамилиями. Уже второй раз сегодня утром. Размышляю, сколько раз позвонить, как вдруг изнутри доносится шум. Значит, преступник Танев вернулся наконец и стал править суд.
Вдруг дверь резко открылась, и на пороге появилась Вера с чемоданом в руке и со стопкой книжек под мышкой. Из-за ее спины выглянул Андреев. Инженер-электрик тоже был нагружен вещами.
— Переселение народов, — улыбнулся я с облегчением. — А я было подумал, что вас ругает дядя… Что же, вы, пожалуй, нашли оптимальное решение жилищной проблемы.
— В воскресенье мы расписываемся, — объяснила Вера, чтобы я не подумал чего плохого.
Она положила книжки на пол, поставила чемодан. Андреев тоже.
— Приходите и вы, — пригласил он меня.
— Нам как раз нужен один свидетель… — добавила Вера.
— А кто второй?
— Наша Мими, — ответила Вера.
— До сих пор она была Сусанной, а теперь — Мими, да еще и наша… — удивился я.
— Она больше не Сусанна. С Таневым у нее все кончено. Вы ее не узнаете… Она — наш первый свидетель, а вы будете вторым.
— Э нет! — возразил я. — Стать свидетелем двух лжесвидетелей?!
— Мы только хотели помочь вам, — проговорила Вера.
— Дать вам в руки готовые доказательства… — добавил Андреев.
— Хотели помочь мне, а заварили такую кашу. Ну ладно, я не злопамятный. Может, и приду. Рюмкой коньяку угостите?
— Даже целой бутылкой, — улыбнулась девушка.
— Бутылка — нет. Моя тетушка учила меня пить только рюмочку. Семейная традиция, понимаете? Наливает она, бывало, рюмку до половины и затыкает бутылку пробкой, заботится, чтобы я не стал алкоголиком. Кстати, раз уж речь зашла о родственниках, я не встретил вашего дядю в «Болгарии». А Мими утром сказала, что он вернулся и сидит, наверное, в «Болгарии».
— Да. Вернулся. Поэтому мы и торопимся перевезти вещи.
— А где он может быть в эту пору?
— Кто знает? — пожала плечами Вера. — Кто может знать, что он делает и где бывает.
— Беспокойный старик.
— Услышь он это, вам бы за «старика» не поздоровилось, — улыбнулась Вера и, взяв чемодан, стала спускаться в сопровождении Андреева.
— Ждем вас в воскресенье! — крикнула она мне снизу.
Я догнал их.
— Хорошо. А куда все-таки мог подеваться ваш дядя? Извините, гражданин Танев.
— Посмотрите в старом доме, там, где у него гараж, — ответила Вера. — Он часто бывает там.
Наконец-то старый дом. Хорошо, что на всякий случай я взял адрес этого памятника архитектуры. Даже побывал там вечером, хотя и не говорил вам об этом.
Несмотря на толчею, я сел в трамвай, потому что снова пошел дождь, а эта славная руина находится аж по ту сторону Верхнего Лозенца. Выйдя на нужной остановке, я хотел было дойти до дома пешком, но тут заметил телефонную будку и вспомнил, что был сегодня утром у шефа и кое-что ему пообещал, а сейчас чуть не забыл об этом обещании.
На улице, как я уже говорил, шел дождь. К счастью, мой объект был рядом с остановкой. Два квартала от нее. Старый дом кое-как огорожен, вокруг него — пять-шесть деревьев-недомерков, заросли сухого бурьяна. В дождливый день здание кажется совсем мрачным. Это одно из полуразрушенных строений, которые стоят еще кое-где как памятники времен бомбардировок. От дома остался один первый этаж, в котором сейчас гараж. От второго этажа — только одна комната, окна ее забиты досками. Здание, наверное, еще и горело. На фоне низкого темно-серого неба оно казалось совсем черным.
Старый дом… Таинственный дом… «Собака Баскервилей». Нет, не стоит преувеличивать: собаки нет, но все-таки дом довольно таинственный. А вдруг здесь живут привидения? Ничего, за отсутствием других свидетелей допрошу привидения.
«Допрос привидений»… Нужно предложить эту тему Лиде. Жаль, что я не догадался сделать этого раньше. Размышляя таким образом, я подошел к гаражу. Широкие двойные ворота заперты на тяжелый замок. Никаких признаков машины. Медленно обойдя дом, я наткнулся на вход. Тут двери не заперты. Их просто нет. Поднимаюсь по лестнице на второй этаж. Где здесь выключатель? На том месте, где он должен быть, зияет отверстие. Справа — дверь, наверное, вход в комнату. Подхожу, прислушиваюсь. В ту же секунду она порывисто открывается кем-то. И это даже немного пугает меня. Бог знает как в руках у меня оказывается пистолет..
Танев. Дождался-таки волнующей встречи. Только не представляйте себе бородатого бандита с черной повязкой на правом глазе. Человек, представший передо мной на пороге комнаты, был невысокого роста, плечистый, чуть покрепче своего брата. Образец элегантности. Модный темно-синий костюм, белоснежная рубашка, светло-серый галстук, седые, аккуратно подстриженные и причесанные волосы, гладко выбритое матовое лицо, на котором годы не оставили своего разрушительного следа. В темных глазах нахальное спокойствие двоюродного брата, но они более живые, в них светится самодовольство. Танев скользнул взглядом по моему лицу и вопросительно посмотрел на пистолет.
— Гражданин Танев? — спросил я церемонно.
Танев едва заметно кивнул.
— Вот где зимует рак! — проговорил я весело.
— Рак? Что это за жаргон? — поднял одну бровь Танев. — И что это за манера размахивать пистолетом? Кто вы такой?
Не выпуская пистолета из правой руки, я достаю левой служебное удостоверение и показываю его любопытствующему гражданину.
— А!.. Я было подумал, что вы грабитель. Насколько мне известно, милиция уже много лет не разговаривает с мирными людьми при помощи пистолета.
— Ваша правда. Давно. Однако это касается мирных людей, а вы принадлежите к беспокойным, как заметила недавно ваша родственница.
При этих словах я шутя погрозил Таневу пальцем.
— Я не совсем понимаю, — проговорил Танев, абсолютно владея собой.
— Еще поймете. Да пригласите же меня в дом! Я замерз на этой каменной лестнице.
— Прошу, — проговорил Танев почти любезно. — Машина в гараже. Через минуту я ее выведу, а через пять мы уже будем дома.
— Не стану причинять вам излишнего беспокойства. Поговорим здесь. Тем более в комнате включен электрокамин. Погреемся и потолкуем. Речь, собственно, идет о маленькой справке.
А поскольку Танев никак не решался пригласить меня в свою скромную комнату, я легонько подтолкнул его и сам вошел следом за ним. В комнате было тепло. Окна плотно забиты досками от ящиков. Небольшая электрическая лампа тускло освещает помещение, заставленное старой мебелью. Посреди комнаты, на большом старом столе — бутылки, рюмки, сигареты. Два стула, как раз столько, сколько необходимо для следующей мизансцены.
Я сел на стул и гостеприимно указал пистолетом на второй. Танев сел неохотно, но спокойно.
— Может, угостите чем-нибудь? — сказал я. — Ведь к вам пришел гость.
— Что вы пьете? — сухо спросил Танев, ставя передо мной рюмку.
— Мастику.
— Как видите, мастики нет… — равнодушно заметил хозяин.
— Неужели Медаров всю выпил? — удивился я. — Или то, что оставалось, вы вылили ему на костюм?
— Не понимаю, о чем вы…
— Не понимаете? Вот так так! Резидент гестапо, а не понимаете таких простых вещей.
— И этого намека тоже не понимаю.
Темные глаза смотрят равнодушно. Не верится, чтобы эти глаза когда-нибудь могли казаться смущенными.
— Ладно, — проговорил я, вздохнув. — Начнем сначала. Я думал, вы человек деловой и мы быстро поймем друг друга. Но раз вы не такой, начнем с самого начала. Где вы были последние три месяца?
— В провинции.
— Провинция велика. Более ста тысяч квадратных километров. Где именно?
— Преимущественно в Банкя.
— С какой целью?
— Отдых. Воды.
— Отдых от чего? Насколько мне известно, вашей основной профессией является безделье.
— Прежде я работал.
— Знаю. В гестапо. Но ведь теперь не работаете? А впрочем, на что вы живете, если не секрет?
— Отец оставил наследство…
— Когда умер ваш отец?
— Восемь лет назад.
— В таком случае это наследство, видимо, довольно крупная сумма, раз вы можете безбедно существовать столько времени.
— Я живу скромно.
— Это мне известно: машина, поездки в провинцию, через день — рестораны, подарки Мими и другим знакомым дамам. Более чем скромно. Кого вы посылаете разменивать для вас золотые монеты?
— Какие монеты?
— Что за вопрос? Те самые, что вы унаследовали от отца.
— А-а!.. Действительно, — Танев кивнул, будто речь шла о мелочи, которую он забыл и только что вспомнил. — Отец оставил мне некоторую сумму, но главным образом ценные вещи семьи. Я продавал их время от времени.
— Гм… Пока что вы солгали трижды. Посмотрим, сколько набежит еще. Не можете ли вы мне объяснить, как случилось, что ваш отъезд совпал с освобождением Медарова?
— Я не знаю, когда Медаров вышел из тюрьмы.
— А от кого узнали, что он вышел? И когда?
— От вас узнал, только что, — ответил Танев, глядя мне в глаза.
— Ваше бесстыдство действительно не имеет границ, — заметил я. — К сожалению, одним бесстыдством вы ничего не добьетесь.
— Разве я не говорил вам, что три месяца меня не было? — сухо напомнил Танев. — Я вернулся вчера.
Левой рукой я достал сигареты, ею же зажег спичку. Пистолет был мне уже не нужен, но я держал его — пусть маячит перед глазами собеседника. Когда-то Танев любил такое оружие, а теперь пусть оно его злит. Я затянулся несколько раз, внимательно вглядываясь в матовое лицо. Потом медленно сказал:
— Видите ли, Танев, свой план действий и защиты, говоря откровенно, вы склеили не так уж глупо. Но в нем есть один большой недостаток: если выпадет, хоть одно звено, вся цепь защиты распадется. А такое звено есть. Я имею в виду Мими.
— Не понимаю, — стоял на своем Танев.
— Пустяки, я вам объясню, — кивнул я терпеливо. — Вы, наверное, индивидуум со сверхъестественными способностями: будучи на лечении в Банкя, одновременно пребывали в Софии. Встречались с Мими, расспрашивали ее о Медарове и даже дали ей двойную дозу фанодорма, чтобы усыпить Медарова. Говоря «дозу», я имею в виду смертельную дозу, то есть вы не предусматривали возможности, что Медаров проснется. Я вам сказал уже: звено Мими оборвалось, и все пошло вверх тормашками.
Танев слушал меня внимательно, но равнодушно. Когда он заговорил, в его голосе не было и тени волнения:
— Если выпавшее звено — это ничтожество, которое постаралось меня очернить, то должен вас заверить, что это мелкая женская месть. Ее не устраивало, что я пустил ее в свою квартиру, она хотела совсем сесть мне на шею. А когда я отказался жениться на ней, она решила мне насолить. Если клевета — доказательство…
— Не волнуйтесь, — остановил я Танева, — доказательств больше, чем требуется. Вы, например, утверждаете, что все время были в Банкя, а тем не менее вашу машину несколько раз видели в Софии.
— Я давал машину двоюродному брату. Он ездил в столицу по делам.
— Кроме того, примерно с месяц тому назад вашу машину пригнали на техосмотр.
— Это тоже был брат.
— Гм… — буркнул я. — Вы солгали уже в восьмой раз. Бухгалтерская работа с вами — просто игрушки: количество фраз соответствует числу лживых выдумок. И-наоборот. Но пойдем дальше. Эту ложь о машине я слышал не только от вас. Так вы подучили отвечать брата. То же самое повторял Илиев. Но, к вашему сведению, Мими не единственное звено, которое оборвалось. Оборвалось и второе — Илиев.
Я пристально взглянул на него. Некоторое время Танев выдерживал мой взгляд. Потом опустил глаза.
— Не понимаю вас, — проговорил он, уставившись на стол.
— Прекрасно понимаете, но еще не верите. И все-таки: вопреки постоянным угрозам, вопреки тому страху, который вы внушили этому человеку, он капитулировал. Точнее, исправил свою ошибку. Или еще точнее: проговорился. А тот, кто проговорился раз, расскажет все. Это вам хорошо известно.
— Я допускаю, что он наговорил вам много всякой всячины, — ответил Танев. — Но все это выдумки. Илиев ненавидит меня.
— Вас, как видно, ненавидят много людей.
— Наоборот, только двое, и вам удалось их найти.
— Ну скажете тоже: только двое! А если прибавить Медарова, сразу станет трое.
— С Медаровым мы всегда были в добрых отношениях. Вместе жили. Вместе работали..
— Так за что же вы его убили?
Я не сводил с Танева глаз.
— Никого я не убивал, — проговорил он глухо.
В голосе его — ни растерянности, ни возмущения. Только упрямство.
— Медарова вы не убивали?
Танев молчит.
— А Костова?
Молчание.
— А Андреева?
— Вы можете приписать мне все известные или придуманные убийства последнего десятилетия, но все впустую. Вы сами говорили: клевета не есть доказательство. А впрочем, вам это известно лучше моего.
— Конечно, известно, — охотно подтвердил я. — И как раз поэтому я постарался собрать богатую коллекцию доказательств. Собственно говоря, я приехал к вам отнюдь не для того, чтобы пополнить свою коллекцию, и не для того, чтобы забивать себе голову вашими «не понимаю», «не понимаю». Что вы твердите это, как попугай? Должен сказать вам, Танев, что моя коллекция укомплектована полностью. Так что признаетесь вы или будете повторять свою любимую фразу — значения не имеет.
Танев поднял глаза. На его лице впервые появилось что-то вроде заинтересованности. Или презрительной улыбки.
— Будь у вас доказательства, а не клеветнические измышления, вы прежде всего арестовали бы меня.
— А я за этим и пришел, — сказал я спокойно.
Танев взглянул на меня, словно желая проверить, насколько серьезны мои намерения.
— Да, да, — подтвердил я. — Вы поняли меня верно: я пришел арестовать вас. Ибо оборвалось и третье звено: Медаров.
— Неужели и мертвый свидетельствовал против меня? — криво усмехнулся хозяин, к которому снова вернулось спокойствие.
— Именно так. Хотя мертвые и молчат, но Медаров заговорил. Вот!
Я показал Таневу маленькую записную книжку в коричневой кожаной обложке. На секунду он сжался, словно хищник, готовящийся к прыжку. Потом снова опустился на стул и отвел взгляд.
— Вы, наверное, представляете себе содержание этой реликвии? — сказал я, положив книжку в карман. — Тут записаны имена агентов, которых вы вербовали для гестапо, и зафиксированы суммы, полученные ими, и все скреплено вашей собственноручной подписью.
Матовое лицо Танева потемнело.
— Одна эта записная книжка — достаточное основание для смертного приговора. Но гестапо не по моей части. Этой стороной вашей деятельности займутся другие. Я же арестую вас за убийство Ивана Медарова.
— Я не убивал Ивана Медарова, — сухо проговорил Танев. — И абсолютно уверен, что, как только узнаю о времени смерти Медарова, смогу представить вам алиби.
— В этом вопросе вы человек искушенный. Но и мне кое-что известно. А что касается алиби, не ждите, что я упаду со стула от неожиданности. Когда кто-то готовит убийство, он обычно запасается соответствующим алиби. Мне редко встречались убийцы без убедительного алиби. А ваше к тому же совсем не убедительно: бывший спекулянт, который будет вашим свидетелем, — это ваш двоюродный брат. Его свидетельство гроша ломаного не стоит.