Джеймс Лучено
1. МЕРА ЧЕЛОВЕКА
В ПЕРВЫЕ ГОДЫ существования Империи появилась поговорка: «Лучше уж оказаться в открытом космосе, чем на базе на Белдероне». Некоторые комментаторы приписывают ее происхождение последним настоящим солдатам с Камино, служившим рядом с джедаями во время Войн клонов; другие же — первому выпуску курсантов имперских академий. Помимо презрительного отношения к службе на расположенных далеко от Ядра планетах, поговорка намекала, что назначение в ту или иную звездную систему определяло значимость офицера: чем ближе к Корусанту он оказывался, тем большую ценность представлял для Империи. Впрочем, на самом Корусанте большинство предпочитали нести службу подальше от дворца и испепеляющего взгляда Императора.
Соответственно, знающим людям казался необъяснимым тот факт, что Уилхафф Таркин получил назначение на уединенный спутник в безымянной системе в отдаленном регионе Внешнего Кольца. Ближайшими планетами, имевшими хоть какую-то значимость, были пустынный Татуин и столь же негостеприимный Джеонозис, на выжженной солнцем поверхности которого начались Войны клонов. С тех пор он стал запретной зоной для всех, кроме узкого круга имперских ученых и инженеров. Чем мог бывший адмирал и генерал-адъютант заслужить назначение, которое большинство сочло бы ссылкой? Какое нарушение субординации или служебного долга могло побудить Императора отправить в изгнание того, кому он сам в конце войны присвоил звание моффа? Среди коллег Таркина во всех родах войск быстро разошлись самые невероятные слухи: будто Таркин провалил важную миссию на Западных рубежах, или поссорился с Императором и его главным приспешником Дартом Бейдером, или попросту замахнулся на то, что оказалось ему не по силам, и теперь расплачивался за собственные амбиции. Для тех, однако, кто знал Таркина лично или хотя бы был знаком с его длинным послужным списком и тем, какое воспитание он получил, причина подобного назначения выглядела очевидной — Таркин участвовал в некоей тайной операции Империи.
В мемуарах, опубликованных спустя долгое время после его гибели в пламени взрыва, Таркин писал:
«После долгих размышлений я пришел к выводу, что годы, проведенные на Сторожевой базе, в неменьшей степени сформировали мою личность, чем годы моего обучения на Гиблом плато на Эриаду, и не менее важны, чем любое из сражений, в коем я участвовал или командовал, ибо я обеспечил создание оружия, которое рано или поздно гарантирует будущее Империи. Будучи как неприступной крепостью, так и символом нерушимого правления Империи, дальнекосмическая мобильная боевая станция стала достижением не меньшего порядка, чем открытие нашими предками секрета гиперпространства, позволившего начать освоение Галактики. Сожалею лишь об одном — что не приложил достаточно усилий, чтобы вовремя завершить проект и перечеркнуть планы тех, кто намеревался подорвать благородные устои Империи. Страха перед боевой станцией, перед могуществом Империи вполне хватило бы, чтобы стать достаточным сдерживающим фактором».
В своих личных записках Таркин ни разу не сравнивал свой авторитет с авторитетом Императора или Дарта Вейдера, но даже такую простую задачу, как надзор за разработкой новой военной формы, он мог воспринимать как возможность облачиться в такую же узнаваемую одежду, как плащ с капюшоном первого или характерная черная маска второго.
— Анализ тенденций военной моды на Корусанте предполагает более строгий стиль, — вещал протокольный дроид. — Кители остаются двубортными со стоячим воротником, но без погон или эполет. Более того, брюки больше не прямые, но расширенные на бедрах и сужающиеся книзу, что позволяет легко заправить их в высокие сапоги на низких каблуках.
— Достойное похвалы изменение, — заметил Таркин.
— В таком случае, сэр, позволю себе предложить брюки-галифе — естественно, из стандартной серо-зеленой ткани, — подчеркнутые черными сапогами до колен с отворотами. Сам китель должен быть подпоясан на талии и доходить до середины бедра.
Таркин взглянул на серебристого человекоподобного кутюрье:
— Ценю твою преданность своей портновской программе, но у меня нет никакого желания становиться основоположником новой моды на Корусанте или где-либо еще. Мне всего лишь нужна форма, которая будет хорошо сидеть, в особенности сапоги. Воистину, я прошагал больше километров по палубам звездных разрушителей, чем по поверхности планет, даже на такой крупной базе.
Дроид RA-7 неодобрительно склонил набок блестящую голову:
— Есть существенная разница между формой, которая «хорошо сидит», и формой, которая подходит ее носителю, — если вы понимаете, о чем я, сэр. Позвольте также заметить, что как губернатор сектора вы имеете право, так сказать, на несколько большую смелость — если не в выборе цвета, то в качестве ткани или покроя.
Таркин молча размышлял над замечаниями дроида. Годы службы на кораблях и исполнение не всегда приятных обязанностей наложили отпечаток на те немногие предметы одежды и гарнизонной формы, которые у него остались, и никто на Сторожевой базе не отважился бы критиковать любую вольность с его стороны.
— Ладно, — наконец согласился он, — покажи, что там у тебя на уме.
Одетый в обтягивающий комбинезон цвета хаки, скрывавший шрамы от бластерных разрядов, падений и когтей хищников, Таркин стоял на низкой круглой платформе напротив портновского фабрикатора, несколько лазерных считывателей которого водили по его телу красными лучами, снимая и записывая мерку с точностью до доли миллиметра. С расставленными руками и ногами он напоминал статую на постаменте или застывшую в прицелах десятка снайперов мишень. Рядом с фабрикатором располагался голографический стол, над поверхностью которого висела голограмма Таркина в натуральную величину, одетая в менявшуюся в соответствии с беззвучными командами дроида форму и способная по требованию поворачиваться или принимать различные позы.
Остальную часть скромного жилища Таркина занимали койка, шкаф, спортивный тренажер и отполированный стол, окруженный двумя мягкими вращающимися креслами и двумя стульями попроще. Будучи человеком черно-белых вкусов, Таркин предпочитал четкие линии, точную архитектуру и отсутствие беспорядка. Большое окно выходило на освещенную посадочную площадку и массивный генератор защитного поля, за которым во все стороны от Сторожевой базы простирались безжизненные холмы. На посадочной площадке стояли два побитых ветром челнока, а также личный корабль Таркина «Гиблый Шип».
Сила тяжести на спутнике, где располагалась база, была близка к стандартной, но сам он выглядел холодным и заброшенным. Окутанный покрывалом ядовитой атмосферы, уединенный спутник подвергался ударам частых бурь и был столь же бесцветен, сколь и обстановка жилища Таркина. В данный момент из-за горной гряды приближалась очередная зловещая буря, уже начавшая осыпать окно камнями и песком. Персонал базы называл ее «твердым дождем», чтобы хоть как-то рассеять уныние, вызываемое подобными бурями. Темное небо принадлежало главным образом газовому гиганту, вокруг которого вращался спутник. В течение долгих дней, когда спутник освещали лучи далекого желтого солнца системы, яркое сияние становилось невыносимо для человеческого зрения, и окна базы приходилось закрывать ставнями или поляризационными фильтрами.
— Ваши впечатления, сэр? — поинтересовался дроид.
Таркин внимательно изучил своего полноцветного голографического двойника, сосредоточившись не столько на измененной военной форме, сколько на находившемся внутри ее человеке. В свои пятьдесят лет он был худощав, почти костляв; в когда-то темно-рыжих волосах пробивались седые пряди. Те же самые гены, которым он был обязан голубыми глазами и быстрым метаболизмом, подарили ему впалые щеки, делавшие его лицо похожим на маску. Линия волос на лбу образовывала треугольный выступ, ставший заметнее после окончания войны, из-за чего его узкий нос казался еще длиннее, чем на самом деле. По краям широкого тонкогубого рта пролегли глубокие морщины. Многие описывали выражение его лица как суровое, хотя сам он считал его задумчивым или, возможно, проницательным. Что касается голоса, Таркина удивляло, когда его надменный тон приписывали воспитанию во Внешнем Кольце и соответствующему акценту.
Повернув из стороны в сторону чисто выбритое лицо, он задрал подбородок и скрестил руки на груди, затем заложил их за спину и, наконец, подбоченился, уперев кулаки в бедра. Выпрямившись во весь свой рост — чуть выше роста среднего человека, — он с серьезным видом взялся правой рукой за подбородок. Ему мало кому приходилось отдавать честь, хотя существовал тот, кому полагалось обязательно кланяться, что он и сделал — с прямой спиной, но не настолько низко, чтобы поклон выглядел подобострастно.
— Убери отвороты на сапогах и сделай каблуки пониже, — велел он дроиду.
— Конечно, сэр. Стандартные голенища и носки из дюрания?
Кивнув, Таркин сошел с платформы и, покинув клетку из лазерных лучей, начал расхаживать вокруг голограммы, оценивая ее со всех сторон. Во время войны борта подпоясанного кителя в застегнутом виде заходили на грудь с одной стороны и на талию — с другой; теперь же линия стала вертикальной, что соответствовало вкусам любившего симметрию Таркина. Чуть ниже плеч располагались узкие карманы, предназначавшиеся для коротких цилиндров с закодированной информацией о владельце формы. На левой стороне груди размещался обозначавший звание знак из двух рядов маленьких разноцветных квадратов.
Для медалей и орденских лент на кителе места не было, — да и в армии в целом, если уж на то пошло. Император был скуп на поощрения за стойкость и отвагу, и если какой-нибудь другой правитель мог носить одежды из тончайшего синтешелка, сам он предпочитал строгие аскетические плащи из черного зейда, часто скрывая лицо под капюшоном.
— Так лучше? — спросил дроид, когда его обувная программа дала команду голопроектору внести соответствующие изменения в сапоги.
— Лучше, — кивнул Таркин. — Возможно, за исключением ремня. Помести в центре пряжки офицерский диск и такой же на фуражку
Он хотел подробнее описать свои пожелания, но внезапное воспоминание из детства увело его мысли в ином направлении, заставив невольно усмехнуться.
Тогда ему было всего одиннадцать, и он был одет в жилетку с множеством карманов, которую считал самым подходящим нарядом для, как он полагал, увлекательной прогулки на Гиблое плато. Увидев жилетку, его двоюродный дед Джова широко улыбнулся и издал смешок, отчего-то показавшийся как добродушным, так и угрожающим.
«Окровавленной она будет смотреться еще лучше», — сказал тогда Джова.
— Вам что-то кажется смешным в покрое, сэр? — спросил дроид, в голосе которого послышались страдальческие нотки.
— Уж точно ничего смешного, — покачал головой Таркин.
Он понимал, что вся эта примерка выглядит достаточно глупо и что он просто пытается отвлечься от тревожных мыслей, вызванных задержками в строительстве боевой станции. Поставки с исследовательских объектов откладывались, добыча сырья на астероидах у Джеоно-зиса оказывалась все менее доступной, участвовавшие в проекте инженеры и ученые срывали все сроки, конвой с жизненно важными компонентами еще только должен был прибыть...
В наступившей тишине буря начала отбивать безумную дробь по окну.
Вне всякого сомнения, Сторожевая база была одним из важнейших форпостов Империи. И тем не менее одна мысль не оставляла Таркина: когда-то его двоюродный дед по отцовской линии сказал ему, что не существует иной достойной цели, кроме личной славы; как бы он отнесся к тому, что его самому успешному ученику грозит опасность стать простым администратором...
Взгляд его вернулся к голограмме, но в коридоре за дверью внезапно послышались шаги. Получив разрешение войти, на пороге появился светловолосый ясноглазый адъютант Таркина и молодцевато отдал честь:
— Срочное донесение со станции «Оплот», сэр.
Хмурое выражение исчезло с лица Таркина, сменившись настороженностью. Находившаяся в стороне планеты Пии и Ядра станция «Оплот» служила перевалочной базой для транспортных кораблей, направлявшихся к Джеонозису, где шло строительство космического оружия.
— Дальнейших задержек я не потерплю... — начал он.
— Понимаю, сэр. Но речь идет не о поставках. «Оплот» сообщает, что их атаковали.
2. УДАРЫ ПО ИМПЕРИИ
ДВЕРЬ В ЖИЛИЩЕ ТАРКИНА с шипением ушла в переборку, и он, одетый в поношенные брюки и плохо подогнанные сапоги, вышел наружу, накинув на плечи легкий серо-зеленый плащ. Едва адъютант поспешил следом за ним, сквозь щель в закрывающейся двери просочился скрипучий голос протокольного дроида:
— Но, сэр, как же примерка?
Сторожевая база, которая изначально была всего лишь небольшим гарнизоном, высадившимся со звездного разрушителя типа «Победа», с тех пор заметно расширилась за счет доставленных на спутник или собранных на месте готовых модулей. Сердцем комплекса являлся лабиринт связывавших модули между собой коридоров, потолок которых терялся за рядами светильников, воздуховодами, трубами системы пожаротушения и пучками змеящихся проводов. Повсюду виднелись следы импровизации, но, поскольку здесь безраздельно властвовал мофф Уилхафф Таркин, обогреваемый пол и стены сверкали безупречной чистотой, а трубы и провода были тщательно упорядочены и промаркированы. Перегруженные системы очистки удаляли затхлость и запах озона из восстановленного воздуха. По коридорам перемещались не только техники и младшие офицеры, но также дроиды всех форм и размеров, которые обменивались между собой щебетом, писком и чириканьем, оценивая оптическими сенсорами скорость передвижения Таркина и в последнее мгновение убираясь с его пути на гусеницах, колесиках, репульсорах и неуклюжих металлических ногах. Из-за шума далеких сирен и объявлений, приказывавших персоналу занять свои места, трудно было расслышать даже собственные мысли, но Таркин тем не менее принимал доклады через наушник и постоянно поддерживал связь с командным центром базы с помощью закрепленного на шее микрофона.
Проходя через куполообразный модуль, сквозь окна, в крыше которого видно было, что буря разбушевалась не на шутку и что есть силы сотрясает базу, Таркин воткнул наушник поглубже в ухо. Покинув купол и идя наперерез потоку персонала и дроидов, он свернул направо в очередной коридор. При его приближении распахивались двери, и с каждым поворотом к нему присоединялись новые члены персонала базы — старшие офицеры, солдаты флота, связисты. Большинство были в форме, и все принадлежали к человеческой расе, так что, когда Таркин в развевающемся за спиной плаще добрался до командного центра, казалось, будто он возглавляет парад.
По требованию Таркина это прямоугольное помещение было организовано по образцу мостика имперского звездного разрушителя. Сотрудники базы, которых он собрал по пути, поспешили к своим рабочим местам, пока уже присутствовавшие вскакивали на ноги, отдавая честь. Таркин махнул рукой, разрешая сесть, и расположился на площадке посреди помещения, откуда хорошо видны были голопроекторы, сенсорные дисплеи и опознающие устройства. Командир базы Кассель, темноволосый и коренастый, склонился неподалеку над столом главного голопроектора, над которым подрагивало зернистое изображение древних истребителей, проносившихся над блестящей поверхностью «Оплота», в то время как батареи перевалочной станции отвечали зелеными вспышками лазеров. Другое голографическое изображение, еще менее четкое, показывало похожих на крылатых насекомых джеонозианских рабочих, спешивших укрыться в одном из ангаров станции. Из настенных громкоговорителей доносился искаженный голос:
— Мощность наших щитов уже упала до сорока процентов, Сторожевая... глушат наши передачи... потеряна связь с «Брентаалем». Требуется немедленная... Сторожевая. Повторяю: требуется немедленная помощь.
— Внезапная атака? — скептически нахмурился Таркин. — Не может быть.
— «Оплот» сообщает, что атаковавший их корабль при входе в систему передал действующий код Голосети, — доложил Кассель. — «Оплот», вы можете перехватить переговоры тех истребителей?
— Никак нет, Сторожевая, — послышался после долгой паузы ответ. — Они глушат нашу сеть связи.