«липучкой» сразу после первого занятия по Бытовой магии, а дальше к этому только прибавлялись новые навыки – к примеру, чистка и глажка одежды занимала теперь значительно меньше времени, чем раньше. Многие заклинания выдавались уже даже без участия головы. Но теперь всякая магия оказалась под запретом. Объяснялось это тем, что животные, находившиеся в зверинце, и сами по большей части были магическими, и клетки усиливались специальными заклинаниями, поэтому постороннее магическое вмешательство могло привести к непредсказуемому результату. Инора, ответственная за практику, рассказала нам страшную историю про студента, закончившего в этом году третий курс. Он решил убраться «липучкой» в клетке и в результате полностью облысел. Пока нашим целителям не удавалось вернуть ему волосы, но надежды они не теряли.
– Пожалуй, Фогель не так уж и страшна, – повернулась ко мне впечатленная Грета. – Как-то мне не хочется появляться без волос перед Марком. Да и не только перед Марком.
– Ты еще можешь с группой поехать, наши только завтра отправляются.
– А ты не боишься облысеть?
– Инора же сказала, что если не магичить, то проблем не будет, – равнодушно ответила я. – Она сама не в мороке и не в парике. Потом, кому нужны мои волосы? Личной жизни у меня нет и не будет, а магией можно и без них заниматься. Даже удобнее – не надо тратить время, чтобы мыть, сушить и расчесывать.
– Ты что, с ума сошла? – возмутилась подруга. – Я уверена, что все наладится. Как тогда ты себя будешь чувствовать с лысой головой?
– С чего ты взяла, что я непременно облысею? Я думаю, нас просто пугали. Если ты боишься случайно что-то сделать, можно надеть артефакт, блокирующий магию. Но я точно никуда не поеду. Я не выдержу целый месяц Зольберга и Фогель.
Грета еще немного попереживала, но решила меня не бросать.
– Тебя на практику одну отпускать нельзя, – проворчала она, – а то опять во что-нибудь вляпаешься. Хотя большей глупости, чем ты уже сделала, и представить нельзя.
Я вздохнула, мне тоже казалось, что хуже и быть не может. Все самое плохое в моей жизни уже случилось. Так что бояться практики в зверинце академии было смешно.
На деле все оказалось не так страшно. Поручили нам присмотр только за пятью вольерами – их нужно было убирать и дважды в день кормить сидящих в них тварей. Уборка много времени не занимала. Силовой полог разделял клетку, и мы входили на пустую половину, убирали ее, ставили миски с едой, выходили, убирали полог. Обитатель вольера бросался подкрепиться на вычищенную половину, клетка опять перегораживалась для чистки уже ее второй части. Рассматривать пленников было интересно. Грета зарисовывала, я записывала все замеченные особенности, которые потом пойдут в отчет по практике. Почти все твари, содержавшиеся в зверинце, были нам знакомы, исключение составила странная особь, абсолютно не поддающаяся классификации. Чем-то она напоминала дракона, только мелкого и покрытого мехом с проплешинками. Мы безуспешно перерыли все справочники, но так и не сумели определить, кто же это такой, поэтому обратились с вопросом к проходившей мимо смотрительнице.
– Результат неудачного магического эксперимента, – ответила она. – Магистр Шварц пытался приобрести качества дракона, а в результате распростился с остатками человеческого разума.
– Магистр? – удивилась Грета. – Почему тогда его здесь держат?
– А где его держать? – в свою очередь удивилась инора. – Он опасен для окружающих и полностью невменяем. Мы пытаемся повернуть его заклинание вспять, но до сих пор безуспешно.
Судьба несчастного магистра настолько потрясла подругу, что она большую часть времени стала проводить именно у его вольера. Она почему-то решила, что если будет с ним постоянно разговаривать, это пробьет в нем какой-то внутренний барьер и вернет если не человеческое обличье, то хотя бы человеческий разум. Но тот возвращаться явно не хотел – через некоторое время после начала Гретиных монологов он начинал громко выть и поскуливать от одного звука ее голоса, поэтому в конце концов ей не разрешили к нему даже подходить.
– Всегда так, – обиделась она. – Я уже достигла очевидного прогресса – он начал реагировать на внешние раздражители, и мне сразу все запретили. Наверное, не очень любили этого магистра. Говорят, что пытаются ему помочь, но к нему никто даже не подходил за все время, что мы здесь работаем.
– Думаю, они испугались, что это единственное улучшение настолько усилится, что обратно этого Шварца будет уже не заткнуть. Уж очень противный у него голос, – заметила я.
Голос у него на самом деле был очень неприятный – высокий, визгливый и с совсем не гармоничными переливами. Я бы тоже не хотела слушать такое целый день. Но Грета моего мнения не разделяла. Напротив, ей казалось прекрасным любое проявление активности со стороны этого недодракона, и причину этого она видела в собственных способностях.
– Я, наверное, тоже в целители пойду, как Марк, – как-то мечтательно сказала она. – Буду заниматься душевными болезнями. Видишь, как у меня хорошо получается?
Я с недоверием посмотрела на подругу. Неужели ей действительно хочется всю жизнь возиться с такими, как этот магистр? Грета выглядела уверенной в своем решении, но до специализации у нас еще один курс, за это время она вполне может передумать, а если и решит идти на целительство, то хотя бы потеряет интерес к умалишенным.
Через несколько дней я убедилась, что Грета не только не оставила подобные мысли, но и продолжает постоянно думать о лечении этого несчастного. Она с гордостью показала мне кристалл.
– Это что? – подозрительно спросила я.
– Копия ключа в зверинец, – довольно ответила она. – Даже рассказывать не буду, чего мне стоило его заполучить.
– Зачем он тебе?
– Как зачем? Ночью там никого не бывает. Значит, вопли этого магистра никому не будут мешать, и я спокойно смогу с ним заниматься.
– Грета, тебе запретили, – попыталась я ее урезонить. – Там считают, что его состояние только ухудшилось.
– Вовсе нет. Несправедливо, когда мага держат в клетке, – начала она возмущаться. – И ничего, совсем ничего не делают для его лечения. Только болтают, мол, мы делаем все, чтобы помочь. А что они делают? Да ничего! Вот ты бы хотела для себя такой жизни?
– Нет. – Меня даже передернуло от ужаса от одной мысли о подобной возможности. – Но ведь он не осознает, что с ним случилось.
– И что? Остальные-то знают, что там человек. Но им это все равно.
Грета была столь уверенной в собственной правоте, что и меня убедила в несправедливости такого обращения с бедным Шварцем. Правда, мне казалось, что ничего хорошего из идеи подруги не получится, но действительно, нельзя же вот так сидеть сложа руки, когда в клетке мучается твой неудачливый коллега?
Ночью, когда совсем стемнело, мы отправились в зверинец. Людей там действительно не было. Магистр завыл сразу, как только увидел Грету, даже
не дожидаясь, когда она начнет что-то ему говорить.
– Вот видишь, он понимает, что только я могу ему помочь, – гордо сказала подруга.
Но у меня такого впечатления не создалось. Свихнувшийся маг в животном облике выглядел по-настоящему несчастным и пытался зарыться в пол. Но пол, усиленный магией, устоял.
– Мне кажется, он хочет сказать: «Лучше добейте меня сразу, я не могу такого выносить».
Грета недовольно фыркнула, уверенно прошла к клетке недодракона и начала немного нараспев его уговаривать:
– Ты же мой хороший. Ты должен вернуться назад, к нам, в свое тело. Нельзя же магу в клетке сидеть, еще и в таком виде. Это просто неприлично. – И повернулась ко мне: – Не знаешь, как его имя? Не говорить же все время «Шварц», на имя он скорее откликнется.
Я не знала. Мне казалось, что магистр реагирует и без всякого обращения по имени. Он выл уже постоянно на одной высокой ноте, которая заставляла вибрировать наши тела и совершенно заглушала Гретин голос. Было очень похоже, что бедный Шварц не выносит присутствия подруги рядом и совсем не хочет возвращаться.
– Имя, нам нужно узнать имя, – тараторила Грета с горящими глазами, когда мы возвращались домой. – Я чувствую, что все завязано на имени. Без него мы дальше не продвинемся. Так и застрянем на полдороге.
На мой взгляд, мы и так продвинулись, куда могли. Во всяком случае, уши у меня были заложены, словно их забили ватой. Если он теперь так вопить будет каждый раз, когда Грета будет мимо проходить, это не останется незамеченным, и тогда ждет нас грандиозный скандал. Я с ужасом представляла это и твердо решила не ходить больше в зверинец по ночам и отговорить подругу от этого безнадежного дела спасения мага, совсем этого не желающего.
Но на следующий день в клетке магистра никого не было. Выяснилось, что служащие, пришедшие поутру, обнаружили там человека в бессознательном состоянии и отправили его в целительское крыло. Грета сразу же надулась от гордости и сказала, что все дело в том, что она не знала имени несчастного мага. Мол, если бы звала этого Шварца как надо, он бы не только в человека перекинулся, но и в себя пришел. Я посоветовала ей пока об этом никому не рассказывать – кто знает, что будет говорить несчастный магистр, когда в себя придет. Ведь принудительное общение с подругой было для него пыткой, и неизвестно еще, во что это трансформировалось в его болезненном мозгу.
– Главное – результат, – возразила подруга. – Подумаешь, пострадал немного, зато опять стал человеком. А целители наши его и в сознание приведут, и расшатанные нервы подлечат.
На это возразить было нечего. Действительно, сидел человек в виде непонятного существа в клетке, а теперь стал опять человеком. Главное, чтобы разум к нему все-таки вернулся, а то будет он к себе требовать намного больше внимания и ухода, чем когда находился в зверинце. Так что пока этот магистр в себя не пришел, Грета решила-таки скромно молчать о своей роли в излечении. А то будут привлекать в сложных случаях, от учебы отвлекать, да и за практику оценка еще не проставлена.
Ведель приехал, когда до окончания нашей отработки оставалось всего два дня. Поначалу я ему даже обрадовалась, но у него было лицо человека, собирающегося сообщить очень неприятные вести и не знающего, с чего начать.
– Эрна, вы только не нервничайте, – начал он неуверенно и замолчал.
– Что случилось? – испуганно спросила я.
– Штаден погиб на практике, – сказал Дитер.
Дальше я все слышала, как сквозь толстый слой ваты. Что орки напали на форт, где на практике был мой муж, и всех вырезали. Что Дитера в тот злополучный день отправили в город, и только поэтому он не разделил участь своих сослуживцев. Что погибших даже определить невозможно было, настолько они изуродованы, поэтому их похоронили прямо там, в одной общей могиле. Что Ведель уже сообщил отцу Кэрста о случившейся трагедии, и тот просил привезти меня к нему на траурную церемонию прощания с сыном. Слова проходили мимо меня, а в голове билась только одна, совершенно глупая мысль – вот и кончился мой нелепый брак.
Всю дорогу Ведель был очень заботлив и предупредителен, но меня он до крайности раздражал. Хотелось его не видеть и не слышать. Даже подумалось совсем ужасное. Если уж суждено было выжить кому-то одному, то почему это был не Кэри? Почему это был Дитер?
Отец Штадена выглядел плохо. Полученное известие состарило его лет на десять сразу. Глаза запали, щеки ввалились, даже усы, казалось, уныло обвисли. Эльза поддерживала его под локоть, но ей и самой требовалось утешение. Мужа ее почему-то не было рядом. Но все это было совсем не важно.
Какие-то совершенно незнакомые люди подходили со словами соболезнования. Я с трудом подбирала слова для вежливого ответа, хотя мне хотелось кричать от ужаса, в котором я находилась. Почему-то совсем не было слез, и я не могла найти успокоения даже в этом. Сухие глаза жгло, словно в них насыпали песок.
Наконец силы мои иссякли. Я не могла больше выполнять роль вежливой аристократки. Мне нужна была хоть краткая, но передышка. Я поднялась в библиотеку и подошла к окну. Из него прекрасно был виден сад, тот самый, где Кэри впервые поцеловал меня. Свежая молодая листва сияла, все было так солнечно и безмятежно, а меня вдруг начало трясти как в лихорадке. Подошла Эльза, что-то спросила, но я даже не поняла, что ей нужно. Я смотрела в окно и не могла осознать, как же так, ведь вокруг ничего не изменилось, почему же Кэри теперь нет? Мне хотелось никого и ничего не видеть и не слышать, но отрешиться от происходящего мне не давал Ведель, постоянно суетящийся рядом и даже сейчас пытающийся всунуть мне в руки стакан с каким-то остро пахнущим успокоительным отваром. Он мне показался таким отвратительным. И отвар, и сам Ведель.
– Дитер, – не выдержала я, – уйдите. Пожалуйста, уйдите.
С уходом Веделя мне стало легче. С ним даже дышать было нечем.
– Ты любила моего брата, – неожиданно сказала Эльза.
– Стоит ли теперь об этом говорить?
– Да, это теперь не имеет смысла.
Она резко встала и вышла. Я прошла вдоль стеллажей, наугад достала одну из книг и раскрыла. Это оказался сборник стихотворений. На странице, на которую я сейчас смотрела, было написано:Темные волны бегут к океану.Темная тьма.Темные волосы пахнут обманом.Сводят с ума.И пустотою уносится словоВ век или час.Даже когда я целую другого,Помню о вас.
Да, Кэри, я тебя буду помнить. Всегда. Только вот не знаю, смогу ли я теперь целовать кого-нибудь другого…
Глава 40
Через несколько дней, когда я начала немного воспринимать, что