Зубавин пожал плечами:
– Ну ладно. Наверное, сегодня неудачный день – давай в другой раз поговорим, да?
– Э-э-э… Ну, если тебе это удобно, то конечно… Прости, что так. Голова забита черт знает чем. Совсем не варит.
Он снова оглянулся – и увидел, как на одной из верхних ветвей покачивается длиннохвостая, наглая сорока. А вот уже спрыгнула ниже, и еще ниже. Явно нацелившись туда, где лежит хлеб.
– Так ты проводишь меня, до дверей-то?
– А? Да, конечно, пойдем. Ты понимаешь, песня отличная… просто… ну, пару дней подумать бы. Может, докрутить еще, дожать… я не знаю… с аранжировками поиграться…
– Ясно, – сказал Зубавин. – С аранжировками, конечно. Как же я сразу не сообразил. Ну, бывай, Тихомиров.
– Пока! С наступающими!
Он захлопнул дверь и… на кухне же Елена, значит, надо обратно в кабинет, – он метнулся по коридору.
– Артур, ну что там?
– А?
– Чего он так быстро ушел? Вы обо всем договорились?
– Да как-то сегодня… – Тихомиров махнул рукой. – Перенесли.
– На когда?
– Ну что значит «на когда»? Созвонимся после праздников, он подъедет.
– Тихомиров, ты чего? Он же за городом живет, ему сюда выбираться, тем более по такой погоде… Песня-то хорошая?
– Шикарная, Лен, правда. Извини, я на минуточку… А ты куда собралась?
– Тихомиров, ты помнишь вообще, о чем мы только что, до Зубавина, говорили? За подарками. Дверь закроешь?
– А, ну да… конечно, закрою!
Он подал пальто, защелкнул замок и рванул на кухню. Чуть не навернулся на скользком паркете.
Во дворе было пусто. Ни сороки, ни – он пригляделся – хлеба под елкой. Потом появилась Елена. Спокойно так прошла мимо елки к машине, села, выехала со двора…
Он понял, что какое-то уже время стоит, сжав кулаки и уставившись вниз, туда, где ветки пригибались к самой земле. Потом заставил себя разжать пальцы и отойти.
Но уже в кабинете, когда сел разбирать почту, после каждого прочитанного мейла поворачивался к окну.
А то и чаще.
8
Уже тридцатого он понял две вещи. Во-первых, у него действительно мания. Он взрослый человек, и нечего себя дурить. Да, он смотрит в окно чаще, чем следует. И думает о коробке под елкой, только о ней одной.
Это, наверное, как-то связано с переутомлением. Все-таки последний месяц был насыщенным. Тяжелым был, чего уж тут.
Да это, понимал он, и не важно. Потому что – во-вторых – еще неделя-две, и праздники закончатся. Игрушки надо будет снимать, верно?
И вот когда Артур сообразил это, на какой-то короткий миг ему стало по-настоящему страшно.
Механизм – он механизм и есть: простые реакции на простые раздражители. Даже если речь идет об излучениях и волнах. Как отреагирует эта штуковина на попытку снять с елки игрушки? Они вообще учли такой вариант, программисты, создатели, кто там этим занимался?
Он мысленно сделал себе пометку, что нужно поискать инструкцию, наверняка ведь курьер вместе с коробкой доставил, Артуру казалось, он даже помнит, как выглядела эта книжечка. А если не найдет, можно позвонить в офис фирмы-производителя и все уточнить. Да господи! – затребовать, чтобы прислали своего спеца и демонтировали на фиг устройство. Ну заплатить им дополнительно, это не проблема.
Тридцать первого днем, когда выпала свободная минутка, он полез в комп искать сайт, с которого оформлял заказ. Найти не смог – по линку выбрасывало на страницу с наглой кроличьей мордой и надписью «Ошибка».
– Па, ты во сколько будешь петь?
– А? Не знаю, надо у Лены спросить. А ты почему вообще дома? Ты же собиралась праздновать у… э-э-э… ну… в гостях же.
Настена странно так на него посмотрела:
– Я ведь позавчера тебе говорила. Я дома остаюсь. Так лучше будет. – Лицо у нее изменилось, и Тихомиров с изумлением понял, что дочка-то повзрослела, на самом деле повзрослела. – Ты сам всегда говорил: «Не нужно цепляться за то, что уже в прошлом».
Он машинально кивнул.
– Ну вот. Поэтому я так решила. И Лена согласна, кстати.
– Ладно… как знаешь. С нами не хочешь?
Она помотала головой:
– Лучше скорей возвращайтесь, хорошо?
– Заметано, малыш. – Артур глянул на часы и вскочил: – Ох ты ж!.. Лен, мы опаздываем!
– А ты разве не одет?! – Елена заглянула в комнату и покачала головой. – Слушай, Тихомиров, это саботаж. Давай в темпе, я же тебе полчаса назад говорила, что пора выдвигаться, горе ты мое. Насть, пойдем пока на два слова, дадим ему шанс исправиться.
Одевался он буквально на ходу. Успел еще вырубить ноут и проверить, нет ли эсэмэсок на мобильном. В последние дни отчего-то ждал, что вот-вот объявится Кузнечик, но тот, видимо, решил не связываться. Или нашел себе другую елку. Или еще что-нибудь…
В окно, пока собирался, выглянул раза три, от силы пять. Елка стояла недвижная и прямая, как монумент. Снова начал падать снег, подмораживало. Когда выходили, Артур подал Елене руку и держал, навернуться тут было на раз, дворники чистили от случая к случаю.
– После эфира, – сказала она, – давай возьмем Настену и спустимся к елке.
Артур улыбнулся:
– Будем водить хороводы?
– Поднимем бокалы, а там… да хоть и в снежки поиграем. Праздник же, Тихомиров, праздник!
Он кивнул, снял машину с сигнализации и распахнул перед Еленой дверцу.
– Но игрушки, – сказал, – я завтра-послезавтра сниму. Все равно по такой погоде половина из них превратилась в мусор.
Она как-то странно посмотрела ему за спину – Тихомиров машинально обернулся туда, но ничего не увидел. Только с одной из веток с легким шорохом осы́палась шапка снега.
– И на этом, – сказал он скорее самому себе, – закончим.
9
В павильоне все уже были в настроении. Помрежи пытались угомонить народного артиста Брунько, который, в свою очередь, порывался проникнуть на съемочную и поздравить «Любих глядачів з новим, дві тишч… сч… ич…» К счастью, рвался Брунько не туда, где работали над «Огоньком», а в соседний павильон; в конце концов решили, что проще пустить. И запереть. Из коридора слышно было, как он уныло бродит во тьме и время от времени роняет себя в декорации. Помрежи смеялись: все равно после праздников разбирать. А сам народный наутро ничего не вспомнит.
– Ему же еще выступать, – удивился Артур.
Пробегавший мимо Горехин отмахнулся:
– Вот как раз проспится. А если себя офингалит, так девочки ему сделают грим. Все будет в ажуре, Тихомиров, ты за него не беспо… А, Лен? Ну ладно, хорошо, на минутку…
Елена аккуратно взяла его под руку и увела куда-то. Горехин знал их обоих слишком давно, чтобы возражать. Проще сразу ответить на все Еленины вопросы; сопротивление бесполезно.
– Артур Геннадьевич, а вы еще не в гримерке? – одна из ассистенток едва в обморок не хлопнулась.
Гримерку ему выделили одну на двоих с Позолотовым. Тот уже был при параде. Мурлыкал какую-то мелодийку и сцеживал из фляжки в пластиковый стаканчик, как бы не из-под лекарства, коньячок.
– О, Тихомиров! Будешь?
– Не откажусь.
– Держи, а то пока они там накроют… Девонька, а можно ножичек какой-нибудь? У меня тут, – подмигнул он, – трошки сыра, колбаски. Так, для закусить исключительно.
Пока Тихомирову придавали товарный вид, Позолотов нареза́л и продолжал мурлыкать.
– Знакомая мелодия, – заметил Артур.
– Вряд ли, брат, вряд ли. Это новая вещь, нигде не засвеченная. Зубавин твой специально для меня написал. Думаю, будет хит. Вот крутой он все-таки мужик, этот Зубавин: с чистого листа шпарит так, что не придерешься, никакие доработки не нужны. Раз – и готово! Но ты не думай, эта вещь явно мимо тебя, правильно он сделал, что мне принес. Не твое, Тихомиров, амплуа. Так, держи-ка, – он поставил под зеркалом на столе стопочку, рядом на листе бумаги пристроил несколько ломтиков колбасы и соленого сыра. – Ну, с новым счастьем! Вздрогнули! Тебе, милая, пока не предлагаю, рука вам нужна твердая, глаз точный. Но мы ж наверстаем, да?
Он подмигнул и приобнял, ассистентка зарделась, но руку заслуженного сбрасывать с плечика не рискнула.
– Все, – сказала. – Готово, Артур Геннадьевич.
Тихомиров поблагодарил ее, сказал Позолотову, что должен пройтись, и выскользнул в коридор – искать Елену. Хотя теперь-то – зачем? Раньше надо было думать, ясно же, что даже если Зубавин договор еще не подписал, песню он не вернет. С Позолотовым ссориться – себе дороже.
Но все равно Елене нужно быть в курсе. Вдруг она наобещает кому-нибудь золотые горы – тому же Горехину. А, вот кстати…
– Подожди, Димыч, не беги так. Где Елена?
– Да уехала твоя Елена. Что вы сегодня все намаханные, блин? Ты ей чего, про подарок растрепал?
– Какой подарок?
– Ну про фирму эту, «Радопан». Весь мозг мне проела. Как будто я виноват!
– Спокойно, Димыч, давай по порядку. Что за фирма?
– Ну фирма, наша, представительство китайской. Ленка твоя еще пару дней назад мне звонила, спрашивала, что да как. Я пытался выяснить, а тут и… В общем, совпало нехорошо. А фирма – что. Закрылось, конечно. Эти китайцы с их суперсовременными технологиями… за ними нужен глаз да глаз. Проблемы с товаром. Пломбы ненадежные или что. Говорят, в розыске. Ну, те, которые здесь торговали.
– А чего Елена этим интересовалась?
– Так я ж говорю, – пожал плечами Горехин, – видимо, узнала откуда-то. Хотя про Извольского мало кто в курсе.
– Извольский тут при чем?
– У тебя память дырявая, Тихомиров? Извольский же себе точно такой прибор заказывал, на дачу. Ну, помнишь, я говорил? Так пять дней назад… или уже шесть? – в общем, сгорела на фиг дача. А сначала-то он был доволен. Раньше к нему через забор постоянно кто-то лазил, тырили там по мелочи. Ну, не капкан же на них ставить. И вот я ему достал, через знакомых. Работало безотказно, отличная техника. И не похоже, чтобы коротнуло. – Горехин помотал головой. – Я узнавал – бред какой-то. Вроде бы на месте пожарища, значит, обнаружены два трупа. – Он как будто с бумажки читал, по памяти, даже глаза прикрыл. – Один – собачий. (Была у Извольского собака, все правильно.) Второй – вроде как самого Извольского. Обгорел не сильно, говорят, умер от удушения. В смысле, не от угарных газов – действительно задушили его. Подарочной ленточкой, она вокруг горла была обмотана.
– Значит, – сказал Тихомиров рассеянно, – это уже после пожара. Если ленточка не сгорела.
– Да вот нет. Эти китайцы… у них, блин, все сверхпрочное. Там другое странно… – Он снова помотал головой, вздохнул: – Слушай, Геннадьич, давай об этом потом как-нибудь. Меня Дудко ждет, я через полчасика тебя сам найду, лады?
Тихомиров стоял, качаясь с пятки на носок и глядя ему вслед. Затем словно очнулся от сна, выудил из кармана мобильный и набрал Елену.
Связь была, и гудки шли, длинные, один за одним. Затем на автомате сбросилось.
Он набрал снова. Шагал туда-сюда по коридору, машинально кивал приятелям.
Раз на пятый, что ли, вдруг в другом кармане зазвонил айфон – Артур от неожиданности едва не выронил мобильник.
Это была Настена, по скайпу.
– Па-а-а! Ты меня простишь?
– Да куда ж я денусь? – сказал он рассеянно. – Уже простил. Признавайся.
– Ну, я не вытерпела. Лена сказала, где лежит подарок, и я… Па, это здорово! Четвертый айпад – это просто отпад! Вот, я уже, видишь, осваиваю.
– Лена? А ты с ней давно разговаривала?
– Так дома, пока ты собирался. Привет ей передавай!
– Обязательно, ага. Ну… а ты как там вообще? Жива-здорова?
Настена пожала плечами:
– В смысле? Перекусила, вот с подарком разбираюсь. А тут сюрприз. Я не открывала, честно. Ну, до двенадцати не буду.
– Вот и славно. Я тогда… – Он сделал рукой неопределенный жест. – Еще перезвоню тебе. Пока.
Он снова набрал Елену – и с тем же результатом. Тогда Артур прошел в соседнее крыло и выглянул на стоянку. Их машины не было, вместо нее стоял заляпанный грязью трактор.
– И что же все это должно означать? – спросил самого себя Тихомиров.
Он почему-то вдруг вспомнил о Кузнечике, как тот смотрел вдумчивым своим взглядом, пожимал плечами…
Да нет, сказал себе, ну просидел я в гримерке минут пятнадцать, за это время Елена еще до дому могла и не доехать, да-да, конечно, она еще просто не доехала… Хотя зачем бы ей вообще?..
Где-то на лестничной площадке смеялись и звенели бокалами, бахнула хлопушка.
Тихомиров пошел обратно, хмурясь и пытаясь сообразить, о чем он мог забыть. Ну, кроме очевидного: что скоро на съемочную.
По дороге снова наткнулся на Горехина: тот с ошалелым взглядом заглядывал в гримерки и вопрошал, не знает ли кто, куда делся Брунько. Склеротик.
– Эй, Димыч, – позвал Тихомиров. – Ну-ка, на пару слов.
Горехин замахал на него руками и скорчил рожу.
– Я знаю, где твой Брунько.
– И?!
– Услуга за услугу. Ну-ка, давай в подробностях о том, что ты говорил Елене. Какие такие странности были на даче Извольского?
– Фу ты, Геннадьич, нашел время, блин! – Горехин увернулся, пропуская двух осветителей. Те тащили куда-то «пушку» и вполголоса матерились. – Да вообще там ничего конкретного, чтобы ты знал. Слухи одни. Вроде как обнаружили рядом с телом Извольского каркас. Такой… мне толком не сказали, из чего. Они, может, и сами не знают. И в нем – в каркасе этом обгорелом – вроде как странный комок. Типа мешка – ну, ткань органическая, но сверхплотная. Внутри тоже… органика. Вперемешку с кусками механизма какого-то. Теперь пытаются выяснить, кто из гостей подкинул эту штуковину и зачем ее потом пытались сжечь. А главное – куда сами гости делись? У него там накануне вечеринка была – с женой, с братаном его, еще с кем-то. Человек шесть или семь гостей. Машины во дворе стоят, а сами пропали.
– И какие версии? – медленно спросил Тихомиров.
– Да какие… Ужрались до чертиков, случайно устроили пожар. Виновники сбежали.
– Без машин.
– И даже без верхней одежды. Ладно, Тихомиров, все, колись, где Василь Василич, иначе меня Дудко распнет!
В этот самый момент дверь павильона хрустнула и отворилась, из черных недр явился народный артист собственною персоной – изрядно, разумеется, помятой – и возопил:
– Ыглять!
Горехин ринулся к нему с распростертыми – и успел перехватить обрушающегося Брунько за пару секунд до, собственно, обрушения. Далее последовали вполне ожидаемые скандал с воплями. Постепенно подтягивались наблюдатели, все от души развлекались и давали добрые советы.
Тихомиров стоял чуть в сторонке, машинально улыбался и все слушал, слушал, слушал длинные гудки.
– Кто-нибудь, – шипел Горехин, – позовите гримеров и… блин, медсестру, что ли, его же в таком виде нельзя! Кто вообще устроил такой сюрприз, мать вашу так?! Кому в голову пришло…
Артур потер свободной рукой лицо. На лбу выступили капельки пота, хотя в коридоре жарко не было, даже скорей наоборот.
Он потянулся за айфоном и набрал Настену.
– Па? Ну что, когда ты будешь петь? А то я тут рядом с теликом полвечера…
– Подожди, не тараторь. Что ты про сюрприз говорила, который до двенадцати не будешь открывать? Если айпад ты уже осваиваешь…
– Ну курьер же принес. Только под дверью зачем-то оставил. Я никуда не выходила, не спала, телик громко не включала. Думала, у нас звонок не работает – но нет, я проверила потом, когда забирала… В общем – и ладно, какая разница. Наверное, у него сейчас заказов много, не мог ждать. А я услышала звонок и…
– У кого много заказов? Какой звонок?!
– Ну чего кричишь? У курьера. Который принес второй подарок. Да я тебе сейчас покажу…
Настена пристроила айпад в передней, на тумбочке под зеркалом, и исчезла из поля зрения.
Артур машинально потянулся в карман за мобильным и еще раз набрал номер Елены. Это было нервное, просто не мог стоять и ждать.
Руки тряслись.
– О! – крикнула Настена откуда-то издалека. – Слышишь? Опять! Вот вы смешные! Ну зачем мне еще одна мобилка, па? Уф, а тяжеленный какой! Но я все равно не буду открывать до двенадцати, так и знай! Совсем неподъемный, – сказала Настена, снова появившись на экране. – Вот я балда, нет чтобы айпадом тебе показать.