Ускользнуть из дома не составляло труда, так как после школы за ним присматривала все та же няня, пугавшая его стиральной машинкой. За десять лет они узнали друг друга с лихвой, и Нэд прекрасно знал, что если успеет вернуться к семи, то о его походе никто не узнает, ведь его няне хотелось и отдохнуть от него, и получать зарплату. Такой договор, на грани света и тьмы его устраивал, хотя он иногда ужасался того, что еле успевает к назначенному времени.
В заброшенном здании было страшно. Так страшно, что даже самый рослый из друзей Нэда, Димка вздрагивал от каждого шороха. Но никто не смел над ним смеяться, потому что Димка мог вмазать, да так, что даже «Аспергель» — лучшее средство от синяков и ссадин, не помогало в течении многих и многих недель. Пробираясь по хрустящим под ногами осколкам и цементу, они с пересохшим дыханием оглядывались вокруг, в надежде увидеть призрака.
Призраков, если верить слухам, на Птицефабрике было множество: и старый охранник, скончавшийся прямо на рабочем месте, да так и не успевший понять этого, и проворовавшаяся директриса, беспокойный дух которой не мог оставить в покое кабинет бухгалтерии, и маленькие, безобидные призраки несушек, кудахтанье которых отчетливо слышали пара ребят постарше.
По мнению Нэда, самым жутким из этого множества, являлось привидение работницы насмерть заклеванной обозленными курами в бройлерной. История эта пугала его своей невероятностью, и документальной достоверностью, в которой он убедился лично.
Как-то раз, он потратил целый день в архиве, пытаясь найти в подшивках подробности о смерти несчастной женщины. Архив был старого типа, и он чуть не исчерпал весь запас подходящих слов, ища нужный заголовок. И вот наконец, всплыла заметка тридцатилетней давности: «Ужасающий случай на Птицефабрике!» — к заметке прилагалась фотография. Молодая женщина смотрела на него, а в глазах у нее было удивление. Нэд тогда над этим хихикнул, а потом долго жалел, дрожа при мысли, что призрак мог услышать этот его смешок.
И вот он на птицефабрике, втайне жаждущий найти место скандального происшествия, но сколько бы он не высматривал, время нещадно уничтожило ориентиры. Краска со стен сошла, верхние этажи были недоступны, а дверей и вовсе не было, в их проемах теперь гулял ветер, несущий за собой смрад и призрачные шорохи.
В тот самый день, все начиналось как и двести раз до этого. Они вошли через окно на первом этаже, прошли по узкому коридору к лестнице, осторожно поднялись по ней на второй этаж, и чуть не упали в обморок от шума взлетевшей птицы.
Придя на место, Димка деловито сплюнул, желая показать бесстрашие, и громко сказал:
— На месте?
…Месте?… Месте?… ответило эхо, и только когда оно вконец утихло, друзья решились перевести дыхание.
— А мы ниче да? — улыбнулся Саша продолжая оглядываться. — Как взаправдышные сталкеры!
Нэд посмотрел на него.
— … то есть не, не как взаправдышные… то есть… — затараторил Саша.
Не слушая его, Нэд начал выписывать круги по новому месту разведки, время от времени прикладываясь рукой к кобуре сигнального пистолета.
— Отчет? — обратился он к секретарю, роль которой исполняла Яна, самая смелая девочка из знакомых ему.
Красиво, так что все залюбовались, Яна вытащила из кармана схему здания, и тыкнула пальцем сбоку.
— Мы здесь.
— Бокс А — прочитал Дима и посмотрел на Нэда.
— Черт… — буркнул тот, как можно более сиплым голосом. — Проверьте еще раз, наши здесь пропали?
Под «нашими» значилась группа разведчиков канувших в неизвестность, пять лет тому назад. Яна вытащив тетрадь, хмуро пробежала глазами по исписанным страницам. Тетрадь они заполняли по очереди, еще до похода на Птицефабрику, в прошлом году.
— Нет командир, — обратилась она к Нэду — они исчезли в боксе В.
Саша хлопнул себя по колену.
— Вот дерьмо! — выкрикнул он. — Вот дерьмо! Кто наметил этот хренов план?
Дима толкнул его в плечо.
— Успокойся мальчик, на операциях разное бывает…
— Но у нас ничего не осталось — чуть не плача сообщил Саша — полегли все! И все из-за этого хренова плана!
— Прекратить истерику.
Дима и Саша тут же прервали диалог, а Яна встревожено посмотрела на Нэда.
— Что-то есть?
Он приложил палец к уху, в котором торчал наушник.
— Помехи… чщщщ… бежим!!!
Ребята ринулись за ним, включаясь в неожиданный поворот игры. На лицах каждого суровая ухмылка сталкера напавшего на след. Командир Нэд мчится впереди, выкрикивая приказы подчиненным. Игра в разгаре. Они сейчас в самом деле не дети, а команда сталкеров пробирающихся через зараженную зону, в поисках пропавших друзей. Их ждет слава и доблесть, ведь они обязательно…!
И тут Нэд пропал. Так резко, что Саша, Дима и Яна остановились как вкопанные, приняв наступивший факт, за уловку бравого командира.
Первым опомнился Саша, с криком:
— Невозможно!
Он ринулся к месту, на котором Нэд исчез, за ним кинулся Дима, затем и Яна. Увидев в полу провал, она засмеялась, а потом закричала. Нэд лежал внизу.
3
А ему казалось, что все будет по-другому, он ожидал туннелей, и голосов зовущих в даль. Он ожидал увидеть кого-то великого, кому его мама молилась по вечерам, а папа глядя на нее критично вздергивал бровь. Он думал, что опустится на зеленый луг, вдохнет запах невиданных цветов, а солнце будет ласково касаться его кожи. Он думал. В эти неизмеримые минуты, а быть может часы или секунды, ему вспомнились все легенды, которые он когда-либо слышал. Ада он не боялся, так как знал, что души детей туда не попадают. Откуда-то взялось слово «лимб». Паря в невесомости, он попытался понять, что оно значит. «Лимб — слово, сказанное ему в раннем детстве мамой — там оказываются неверующие».
Стоило ему вспомнить, как он оказался на чем-то твердом. Боясь открыть глаза, он прошелся ладонью по поверхности под собой, шершавая. Воздух был горячим, Нэд вспотел, и хотел открыть глаза.
— Тыц! — помешал ему голос сверху — не здесь ты еще, не гляди.
От страха Нэд весь сжался, и зажмурил глаза так, что в них тут же заплясали разноцветные огоньки.
— А мальчик хорош! Как звать то?
Нэд молчал.
— Ну да — вздохнул голос — не отвечай, ты все равно не здесь.
«Здесь» — начинало казаться Нэду нехорошим местом. Он испугался что все же попал в ад, и думая обо всех своих прегрешениях, а особенно о побегах на птицефабрику, заплакал.
— Абээ, что такое да?
Кто-то утер ему слезы. Прикосновение оказалось тошнотворно холодным.
— Такой мальчик, а плачешь.
От этих слов Нэд зарыдал сильнее.
— Пахай да пахай! Чэ, марылыы марылыы сыт!
Голос затих, Нэд почувствовал что остался в одиночестве. Приоткрыв левый глаз, он увидел над собой землю, с копошащимися в ней опарышами.
— Фу… — вырвалось у него.
Тут же Нэда дернуло назад. Словно гигантским пылесосом его засосало в шланг и влекло в неизвестность. Выдирая внутренности до последней капли крови, он вернулся на Землю. Какими чувствами он это понял, Нэд объяснить не мог, потому что чувств не было вовсе.
«Может я в памятнике застрял?» — подумалось ему, до того ощущения были непривычны.
Он пробовал пошевелить рукой, ногой или хотя бы мизинцем, но тщетно. Каменноподобное тело чувствовалось чужим и не похожим на его собственное.
Больше происходящего, Нэда расстраивало что он на Земле один. Ни голосов, ни других, даже еле слышимых звуков, и уж тем более никаких прикосновений. Вскоре Нэд перестал понимать как долго он заточен в камне. Вместе с тем уходили воспоминания, прошедшая жизнь виделась сквозь грязное стекло. Душа покидала его, а он этого даже не замечал. С каждым новым «сейчас» все больше и больше Нэд не мог удивляться, бояться или сожалеть о чем бы то ни было. Краски уходили оставляя за собой черно-белый ряд бессмысленных картинок. Вереница ощущений пропала, приложи к нему лед или огонь, он бы не смог отличить одно от другого. Нэд застыл, уставившись в непроглядную тьму, превращаясь в нечто неживое. «Сейчас, — билась в нем последняя мысль — сейчас».
Однажды он перестал воспринимать себя, растекшись в пространстве, он остался никем, повторяющим лишь одну единицу времени. Сейчас. Сейчас. Сейчас. И не было больше картинок, не было лиц друзей, звона их смеха в ушах, не было теплоты маминых рук и блага отцовского уважения, не стало чувства теплого ветра и дыхания, с шумом врывающегося из легких. Все ушло. Все умерло. И если бы он хоть на капельку было прежним Нэдом, он мог бы пожалеть, о маленькой, нелепо потерянной жизни…
4
В 11:30 по Нью-Йорскому времени Яна Смит проснулась от телефонного звонка. Раздававшаяся в огороженной от солнечного света комнате песня древних «Битлов», заставила ее сесть в кровати, она вспомнила на кого поставлена эта мелодия.
В 21:00 в Кабульском кинотеатре у Димы, больше известного здесь как Русский, завибрировал телефон. Высветившееся на дисплее имя, заставило его выбежать из зала, и севшим голосом произнести в трубку: «Алло?»
В 16:30 в Якутске, Саша Алексеев нажал на кнопку «Конец связи». Лоб его покрылся испариной. Смотря на старомодный аппарат, он не мог поверить, что час на стал. Он знал о нем с самого начала, но за десять лет это начало казаться несбыточно далеким. Но время пришло.
В ночь на 24 июля Савельевы не спали. Сидя в комнате отдыха «Центра Научных Технологий», они по очереди смотрели друг на друга. За прошедшие десять лет они стали другими: больше морщин на лице, больше седых волос. Десять лет назад будущее рисовалось им другим, полным приятных тревог и ожиданий, а оно оказалось отравлено ядом ожидания. Ожиданием этого дня.
Все началось с больницы куда привезли их истекающего кровью сына. С глазами полными отчаяния, они смотрели как его тело покидает жизнь. Один раз он пришел в себя, но лишь для того, что бы в последний раз взглянуть на них удивленным взглядом. Когда врачи накрыли его простыней, сердце матери Нэда остановилась вместе с ним, рука мужа лежащая на плече отяжелела. Он то же смотрел на сына, и то же умирал, хороня надежды и мечты, не понимая, как он мог его потерять. А затем в их жизни появилась Виктория. Красивая и уверенная в себе, в те дни она виделась им ангелом сошедшим с небес. Она рассказывала о невероятных вещах, показывала множество схем, а самое главное, счастливых фотографий. Она обещала вернуть им его, вернуть их Нэда.
Этот день настал. Правда теперь все виделось иначе, горе не забылось, но стало не таким ежеминутным. Их жизни обросли множеством нитей заполнивших возникшую пустоту. Главным из них была девочка Катя, которая день за днем проживала жизнь их мертвого сына. Они жили в другой квартире, на другой улице, с другой мебелью, и просыпаясь по утрам не встречались с горечью потери и многочисленными «если бы». Только одностраничный контракт в папке с важными документами напоминал о том, что их Нэд не просто был, а наверно еще будет.
Как легко их оказалось выдернуть из наладившейся гармонии жизни, один звонок, и вернулась боль, вернулись «если бы». Пытаясь заглушить вопросы бушующие в головах, они тут же ринулись в Центр. Напрочь позабыв о Кате, новой квартире и появившихся обязательствах. Они сели ждать, не веря, и ужасаясь мысли что их мертвый сын в одной из соседних комнат.
— А что…
— А?…
— Если…
Молчание. Повисший в тишине страх. И вот за дверью шаги, входит Виктория в белом халате. Рыжие волосы сколоты на затылке, безупречный макияж, если она и волновалась, то умело это скрывала.
— Как самочувствие?
Савельев ответил: «хорошо».
— Где он? — спросила жена.
Виктория замедлила, советы психолога как всегда вылетели из головы. Сама она уже видела мальчика и не раз. Родителям восстанавливаемое тело видеть запрещалось, у компании «NewP» были свои понятия морали и нравственности.
— Вы готовы?
Савельевы закивали и взялись за руки.
Дрожа всем телом, Виктория вновь покинула комнату, за дверью ее ждал мальчик.
— Эй, — она опустилась на корточки — скажешь «мама» и «папа» ладно?
Мальчик кивнул. «Мама и папа» — повторил он про себя.
Виктория взяла его за руку и набрав в легкие воздуха толкнула дверь.
Мальчик увидел мужчину и женщину сидящих на зеленом диване. Они смотрели на него во все глаза. Застывшая в комнате тишина не показалась ему странной, он к ней привык.
— Мама и папа — произнес он.
Слова вывалились изо рта и рухнули на сердца родителей. С плачем, они бросились к нему и начали прижиматься. От неожиданности он не отпускал руку Виктории, «Спаси меня» — хотел сказать он, но тут сознание прорезали расплывчатые образы: женщина и мужчина с ним в парке, он улыбается во всю ширь; женщина и мужчина приносят ему торт с цифрой один, он младенец.
— Мама и папа.
Дотронувшись до сына, мать ощутила чувство обретения, почти как в тот день, когда услышала его плач в первый раз. «Нэд» — прошептала она ему в ухо, не веря в реальность происходящего. Сомнения о правильности их поступка стерлись при виде живого сына. Словно никогда не было в их жизни момента когда он закрыл глаза в последний раз. Теперь он ими вновь смотрел на них, и пусть в них не было полноты жизни, одного лишь присутствия его здесь хватило с полна.
Виктория старалась не смотреть на них. За пятнадцать лет работы в компании, она так и не смогла привыкнуть к моментам встреч. Она и компания упрямо называли возвращение мертвецов «встречами», хотя противопложники их деятельности всегда верно указывали на неуместность этого слова.
Мальчик не отпускал руку, и умоляюще смотрел на нее. Она не должна испытывать к нему чувств, для нее он «Проект Нэд» и завтра, ее ждет завтра прес-конференция на которой, она объявит о первом успешном эксперименте на территории Якутии.
Регион был для компании особо значим из-за климата, благодаря подземным льдам, здесь можно было хранить множество тел, без риска лишних затрат и неустоек. «Неустойки» — Викторию чуть не стошнило при одном только воспоминании, в теплых странах их было несколько, и «NewP» на протяжении трех лет не могла отмыться от скандала. Но Якутск, будет непременно успешным местом деятельности, в этом Виктория не сомневалась, так же как и в себе.
Проводив Савельевых, она в одиночестве прибралась в комнате отдыха, затем встав у окна, сделала то, чего не делала уже много лет — закурила, завтра предстоит тяжелый день.
5
Они отгородили его от всех источников информации, но Нэд все равно чувствовал себя непривычно. Образы появлялись все чаще, он знал как они называются эти штуки — воспоминания, на них он видел себя со стороны, и мог узнавать, что с ним происходило до «отключения». Уютно ему было только в одиночестве, сидя на одном месте, глядя в одну точку, тогда мир уравнивался.
В лаборатории, психолог много часов рассказывала об эмоциях. Он знал, что когда вокруг улыбаются, надо улыбнуться в ответ, а когда люди расстроены, надо хмурить лицо. Он так же долго занимался с группой, и хотя они говорили что у него все отлично получается, но он все никак не мог понять «контраста» и «образности»
Мир же сводимый в одной точке обретал покой и ясность. Но мама и папа не желали оставлять его в покое, Нэду даже начало казаться, что им не нравится когда он сидит спокойно, и поэтому все время заставляли что-то вытворять. В такие моменты картинки особенно помогали. Например, давали ему машинку, в голове тут же проскакивал он, носящийся по комнате с громким: «джжжж уооооооууууу джжжж». Он начинал делать подобное, родители умилялись, девочка Катя, которой в воспоминаниях не было, саркастически улыбалась, а он чувствовал себя полудурком.
Прошла неделя, на улицу он выходил лишь раз. Мама вела его за руку, а прохожие вокруг них оборачивались, и даже снимали на камеры. Нэду это показалась не совсем естественной реакцией, и придя домой, он смотрелся в зеркало, желая найти причину пристального внимания к себе. Выглядел он как все люди, разве что бледнее. Он считал, что в нем многое даже лучше, например, его лицо не искажали проявления чувств, так уродливо деформирующие человеческое лицо. И лишь одно внушало страх, Нэд дотронулся до шрама на затылке, хирург смеясь говорил, что здесь вся его жизнь. Что он имел в ввиду? Ночами, не нуждаясь во сне Нэд думал об этом, он подозревал, что в него что-то вшито. Однажды он спросил у Виктории: «Я киборг?» — было это после того как они вместе посмотрели фильм о подобном существе. Виктория провела рукой по его волосам и объяснила, что бы он не в коем случае не думал так. «Ты человек» — говоря это она не смотрела ему глаза.