Обошли мы площадь. Виселицу так и не удосужились разобрать. Когда? У людей революция, не время заниматься ерундой. А если случилось так, что революция победила, тем более, надо оставить - авось, пригодится. Над дверью в правление приколотили вывеску. Большая доска, на которой криво намалёваны буквы. Что написано, в темноте не разобрать. Я поинтересовался. Серёга, громко харкнув, объяснил:
- Дык, это. Революцьённый Комитет Спасения Посёлка. Тебе, значит, сюда.
Я постучал, и, не дождавшись ответа, заколотил сильнее.
- Они не откроют, - проворчал дружинник, - глухие они. Смотри.
Он стукнул ногой. К двери прилепился шматок грязи. Дядька заколотил настырно, как пьяный хозяин, поздней ночью вернувшийся домой. Дверь заскрипела, отворяясь. Показалась сердитая физиономия. Ба, Мухомор! В одной руке свечка, в другой - автомат, лицо грозное, а глаза выпучены, пытаются рассмотреть, что за вражина скрывается в темноте.
- Чё припёрлись, - Мухомор красноречиво потряс "калашом". - А ну, вали отсюда, пьянь. Не то...
- Вот, куда тебе надо, туда и привёл, дальше сам разбирайся, а мне на службу надобно, - дружинник, чтобы не обострять ситуацию, отошёл, и я оказался в одиночестве. Ничего! Волколаков не испугался, с летающим монстром бился, а это лишь пасюк!
- Никак, живой! - признал меня Мухомор. Глаза у него совсем выпучились.
- Что мне будет? - ответил я. - Живее всех живых. А ты чего здесь ошиваешься?
- Охраняю. Теперь я, это, народная ми... тьфу, полиция, - немного засмущавшись, Мухомор показал красную повязку на рукаве. Чудны дела твои! Если барачники стали ментами, кем же сделались менты?
- Вон оно что, - сказал я. - Правильный мужик, и вдруг так... кажется, у вас какие-то понятия на этот счёт? Даже помогать милиции нельзя, а тут... Свои за это не спросят?
Мухомор задумался, видно, и сам не до конца разобрался, как относиться к случившимся переменам.
- Я так понимаю, - рассудил он. - Жизнь теперь другая, правильная. Стало быть, и законы другие.
- А-а, понятно, - одобрил я такой философский подход. - Тогда, охраняй. Неси службу образцово и с достоинством. Но сначала проводи меня к Асланяну.
- Отдыхает хозяин, обожди до утра, - сказал Мухомор, и пояснил: - совсем человек умаялся. Поспать ему некогда.
- Мне сейчас надо, а не утром! Срочно! Ты в курсе, откуда я вернулся? Артур - мужик резкий. Может и голову оторвать, если узнает, что ты меня не пустил.
- В том и беда, - вздохнул Мухомор. - Непонятно, от кого и за что по башке получишь. Хоть и правильная теперь жизнь, да непонятная. Ладно, идём.
В коридоре темно, лишь из щёлки под дверью пробивается тусклый свет. Мухомор бочком протиснулся в кабинет Хозяина, и оттуда донеслись приглушённые голоса. Потом барачник вышел, а я зашёл.
Из одежды на Асланяне только штаны. Чёрные с проседью волосы растрепаны, чёрная с проседью борода всклокочена, курчавая с проседью поросль на груди тоже взъерошена.
- Садись, - Асланян указал на стул. - Какой же ты! Молодец! Какой Молодец! Но... где остальные?
- Ну, здравствуй, - я уселся за стол, автомат между ног поставил. - Вернулся я, Артур Анастасович. Один вернулся. Такие дела.
- И у нас дела. В двух словах и не рассказать. Ты же куришь? На, кури, - Асланян достал из ящика стола кисет.
- У меня свои, - я нарочито медленно вынул из кармана мятую пачку и спички. У Асланяна глазки засверкали, скорбная гримаса перетекла в улыбку, а сам он вперёд подался.
- Оттуда трофеи? Молодец! Дай одну, - Артур достал и понюхал сигарету. Ноздри мясистого носа жадно затрепетали, учуяв позабытый аромат.
- С армии не курил. А сейчас попробую. Можно? - спросил Асланян. Я кивнул; кури, мол, Анастасыч, о чём речь?
Артур набрал в рот дым, выдохнул, и ещё раз надул щёки.
- Нет, не понимаю, - грустно сказал он, затушив сигарету о крышку стола. - И много там этого добра?
- Немало. Этого, и разного другого.
- Хорошо, получается, не зря рисковали. С остальными что? Кто-то ещё уцелел? Мы с Зубом сегодня по радио говорили, а, может, вчера дело было? - Асланян устало потёр виски. - Столько всякого случилось, в голове не помещается. Что у вас произошло?
Я рассказал. И про то, как мы спасались на дереве; оказывается - сверху удобно отстреливать лесных тварей. И про то, как Сашка Зуб скрылся в лесу, а за ним ушла половина стаи - ещё долго с той стороны слышались выстрелы, а потом бабахнула граната. Как остальные пошли на прорыв, и как мы все в начинающихся сумерках потеряли друг друга. Никто никого не искал - уцелевшие сами должны возвращаться в Посёлок - так мы договорились. Я здесь, а про ребят не знаю. Верю, что они спаслись. Их нужно искать. С утра этим и займусь. Добровольцем пойду!
Неважно, что на самом деле такого не было, ведь могло же быть? Главное, чтобы Асланян поверил. А он завздыхал и опечалился:
- Жаль, Сашка боевой парень... был, наверное. Дай Бог ему... им всем удачи. А ты рассказывай остальное.
Больше врать не пришлось. И про настоящую встречу с волколаками, и про то, какая дурацкая смерть выпала Антону, и про гигантских щук рассказал. Конечно, и про чужаков не забыл. Вскоре я почувствовал - ещё немного, и засну. Хорошо в тепле, организм расслабился, захотелось отдохнуть. Да куда там! Асланян выспрашивал и выспрашивал.
- Слушай, давай ещё раз про дикарей, - велел он. - Теперь подробно. Говори, сколько их, чем вооружены. Где живут, и что знают о Посёлке?
Мне скрывать нечего, я повторил рассказ. Насупился Артур, глаза сильнее прежнего засверкали.
- Ты понимаешь, какая плохая новость? - устало спросил он. - Сколько жили, а не знали, что под боком эта дрянь. Если б не ты, и не узнали бы. Выходит, и за это тебе спасибо! Предупредил!
- Что тут плохого? - не понял я. - Они ж не враги. Нормальные мужики... особенно, бабы.
- Эх, наивный ты, Олег. Архип сообразил, что они все мыслями с лесом связаны. Это же ты его слова мне передал? Я правильно понял? А может быть такое, что они натравливают на Посёлок зверей? А что? Интересное предположение! Как считаешь?
- Не знаю, - подумав, ответил я, - честно, не знаю. Зачем тогда провели нас к эшелону? Вообще, они могли всех убить. Запросто!
- Это верно. Только нам с тобой о будущем думать полагается! Сейчас так, а как потом обернётся? Тревожно мне, Олег! Может, убери мы их, и все наши беды закончатся? Ты с ними, как я понял, очень близко сошёлся. Как думаешь, это совсем не люди? Могут от них и нас родиться дети?
- Вот не знаю, - поразился я такому зигзагу начальственной мысли. - А зачем?
- Думаю, что с ними делать. Вдруг, получится ассимилировать? Хорошо бы. Тогда и проблема исчезнет.
В комнату робко заглянул Мухомор, и Артур умолк. Следом за новоиспечённым полиционером, по-хозяйски грохнув дверью, ввалился Пасюков. Ему не терпелось повидаться со мной, аж запыхался, бедняга. А как меня увидел, глотнул воздух, и забыл выдохнуть. Немного успокоившись, начальник ми... то есть, полиции, раскрасневшись лицом, набросился на Мухомора:
- Ты что же, гнида, оружие у него не забрал?!
Полиционер скукожился. Ничего, сам подписался на такую работу - пусть привыкает. Опять же, и польза от отеческого начальственного разноса немалая - в другой раз так не опростоволосится.
- Ты, Юрий, зря не кипятись, - начал успокаивать Пасюкова Асланян. - Олег надёжный парень. Я ему верю. Если ему не верить, кому тогда верить-то?
- Может, раньше он и был надёжным, а потом перестал! Ты же сам подписал ему приговор, значит, бандит он, к тому же вооружённый! Сейчас ты должен верить мне, и, вон, ему. - Пасюков кивнул на Мухомора. - Давай, забери у Олега автомат!
Полиционер неуверенно шагнул ко мне. Дружелюбно улыбаясь, я демонстративно снял оружие с предохранителя. Раньше-то я ни о чём таком и не помышлял, а сейчас руки зачесались. Кажется, напрасно я ломал голову над тем, как лучше вписаться в новую жизнь: спасибо Пасюку, подсказал, гад злопамятный, что, пока он жив, никуда я не впишусь.
- Стойте, стойте! - закричал Асланян, и двинул кулаком по столу. - Хватит, петушиться!
Пасюков замер, и тяжело перевёл дух.
- Ты бы, Артур, это... за языком бы следил. Я понимаю, что не со зла такими словами бросаешься, другие не поймут! А на счёт Олега... не заслужил он моего доверия. Не искупил вины!
- Искупил! - Асланян ещё раз грохнул кулаком по столу. - А твои люди пока не тянут. Сам видишь, не справляются.
- Зато я им доверяю!
- Пасюк, - ласково проговорил я, - Давно хотел тебе сказать, и вот случай выпал: иди ты лесом, сволочь распоследняя. Сам знаешь, нет на мне вины. Оружие не отдам, потому что нет у меня к таким как ты доверия - задёшево продашь! Если так хочется - попробуй забрать. Можешь пристрелить меня, только потом сам ищи дорогу к эшелону. Или тебе не надо? Ржавыми ножами думаешь революционный порядок наводить?
Пасюков фыркнул, показалось, что в его взгляде мелькнуло одобрение. Барачник ненатурально рассмеялся.
- Ладно, - сдал он назад, - погавкались, и успокоились. Нам одно дело делать. А что, может, мы и сработаемся?
- Я то не против, - ответил я с готовностью. - Но мне нужны гарантии. Сомнительно мне, что после того, как я проведу вас к эшелону, останусь живым.
Если подумать, не в том я положении, чтобы грубить Пасюку, но смотрел я на него, а пальцы сами автомат поглаживали. Что, если решить вопрос раз и навсегда? Очередь, ещё одна, и нет революционеров! Показалось - это лучшее, что я могу сделать для Посёлка, но... мы думаем, что смелые, что, когда наступит момент... вот он - этот момент. Дальше-то что? Мысли всякие: ничего, мол, так не решить, этих не будет, другие останутся. И, главная мысль: хорошо, допустим, повезло, допустим, получилось. Тогда, скорее всего, и меня вслед за ними отправят на тот свет! Просто так из Посёлка уйти не дадут. А если сумею улизнуть, то обратно вернуться не получится. И для кого тогда эти подвиги?
Видно, Пасюков почуял мои терзания. Его лицо расплылось в наглой улыбке. Дескать, давай, парень, вот он, твой шанс! А если не можешь, к чему понты? Ну и смотри, ну и лыбься! Сейчас и ты ничего со мной не сделаешь, я тебе нужен. И, желательно, целенький, обласканный и максимально лояльный. А потом... потом ты мне припомнишь, всё припомнишь: и то, что было, и то, чего не было - но мы ещё посмотрим, как масть ляжет.
Поиграли мы с Пасюком в гляделки, тем и кончилось. Война войной, но у каждого в этой войне свои интересы.
Мухомор виновато застыл у двери, оберегает жизнь хозяина. Пасюков, потеснив Асланяна, вальяжно расселся за столом, и стал задавать мне вопросы. Впрочем, спрашивал недолго.
- Иди отдыхать, герой, - сказал он. - Завтра начнём работу. Думаешь, всё же сработаемся?
* * *
Вышел я на крыльцо, и сам себя поздравил с тем, что не сотворил непоправимого. Жизнь кажется особенно желанной, когда, после наполненного свечным чадом и запахом портянок помещения, снова вдыхаешь ночную свежесть и прохладу.
Я ещё раз попытался услышать лес, и опять тщетно; лишь усилилось ощущение, что меня завернули в колючую, едкую и смрадную вату.
- Ты, Олежка, в ментовку лучше не ходи, - виновато засопел подошедший сзади Мухомор. - Там ваших нет. Теперь мы там живём. К тебе обязательно прицепятся.
- И куда мне?
- В больницу. Твои дружки сейчас там.
Всё равно, где переждать остаток ночи. С утра, едва начнёт светать, уйду; какой смысл жить в доме, в котором хозяйничают крысы? Наверное, и мне тут найдётся местечко, скорее всего, это будет достаточно уютное место, но уютно мне будет лишь до тех пор, пока я нужен Пасюку. Только дело в том, что это и мой дом!
Оружия хватает, и знаю, где взять ещё. Людей бы побольше, тех, кому новые порядки поперёк горла. Найду Терентьева и Захара, тогда и посмотрим.
Так я думал, шагая по безлюдной тихой улице. Донеслись привычные звуки. В бараках пьяные голоса заорали песню, забрехала собака. Это далеко - на поселковых окраинах. А здесь - тихо и безопасно.
Главный вход в больницу раньше всегда был открыт. Теперь - иные времена. Я постучал. Тишина. Я собрался долбануть ногой, но сонный голос из-за двери произнёс:
- Какого чёрта припёрся? Вали отсюда!
- Эй, - ответил я, - сестричка, не гони. Пусти обогреться.
Клацнул засов, из дверного проёма в сырую тьму выплеснулся тёплый свет фонаря. Ольга взвизгнув, повисла у меня на шее.
- Живой, Олежка, - сестра приникла ко мне. - Вернулись! Молодцы!
- Я один, - сказал я, глупо улыбаясь. - Да не лапай ты меня. Грязный я. И мокрый.
Ольга моментально стала обычной - ершистой и насмешливой.
- Да, - поморщилась она, - разит от тебя... Ну, пошли, чего встал?
Нашёлся обмылок и ведро тёплой воды. Я привёл себя в человеческий вид, тут и друзья собрались. На столике появилась нехитрая снедь. Сигареты разошлись на ура. Я махнул полстаканчика за успешное возвращение, да полстаканчика за тех, кто из леса не вернётся, помянул Антона с Лешим. Сначала мне взгрустнулось, а потом я сомлел. Перед товарищами неудобно: хорошо сидим, народ хочет послушать, что скажу, а я голову на руки уронил, дремота одолела. Ольга поняла.
- Завтра наговоримся, - сказала она. - Видите, человек засыпает. Пошли ко мне, братишка.
Поднялись мы в небольшую, захламлённую разными ненужными вещами, каморку на чердаке. Убранство - дырявый, с торчащеим из прорех сеном, матрас на полу. Вместо подушки старый ватник. Я, не разуваясь, бухнулся на это царское ложе. Если честно, спать хотелось не сильно - вполне можно перетерпеть. Был нужен повод, чтобы выбраться из-за стола; пьянка могла затянуться до утра. Что я, друзей-приятелей не знаю?
И врать надоело, а друзьям тем более ни к чему, только за столом от расспросов никуда не денешься. Конечно, в этих парнях я нисколечко не сомневаюсь. Я и в Сашке не сомневался...
Лёжа на матрасе, я спокойно рассказывал единственному человеку, которому полностью, до конца, верил, что со мной произошло.
- Видно, пришли подлые времена, - выслушав меня, сказала Ольга. - Всё наизнанку. Барачники назвали себя ментами, вместо Захара теперь Пасюк! Понимаешь? В милиции - бандиты! Ментов больше, а порядка меньше, потому что такой мент хуже бандюка, он и сам беспредельничает, и дружков барачных покрывает. А те и рады. Обнаглели! Да людей от ментов спасать надо! Такая ерунда, Олег, у нас приключилась. А Сашка, конечно, сволочь.
Ольга махнула рукой.
- Не переживай, - сказал я, - наверное, как-то утрясётся.
Хотя понимал - не утрясётся. Степана утром повесят в назидание тем, кто ещё не осознал, что новый порядок - всерьёз и надолго. То есть, со временем как-то наладится, но до тех пор ещё дожить надо.
- Представляешь, - Ольга невесело улыбнулась, - Пасюк хочет, чтобы мы вкалывали на свинофермах. Мол, теперь начинается другая жизнь, всё будет по справедливости. Говорит - раньше менты кровь народную пили. У новой власти доверия к бывшим нет. Хотите жрать - работайте, и скажите спасибо, что прошлые грехи вам не припомнили. А не хотите - воля ваша, подыхайте с голодухи. Как будто я больше ни на что не гожусь - кроме как за свиньями убирать! А кушать хочется. Ещё немного, и соглашусь подтирать свиные задницы. Такие дела, братишка.
- Неважные у вас дела, - согласился я. - Как хочешь, сестрёнка, а мне в Посёлке делать нечего. Завтра с рассветом только меня и видели. Найду Хозяина с Захаром, и рванём к эшелону. Пойдёшь со мной?
- А смысл? Не велика разница - здесь пропадать, или в лесу.
- Я предложил, а ты решай. А смысл такой, что если мы попадём к эшелону, и с голода не помрём, и Пасюкова, как пить дать, прижучим. По крайней мере, будет у нас шансик. Ещё бы народец собрать, человек десять...
- Это, как раз, не проблема, - сказала Ольга. - С десяток я тебе хоть сейчас приведу, если не врёшь насчёт шансов. Но как мы из Посёлка выберемся?
- Авось получится. Уж в этом Клыков должен помочь. Зря я, что ли, ему патроны обещал? Перед рассветом и выйдём. Слушай, как дела у Кати? У меня для неё подарок.