Елена открыла дверцу и протянула Тихомирову щетку, чтобы счистил снег.
– Откуда вдруг интерес к таким материям? Ты меня пугаешь.
– Да вот подумал вчера, что совсем тупею. Надо чем-нибудь загрузить голову.
– Ну ты даешь, Тихомиров. Это на тебя перед ток-шоу накатило – вроде как мандраж, только по-особому, по-эстетски? Ладно, ладно, поговорю, будет тебе книжка.
Ток-шоу, кстати, оказалось еще более невыносимым, чем он ожидал. Ведущая блеяла тонким голосом, смеялась невпопад и постоянно перебивала, буквально всех. Спеть Тихомирову не дали, хотя изначально речь шла о двух композициях, о «Снежинке», конечно, и о старом его хите, «Зимних букетах».
И даже спорить или ругаться было не с кем: ведущая – пустое место, кукла, говорящая голова, а режиссера сразу после съемок куда-то срочно увела ассистентка – ходившая вразвалку жирная бабища лет шестидесяти. И Елена уехала, ей нужно было с Горехиным согласовать график на ближайшие две недели, какие-то там накладки образовались из-за истории с Лотом.
А главное – Тихомиров понимал, что скандалить он и не должен, что это он в них заинтересован, в этих пустоголовых, визгливых, тупых, что это они делают ему рейтинги и, в общем-то, позволяют петь.
6
Из двух фонарей один – тот, что стоял у въезда во двор, – не горел, а другой светил как будто вполсилы. Тихомиров сидел у окна и рассеянно листал книгу, которую добыла Елена. «Себе на уме: как устроен человеческий мозг». Вроде бы и просто написано, а в голову не лезет, то ли действительно поглупел за эти месяцы, то ли…
Он перевернул сразу несколько страниц, уткнулся взглядом в очередную схему. Чтобы в ней разобраться, книгу следовало читать с самого начала, внимательно. И может, даже не один раз.
Артур снова взглянул на часы: было почти одиннадцать. Елена заканчивала разбирать почту. Настена сделала уроки и теперь то ли рисовала эти свои открытки, то ли опять чатилась. Ну, главное, что все-таки здорова, температуры нет.
И еще хорошо, что окна ее комнаты выходят на улицу, а не во двор.
Надо будет, уходя, задернуть шторы, кстати. Вдруг Настена захочет ночью в туалет или воды попить – и случайно увидит… что-нибудь.
Он полистал книгу туда-сюда, зацепился взглядом за картинку, на которой какие-то волны, что ли, пронизывали человеческий мозг. В подписи речь шла об излучении, но что это за излучение, Артур так и не понял.
Но значит, в принципе такое возможно? Возможно, чтобы какой-нибудь аппарат, замаскированный в подарочной коробке, излучал, а мозг все это дело воспринимал? Вот только насчет «дурных» и «добрых» мыслей – здесь Тихомиров сильно сомневался. Может, дело тут в агрессии? В злости? Ну потому что «добрые» и «дурные» – это ж относительное понятие, да?
Как и «хороший»/«плохой», кстати. Взять того же Кузнечика… или даже Артура вот…
– Все непросто, – пробормотал Тихомиров. – Нет однозначных решений, нет.
Он понял вдруг, что минут пять как погасил настольную лампу. А верхний свет и не включал, так удобней.
Артур поднялся заварить себе еще чаю и встал у окна.
Елка возвышалась посреди двора и была похожа на присыпанный снегом памятник. Или даже нет – на живое существо, реликт прошлых эпох.
В каком-то смысле, подумал Тихомиров, она и есть реликт. Именно прошлых эпох.
– Чего сидишь в темноте?
Он вздрогнул и обернулся.
Елена неслышно прошла по кухне, но лампу включать не стала. Мельком глянула на книжку, потом положила руку ему на пояс, прижалась к плечу.
Засвистел чайник.
– Заварить тебе?..
Не оборачиваясь, она выключила конфорку. С улыбкой покачала головой и кивнула в сторону коридора:
– Настя уже спит.
Тихомиров рассеянно посмотрел в окно – так, совершенно машинально. Во дворе кто-то топтался, двое или трое, и еще что-то угловатое, похожее на грузовичок, ворочалось в арке.
Он отвернулся и с легкой досадой задернул шторы.
– Пойдем, – сказал. И поцеловал жену. – Это хорошо, что спит.
Потом, когда ходил в туалет, по дороге обратно он якобы заглянул за водой и снова посмотрел во двор. Елка была на месте, хотя сугробы вокруг выглядели так, словно в них кто-то валялся.
Или падал туда со всего размаху.
– Слушай, – полусонно сказала Елена, – ты же понял вообще, что происходит?
– М-м?
– С Настеной.
– А что с ней?..
– Девочка взрослеет, Тихомиров, балда ты этакая.
– И это ты мне говоришь после всего, что… Подожди, в каком смысле взрослеет?
– В том самом. Не дергайся, я ей все объяснила. Хотя почти наверняка она уже и так знала: Интернет, подружки… Сам понимаешь, сейчас с этим проще. А еще, – добавила Елена, – она безнадежно втрескалась в мальчика из параллельного класса.
– Чего ж сразу «безнадежно»?
– Потому что он встречается с ее подружкой, Сушимниковой. Из-за этого они сначала поссорились, теперь помирились, но только знаешь, лучше ей все-таки на Новый год в гости туда не идти.
– А что ты предлагаешь? Чтобы сидела дома, одна?
– Пусть едет с нами на студию. С Дудко я договорюсь, если начнет возмущаться.
– Ну… можно и так. А вот все-таки, знаешь, ты у меня умница!
– Все-таки?! А ну-ка, Тихомиров, руки убрал!..
Когда он снова поднимался и снова как бы между делом заглянул на кухню, елка все еще стояла и двор был пуст. Падал снег, меленький какой-то, желтоватый… а может, показалось в свете фонаря.
Тихомиров поставил чашку возле раковины и вернулся в постель.
7
Настена хотела на Новый год планшетник. Артур, в принципе, был не в восторге: и так ведь из Интернета не вылазит.
– Можно подумать, ты другой, – сказала Елена. – Не нуди, Тихомиров.
Он пожал плечами и сдался.
– Выберешь модель получше?
В двери уже звонили – явился Зубавин с новой песней. «Специально для тебя, Артур. Я решил не повторяться – кому нужна вторая «Снежинка»?» Говорил он, как всегда: отрывисто, с паузами в самых неожиданных местах. И голову склонял набок совершенно по-птичьи, как будто прислушивался к чему-то. Наверное, к музыке сфер.
Они закрылись в кабинете, Зубавин показал материал – и Артур понял, что песня действительно потрясающая. Он никогда не понимал, отчего совсем непритязательные мелодии и тексты вдруг «выстреливают». Может, успех действительно просчитывается, существуют закономерности – и просто такие, как Зубавин, умеют подсознательно подбирать мелодии с подходящим ритмом.
Артур слушал Зубавина вполуха, то и дело поглядывая в окно. Это стало у него ритуалом. Так некоторые проверяют, не пришла ли эсэмэска, или смотрят на часы. Тихомиров не видел в этом ничего дурного: просто… ну, контроль за происходящим.
Он все чаще думал об излучениях и волнах. О том, что все мы, по сути, сложные механизмы, не больше. И управлять нами можно очень легко и просто, нужно только знать, на какие кнопки нажимать.
Ему казалось, что во дворе стало меньше ворон. Вообще меньше живности, хотя раньше те же синички и воробьи так и порхали туда-сюда. В доме напротив, на втором этаже, висела кормушка, зимой туда насыпа́ли семечек, рядом насаживали на вбитый гвоздь кусок сала, и крылатая мелюзга слеталась со всей округи. Совершенно не боялись людей.
А вот теперь куда-то пропали. И дворовую кошку Нюсю – рыжую пушистую оторву, которая однажды насмерть сцепилась с приблудным кошаком и исполосовала ему всю морду, – ее тоже не было видно.
Хотя, если честно, Тихомиров на нее давно внимания не обращал, может, она пропала намного раньше, до… всего этого.
На улице потеплело, между подтаявшими сугробами чернели лужи, и однажды он заглянул под елку проверить, как там коробка. Бант растрепался и лежал, протянув наружу обе ленты, – словно щупальца глубоководного кальмара. На кончиках чернела грязь, но сама коробка осталась чистой. Вообще-то Артуру казалось, что она стала больше, что ли… Нависавшая над ней ветка раньше не упиралась в угол коробки, это точно. Хотя, наверное, просто снег давил, вот ветка и прогнулась.
Тихомирову безумно интересно было посмотреть на то, как именно отгоняет коробка посторонних. Тот случай с дворняжкой… это другое, говорил он себе, там ведь, по сути, ничего и не произошло.
Теперь он нарочно старался пройти поближе к елке. Даже радовался, что в который раз мусоропровод забит и нужно выносить ведро к контейнерам, во двор.
Увы, сам он не испытывал никаких признаков внешнего воздействия, вообще ничего. То есть самую малость покалывало кожу ладоней и по спине как будто пером проводили, сверху донизу, едва касаясь, – но все эти ощущения были настолько призрачными, что Артур сомневался: может, он их сам себе нафантазировал?
Утром он выносил мусор и бросил под елку подсохший кусочек хлеба. Так уж совпало, что ехать сегодня никуда не нужно, вот встреча с Зубавиным, а потом до вечера день свободный. Тихомиров выглядывал в окно чаще обычного – без толку. На хлеб ни одна птица не позарилась.
– Так что ты скажешь?
– Прости? – Артур повернулся к Зубавину. Тот глядел на него с легким изумлением, все так же склонив голову на бок.
– Ты кого-то ждешь, Тихомиров?
– Да нет, кого я могу ждать.