- Попадёшь в человека, убьёт и человека, - вздохнул я. - Оружию без разницы. В кого попадёшь, того оно и убьёт.
Люди заинтересовались.
- Покажи, как им охотиться!
- И покажу, - у меня аж дыхание перехватило. Чувствую, хочется людям узреть чудо, засверкали глаза, и взгляды теперь на меня устремились. Шанс? Отдадут автомат, я и покажу. Вы у меня такие чудеса узреете! Если, конечно, рядом не будет детишек. Пожалуй, не смогу я стрелять в детишек, ещё не до конца озверел, а с вами как-нибудь справлюсь. Только нужно решиться. С оружием в лесу не так страшно, с оружием у меня получится ...
- Надо дядь Диму спросить, - чужак поспешно отстранился, будто почувствовал недобрые мысли. И ладно, дело-то, скорее всего, мне же и вышло бы боком.
А неугомонный сорванец ловко распотрошил рюкзак Партизана. Детвора восторженно пищала, когда на белый свет извлекалась очередная диковина. Вещи, которые никому не понравились, отброшены в сторону, остальное разошлось по рукам: один карту разглядывает, другой компасом играет, третий пытается грязную портянку на голову намотать.
Ёлки зелёные! Один шустрик до гранаты добрался! Мальчишку заинтересовал кособокий чугунный шар, насаженный на деревянную рукоятку. Не успел я это дело предотвратить - граната вывалилась из ребячьих ладошек, а блестящая гаечка осталась в руках у мальца. Еле слышно зашипело, показался сизый дымок. Сорванец нагнулся за упавшей игрушкой...
Надо же, как неудачно! Сейчас будет "бабах!", если, конечно, изделие наших умельцев сработает. У меня в запасе пять секунд, если повезёт - десять. Хватит, чтобы спастись; до деревьев добежать, всяко, успею! А что случится с этими? Они даже не поняли, что надо спасаться! Почему я должен о них переживать? В конце концов, я не виноват! Само получилось! За детишками присматривать нужно - вот!
Эти мысли звенели в мозгах, а тело работало, не спрашивая голову. Оно взметнулось, плечом я сшиб мальчика с ног; тот полетел в одну сторону, граната покатилась в другую. Дальше - как во сне, когда время замирает, а воздух делается вязким. Вытянувшиеся лица сидящих у костра, распахнутые глаза, раззявленные рты. То ли испуганный, то ли обиженный вскрик упавшего на спину мальчишки. Я подхватываю с земли гранату, и бегу, почти лечу, а рука готова швырнуть дымящийся шар в лес. Я проламываю кусты шиповника, граната летит за деревья, и одновременно с этим я бросаюсь наземь. А в голове мелькает: смешно получится, если чугунный шар, отскочив от некстати подвернувшейся ветки, возвратится ко мне...
Рвануло не так, чтобы сильно, видали мы взрывы посильнее. Просвистело возле уха, не больно ударило в плечо, сверху посыпалась земля, а следом - веточки, листочки и травинки. Поднялся на ноги я не очень уверенно, прислушался к себе: горит разодранное шиповником лицо, остальное, кажется, в норме.
Отряхиваясь на ходу, я вернулся к костру. На меня уставились изумленные детские, и напуганные взрослые глаза. Виновник переполоха громко заревел; это мне показалось, что прошла вечность, а мальчишка лишь сейчас сообразил, что его, непонятно за что, обидел незнакомец.
- Мы чуть не погибли, - очень спокойно сказал я, и, для наглядности - "ба-бах!" - изобразил руками взрыв. Когда я в куче сваленных вещей нашёл свой рюкзак, никто не произнёс ни слова. Интересно, сейчас разрешат взять автомат? Впрочем, не то настроение, чтобы экспериментировать, и не оружие мне сейчас нужно, дайте трубку и кисет!
Раскурил я от горящего прутика. Когда рот наполнился терпким дымом, я почувствовал - пришёл запоздалый испуг.
Всхлипнул пацанёнок, и оцепенение, в котором пребывал мир после взрыва, кончилось. Женщина, что сидела ближе к мальчугану, отвесила ему крепкий подзатыльник, и тот вновь шлёпнулся на четвереньки. Мне сунули в руки кувшин. Я сделал несколько глотков - то, что надо. Кисло-сладкое, забродившее, а главное - слегка хмельное.
Я сказал расстроенному пацану, так, как когда-то говорил мне Захар:
- В другой раз думай! И, это, сопли не распускай, парень!
Привлечённые громким "ба-бахом!", к костру подтягивались чужаки, пришёл дядя Дима. Он хотел что-то сказать, но слова застряли в горле; внимание вождя приковала дымящаяся трубка.
- Дай, а? - спросил он.
Я протянул старику сокровище - дыми на здоровье. После первой затяжки лицо дяди Димы сделалось красным, но довольным. Потом вождь закашлялся.
- Отвык, - просипел он, возвращая мне трубку. - Что тут случилось?
Ему растолковали, лицо вождя из красного стало белым.
- Это всё, - он показал на кучу вещей, - ко мне в дом. И, Олег, это, тоже со мной.
На лесную деревню опустилась духота, а в избушке дяди Димы каким-то чудом сохранилось подобие прохлады. После того, как я распробовал вкус напитка из пузатого кувшина, а в одном из рюкзаков нашлась соль, сделавшая холодное мясо не только нежным, но и вкусным, а дядю Диму добрым и разговорчивым, сырые запахи ветхого жилища перестали раздражать. Мы сидели на чурбачках, и дядя Дима в очередной раз порывался меня отблагодарить.
- Пацанят пожалел, - поскромничал я. Не говорить же, о чём я на самом деле в тот момент думал.
- Ладно, - дядя Дима пыхнул трубкой, язык у него уже слегка заплетался. Руки вождя потянулись к кувшину. Хлебнул дядя Дима и сказал: - Теперь мы должны тебе. Как расплатиться, решим. А сейчас послушай...
И я выслушал долгий, сначала торопливый, а потом сделавшийся плавным и монотонным, рассказ, в котором изредка, когда дядя Дима брал кувшин, чтобы промочить горло, возникали паузы. Вот какую историю я узнал:
* * *
Давно, ещё до Катастрофы, жил в одной расположенной близ леса деревеньке мужичок по имени Дмитрий. Называли его Пупком, иногда Димком, и совсем редко - Диманом. Как ни крути, величать Дмитрием алкаша и местного придурка - много чести. Жил мужичок, поживал, никому не мешал. Жена лет пять, как померла, дочка за красивой жизнью в город подалась, там и выскочила замуж. Может, из-за того и не просыхал Димок, что остался один. Работы на селе для него не было, но пособить соседям - дело святое. Кому огород поможет вскопать, кому дрова нарубит или ещё чем по хозяйству поможет. За это его накормят, иногда деньжат на хлебушек подбросят, опять же, непременно самогоночкой попотчуют. От дочки время от времени материальная помощь приходила, настало время - государство стало выплачивать небольшую пенсию. Лес под боком: грибы, ягоды, травки целебные. Можно жить, если знаешь и понимаешь лес. Одному много не надо - на поллитру хватает, а закуска в огороде растёт. Хотя, если разобраться, и не в закуске счастье.
Спился бы Димок окончательно, и помер бы по-тихому. Мало ли их было, загнувшихся от вина, околевших в сугробах, да нарвавшихся по пьяной лавочке на нож? Но случилась Катастрофа, и Димок пережил её, хотя поначалу это казалось сомнительным достижением. По шоссе перестали ездить машины. Радио замолчало, мобильные телефоны сделались бесполезным хламом, а по проводному в первые дни можно было дозвониться до ближайших деревень, а потом связь полностью прервалась. Телевизор и до того показывал две программы, а теперь и вовсе ослеп. Те, у кого были спутниковые тарелки, с утра до вечера могли любоваться надписью: "нет сигнала". Любовались недолго; вскоре отключилось электричество.
Из тех, кто уезжал, чтобы разузнать, что же случилось, вернулся только агроном Серёга. Был он сильно возбуждён, твердил что-то про ужасы, творящиеся на севере, и про то, что на юг путь вообще закрыт. Поверить его рассказам было невозможно. Никто и не верил, сочли, что человек повредился умом. А тот всё причитал: "разбомбили, разбомбили нас в хлам". Уезжал Серега молодым и полным сил, вернулся седым и как-то очень быстро постаревшим, а через неделю загадочно и скоропостижно скончался. Абсолютная неизвестность, но жить как-то надо. Как-то и жили. Кормились запасами, да тем, что на земле выросло, и, худо-бедно, перезимовали.
Вскоре начался непонятный мор. Люди умирали, а перед смертью долго и страшно болели. Что толку от деревенского фельдшера? Вычитал он в умной книжке, а может, сам решил, что случается такая хворь от радиации, а как её лечить - неизвестно. Где-то кто-то услыхал, что лучшая профилактика от этой болезни - водка. И стал Димок лечиться пуще прежнего. Может, и не соврал фельдшер; многие не дождались весны, а этому - хоть бы хны. Некоторые убежали из деревни; наверное, место здесь плохое, а Димок решил, что идти ему некуда - везде то же самое!
Вышла как-то из леса группа людей. Все злые, голодные, да сильно потрёпанные - видно, по дороге довелось им хлебнуть лиха. Деревенские приютили бедолаг; оставайтесь, если болезнь вас не страшит. Этих уже ничто не могло испугать.
Вскоре выяснилось, что за господа пожаловали в гости - оставшиеся без присмотра зэки. В этих краях к заключённым относились нормально - все люди - да пришлые сильно и не безобразничали, хоть и задирали местных мужичков. Не по злобе, а чтобы показать, кто теперь в деревне хозяин. Чтобы, значит, делились едой, да баб не прятали. А Димок чем-то бандюкам не приглянулся. Неосторожен он был на язык, особенно, если под хмельком, может, и брякнул что-то не то. Осерчали дорогие гости, так обидели Димка, что безвредный, в общем-то, человечек решил, что прощать такое нельзя. Едва лишь оклемался, махнул для храбрости стакан почти не разведённого из тех запасов, что припрятал на чёрный день, а недопитое, вместе со снедью, уложил в рюкзак. Вот и пригодилось старенькое, оставшееся от батьки, ружьишко. Выбрал Димок момент, подкараулил обидчиков и наглядно объяснил, что негоже издеваться над людьми, которым нечего терять, люди осерчать могут! От мысли о том, что с ним сделают кореша оставшихся лежать на околице с развороченными картечью животами бандитов, Димка охватывал дикий ужас. Он шёл, и шёл, и шёл, пока хватало сил. Потом - короткая передышка, и снова в путь. Может, зэки решили не связываться с вооружённым психом, а может, хотели словить, да не сумели - лес большой, пойди-ка, сыщи беглеца.
Сначала Димок был один, а потом встретил людей. Выжившие бежали из деревень, собирались в кучки, эти кучки объединялись в группы побольше. К одной из таких групп Димок и прибился. Из разговоров с новыми товарищами, он узнал, что в той деревне, где до недавнего времени жил, дела обстояли не так и плохо. Оказалось, что дальше на север - значительно хуже. Кто успел, бежали оттуда без оглядки, людей там вовсе не осталось.
Жили дружно - иначе нельзя. У каждого своя беда, и свои проблемы, а выжить хочется всем. Поодиночке не получалось, только вместе. Помогали друг другу, о стариках и детях заботились. Но первую, невероятно тяжёлую зиму в лесу многие не сдюжили. Остались те, кто покрепче. Так уж вышло, что Димок сделался в общине самым старшим - пока ещё не по положению, а по возрасту.
Иногда к общине присоединялись новые люди. Никого не гнали, были рады и беженцу с севера, и бывшим заключённым - вместе проще. От новичков узнавали хоть какие-то новости. Слух о дивной деревне принёс израненный, чудом вырвавшийся из лап лесной братвы, странник. Кажется, он был немного не в себе, но его жадно слушали. Он говорил охотно, и начинал рассказывать заново, если кто-то желал послушать ещё раз: "есть на свете деревня, где безопасно и сытно, где добрые и справедливые начальники, где каждый, кто приходит с миром, получает приют. Но путь к раю нелёгок - вокруг рыщут шайки бандитов, и мало кому удаётся проскочить". Тому, кто это рассказывал, не удалось.
"Где этот рай?"
"Да на юге, где же ещё... Оклемаюсь, сил наберусь, и снова туда пойду. Кто со мной?"
На юге есть много чего, попробуй, отыщи! Некоторые ушли - никто не вернулся. Что они там повстречали - мечту или смерть - теперь уж не узнать.
Кто был попрактичнее, те и не думали покидать насиженное место. Быт как-то устроен, землянки вырыты, одним словом, прижились люди, глупо от добра добро искать. И Димок тоже решил, что ему на юге делать нечего. Есть там рай, или нет его - неизвестно, а только в прежние времена в тех местах располагались лагеря, потому даже гадать не надо, кто живёт в деревне, и какие там порядки. Не молодой уже, по лесу шастать в поисках приключений на свою, гм-м... голову.
Хоть и не молодой, а обузой для общины Димок не был, наоборот, немалую пользу стал приносить. На удивление другим, он умел находить грибные места, ловко добывал рыбу в лесных озёрах, а главное - чуял, где прячется зверь. То ли от радиации, то ли от постоянных переживаний у Димка вдруг открылся удивительный дар - стал он чуять нехорошие места. Замрёт неподвижно, будто прислушиваясь к чему-то, и приходит к нему знание: плохой лес, заражённый, туда идти нельзя. Или наоборот: родник чистый, воду из него пить можно.
Таким способностям не сильно удивлялись; и без того вокруг творились разные странности - всему не переудивляешься. Дан человеку необычный талант - надо этим пользоваться. Если ты, старый, не можешь наравне с другими валить лес и копать землянки, так скажи, где растут грибы, или ходит лось, тем и будешь полезен. И Димок говорил.
Минуло ещё какое-то время. Одни ушли на юг, к общине прибились другие. Болтали, что за лесом никого не осталось. Мёртвые города, мёртвые деревни, где угасают последние, почти мёртвые люди. Всякие страсти рассказывали, да такие, в какие поверить совсем немыслимо. Но это было где-то там и с кем-то другим. А в лесу жизнь хоть и не сахар, но всё-же...
А потом Димок решил, что повредился рассудком; как ещё объяснить это тяжёлое, накрепко засевшее чувство; казалось Димку, будто кто-то лезет ему в голову, чьи-то пальчики копошатся в его мыслях. Чудилось, что этот кто-то - лес. Не зверь, и не дерево, а весь лес, целиком. Навидался Димок и спятивших святых, вещающих о конце света и проповедующих разные методы спасения как отдельных личностей, так и всех людей оптом. Видел слюнявых, лепечущих абракадабру, тихих помешанных, и буйных, с азартными воплями скачущих по лесу психов. Значит, настал его черёд сойти с ума, только и всего!
Потом Димок сообразил - это лес так говорит с ним. И неважно, фантазии это больного мозга, или непонятное явление природы, важно, что в результате таких разговоров у Димка в голове сами собой появляются нужные знания. То, что ему стали ведомы полезные свойства трав и грибов, это мелочь. В конце концов, Димок и раньше в этом деле кое-что понимал, просто теперь он стал исцелять новые болезни откуда-то вдруг появившимися незнакомыми прежде травами. Это спасло общину, когда начался мор. Было бы ещё хуже, когда б Димок не смог приготовить целебное зелье.
Хворали все, но по-разному. Дети, те легко, словно насморк подцепили. Женщины почти все перенесли болезнь, она лишь сделала их краше и здоровее. А мужики... мужиков и так не хватало, за то время, что прожили в лесу, одни, в поисках лучшей доли, ушли на юг, другие погибли... так вот, мужчины болели тяжело, многие померли, а кто выжил, сделался вялым да слабым. Какой с такого мужчинки прок? В-общем, переболели все, лишь Дмитрия беда обошла стороной.
Что случилось, то случилось. Когда мор закончился, немного погоревали, но надо было налаживать жизнь. Наладили. А вскоре Димок понял, что оказался если не в раю, то где-то поблизости. У женщин обострился, и набрал немыслимую силу инстинкт продолжения рода. Димок, хоть не от мира сего, да и не первой свежести мужичок, но если других взять негде, то вовсе даже ничего! Столько внимания к своей особе Димок не видел за всю предыдущую не короткую жизнь. Прежде об этом грезилось под бутылочку самогона, и вот - случилось. Потом он понял - такой рай больше похож на ад. Не в том дело, что ему не хватало физических сил. Если знаешь нужные травы, а, надо сказать, некоторые травы приобрели в лесу невероятную целительную силу, никаких проблем со здоровьем не будет. Просто Дмитрий обнаружил, что судьба забросила его в самый эпицентр бабьих интрижек и свар.