– Может, ты и прав – а я просто не могу толково выразить свою мысль. Но понимаешь, я стал искать настоящие причины для самооправдания именно сейчас. Я убивал подданных Конфедерации, относящихся к моей же расе. Сколько лет должно пройти, чтобы я перестал об этом думать? Или сейчас ты скажешь, что все это попросту банально, а я действительно превратился в психопата?
– Раф, ты убивал врагов. И не просто врагов, а мерзавцев, забывших о том, что здесь, в этой чертовой Вселенной, нет ничего выше интересов расы. Ты сам ведь прекрасно понимаешь, чем все это могло кончиться. Ты ж не дурак, тебе не нужна пропаганда – ты же знаешь, что стоило им зацепиться хоть где-нибудь, хоть в одном мире, считающемся человеческим – и тогда крови было бы намного больше.
– А мы, по-твоему, укольчики делали?
– Мы делали кровопускание, была такая мода когда-то – чуть голова заболела, тут же вену вскрыть и пол-литра в тазик вылить. Говорят, помогало.
– Ну да, сейчас мы тоже делаем этакое кровопускание… только заметь вот что – тогда, раньше, мы убивали подданных Конфедерации: за измену и все такое прочее. Теперь же мы опять убиваем людей, только вот к Конфедерации они пока еще отношения не имеют. Забавный получается парадокс: мы убиваем их для того, чтобы вручить выжившим удостоверения личности и налоговые листы. Так, Моня?
– Ты заранее знаешь, что я тебе отвечу. Как врач я против любого убийства. Как человек, как «подданный» – да мне на них просто наплевать. Но я военный, как и ты, а военный обязан выполнять приказы, даже тогда, когда он осознает, что делает то, что всего лишь выгодно далеким отсюда политикам. Если тебе это не нравится, ты всегда можешь подать рапорт на увольнение. Но почему-то ты этого пока не сделал. И не сделаешь, потому что волнует тебя не столько моральная сторона проблемы, сколько поведение командира. Ты перестал его понимать? Бедненький! Я тоже… а что дальше? Мы все постепенно сходим с ума – мы никак не можем понять, за каким дьяволом нас сюда засунули, но все почти одинаково ощущаем, что закончится это плохо. Мне, наверное, пора садиться за диссертацию о развитии пророческого дара у старших офицеров спецподразделений.
– Странный у нас разговор… – Рауф неожиданно встал. – Лучше я пойду, Моня. Спасибо за коньяк. Если почую, что с головой совсем швах, ты узнаешь об этом первым.
Чечель запер за ним дверь, вернулся к столу и задумчиво налил себе на два пальца коньяку.
– Надо писать на него рапорт, – промычал он себе под нос. – Но как, ч-черт его возьми?
3.
– Майор Сугивара, господин генерал. Явился с докладом по случаю…
– Садитесь, Кэссив, – Ланкастер не дал ему договорить: уставной рапорт казался нелепым. – Садитесь и рассказывайте. Честно говоря, я уж заждался. Что, тяжелый случай?
– И да и нет, господин генерал. Приручить ее оказалось совсем не трудно, а вот говорить с ней о деле… у меня получилось не сразу – именно из-за этого я и тянул так долго. Видите ли, в вопросах профессионального плана Эрика производит довольно странное впечатление, я сперва даже решил, что это своего рода поза, хотя мне трудно представить нигилиста в серьезной государственной службе.
– Позвольте, позвольте… я что-то не успеваю следить за вашей мыслью. Что значит – нигилиста?
– Ее рассуждения в корне противоречат нашему пониманию проблемы. Она находится здесь отнюдь не для того, чтобы способствовать ведущимся исследованиям. Как раз наоборот – своей целью она видит нанесение максимально возможного вреда экспедиции… в общем, чтобы мы все отсюда поскорее убрались.
– А вместо нас, значит, прилетели этнологи-энтомологи? Так что ли?
– Опять нет, господин генерал. Она хочет, чтобы мы навсегда забыли об этой планете.
– А вы не сказали ей, Кэссив, что тогда о ней вспомнят другие?
– Что-то вроде того, ваша милость, – Сугивара улыбнулся и почесал затылок. – И, знаете, был просто потрясен ее ответом. Она заявила мне, что любая наша деятельность на Айоранских мирах была и является – да, до сих пор, – преступлением. Мне, как вы понимаете, слышать такое довольно странно. Я бывал на планете предков, и прекрасно знаю, сам ведь видел, насколько отличается жизнь глухих районов от принятых в «старых мирах» стандартов. Да-а… об этом не любят говорить. Но кое-где до сих пор правят не выборные советы, не общины, да вообще не светские власти – правят религиозные «авторитеты», слепо поддерживаемые фанатиками. Особенно на Среднем Севере, конечно. В Аххид Малайяк человека могут убить только потому, что он не пришел в храм на праздник. Да, там действуют те же тайные храмовые суды, что и тысячу лет назад. А комиссары Конфедерации, сидящие в крупных городах, делают вид, что ничего этого не существует, что все это выдумки… но люди знают – жаловаться бесполезно. Поэтому кое-кто с Рогнара бежит при первой же возможности. А Эрика считает: все это именно от того, что когда-то Рогнар влился в Большое Человечество. Мол, если б некуда было бежать, так и не бежали бы.
– Она – идиотка? – спросил потрясенный Ланкастер.
– Она, если позволите, крайняя идеалистка. Только идеалы у нее какие-то странные. Мне трудно выговорить слово «антипатриотизм», но ничего другого я придумать не могу.
– А как она относится к нашим друзьям эсис?
– О, их она тоже считает преступниками. По сути, она считает преступной любую колониальную политику, не делая различий между нами и теми же эсис. Мне кажется, скоро она объявит преступной саму цивилизацию. При всем при этом Эрика замечательно умный и тонкий специалист. О ваших подопечных она знает куда больше, чем я мог себе представить. Кажется, – пока еще я в этом не уверен, – ее принимают в нескольких влиятельных горных кланах, которым принадлежат крупные города.
Виктор едва не впал в прострацию.
– То есть вы, Кэссив, хотите сказать, что она контактирует с аборигенами?
– Но, господин генерал, позволю себе заметить, что в данный момент они не являются военным оппонентом Конфедерации. А полномочия офицера Комиссии по контактам вполне позволяют ей такое общение. Даже наоборот…
– Да-да, майор, вы, пожалуй, правы. И что, вы много беседовали с ней на темы, гм-м, нравов, быта, умонастроений, принятых среди этих… этих?..
Он замялся. Ему хотелось сказать – «этих скотов», но генерал Ланкастер сдержался.
– Увы, пока нет. Эрика раскрывается далеко не сразу. Ведь во мне она видит того же преступника. Зато я выяснил кое-что более важное. Я предполагаю, что Эрика способна каким-то образом влиять на двух-трех старейшин. По крайней мере, они ей верят: я видел запись ее присутствия на каком-то празднике, происходящем раз в году. Там… знаете, ваша милость, я был немного потрясен – она снимала человеческое жертвоприношение.
– Это меня уже не удивит, – проворчал Ланкастер. – А как сама она это объяснила? Традицией народного гулянья?
– Нет. В прошлом раз в год каждый клан выбирал красивейшую из своих девушек в качестве жертвы для какого-то подземного хищника. Девушке вырезали сердце и спускали тело вниз, в туннели. Сейчас хищников не осталось, их давно перебили, но традиции, как утверждает Эрика, в здешнем обществе очень стойкие. То есть необходимости в жертве нет, но все равно… у них вообще очень жестокий социум. Каждый юноша должен пройти ритуал посвящения – либо сразившись с каким-то мелким драконом, либо убив кого-то там, под землей. Если он не проходит ритуал, то его оскопляют. Вообще эта глупость мне совершенно непонятна… с кем там в подземельях воевать – тоже неясно. Эрика, впрочем, знает, но на мой вопрос ответила только, что это, дескать, «страшная ошибка Айорс» – и не более того.
– Это все, Кэссив?
– Пока да, ваша милость. Но прогресс есть, так что я думаю, что в самом скором времени смогу подготовить ее к встрече с вами.
– Вы только меня заранее подготовьте… хорошо, майор, и на том спасибо. Идите, работайте. Времени у нас осталось мало.
Последнюю фразу он вдруг повторил про себя – и удивился. Мало? А на что оно ему? Для того, чтобы сидеть на этой дурацкой планете, разрабатывая блестяще идиотские планы разгрома бородатых макак? Так это даже хуже, чем давиться скукой в каком-нибудь заблеванном гарнизоне, каждый день глядя, как сержанты гоняют пропыленных и ко всему уже безразличных солдат. Там по крайней мере можно пойти в бордель или дать в ухо не в меру забуревшему обывателю, ежели тот попадется под руку. А где в этих горах найти шлюх, не говоря уже о хулиганах? Где, я вас спрашиваю?
Вот это я молодец, фыркнул Виктор. А что, послать пару рот в какой-нибудь городишко… интересно, бабы у них тут тоже с бородами? Нет, пока всей этой публике придется подождать. Совсем чуть-чуть, если повезет.
«…в сущности, специально сформированный и обученный по особым методикам, легион ни разу не применялся, так сказать, en masse, более того, во многих случаях ударные дивизионы использовались лишь в качестве вспомогательных подразделений, обеспечивавших действия малых, преимущественно офицерских, групп. В операциях раннего периода такая тактика вызывала некоторое недоумение вышестоящих начальников, курировавших действия легиона, однако неизменная удача заставила штабы выдать командиру карт-бланш.
Основным стремлением автора, осуществлявшего, как известно читателю, командование данным легионом, было, в первую очередь, достижение максимальной эффективности при минимуме привлекаемых ресурсов и минимальных же потерях личного состава. Блестящая работа штаба легиона, составленного из прекрасно образованных, опытных и инициативных офицеров, позволяла командиру пресекать планы противника в начальной стадии их осуществления. За исключением нескольких прискорбных случаев, когда штаб опирался на неверные директивы высшего командования, массированное применение ударных сил легиона представлялось излишним. Исходя из вышесказанного, читателю может показаться странным создание в предвоенные годы столь дорогостоящего подразделения, как наш легион, ведь более простым решением было бы формирование отдельных компактных групп особого назначения, наделенных соответствующими полномочиями – но следует помнить, что в те дни, когда шла речь о противодействии достаточно экзотическим методам диверсионной работы вероятного противника, руководство контрразведки имело весьма размытое представление о ее масштабах. Поэтому меры противодействия планировались «с запасом». Как показала практика, такое решение было верным. Возможно, ударные подразделения легиона могли бы быть более компактными, однако же уровень офицерского и унтер-офицерского состава в таком случае, по-видимому, оказался бы ниже – тогда как при полной комплектации в данном легионе служили едва не лучшие специалисты планетарно-десантных сил Конфедерации. Автор с гордостью признается в том, что практически любые, даже, быть может, кажущиеся невероятными, планы штаба, исполнялись в точности; обстановка же, как правило, могла быть охарактеризована, как нештатная.
Не будет преувеличением заявить, что именно легион «Мастерфокс» в первые же недели войны разрушил миф о неодолимом интеллектуальном превосходстве противника – и это при том, что легиону противостояли отнюдь не линейные войска, а своеобразная элита, обладавшая значительным опытом психоэмоциональных диверсий…»
– Вот именно, – прошептал Ланкастер, – психоэмоциональных диверсий…
Мы загоняли их в волчью яму, из которой не могло быть выхода, они умирали с пеной на губах.
И они верили до конца. Черт возьми, мы никогда не поймем, что с ними делали… все наши домыслы просто наукообразный треп. Что нужно сделать с человеком, чтобы он предал своих в огромном и холодном мире, в котором у него нет и не будет друзей?
Кто-то сказал: он должен увидеть истинных богов.
Но тогда – что вообще человек? Жалкий комок протоплазмы, не способный ни на волю, ни на мысль?
Боги бессмертны. Эти б о г и умирали от моей руки – я сжигал их, я вешал, я резал им глотки десантным тесаком: и люди, видя гибель своих богов, лишь укреплялись в вере.
Так кто же мы?
Он вдруг вспомнил – Фарнзуорт, фермерская планетка с населением едва в сто миллионов, заселенная после Распада беглыми рабами… Казалось, время остановилось, и она навсегда осталась все тем же Окраинным миром, что и четыреста лет назад. Стратегического интереса Фарнзуорт не представлял, вся власть Конфедерации состояла из губернатора, пары налоговых комиссаров и роты жандармов. Вся цивилизация – десятка три торговых агентов, скупавших местное зерно и не особо ценную шерсть, поставляя на местный рынок товар промышленных миров. О том, что «воспитатели» проникнут в эту пейзанскую идиллию, ни одному умнику из ССС и в голову не могло прийти. Но, тем не менее… к счастью, налоговый комиссар оказался наблюдательным, а командир жандармов исполнительным. Объезжая по службе отдаленные районы, комиссар увидел нечто, показавшееся ему странным, и решил посоветоваться с жандармом, а тот, не будь дурак, тотчас же отправил по «дальней» рапорт куда надо. На следующий день «Мастерфокс» был уже в пути.
Там-то, на Фарнзуорте, и случилась история, еще долго икавшаяся всем, даже самым закаленным. Даже ему, легион-генералу Ланкастеру – ибо представить себе такое он не мог и в кошмарном сне.
Они действовали быстро – понятно, что от «воспитателей» появление на орбите огромного тяжеловооруженного носителя скрыть невозможно, поэтому двадцать мобильных групп на атмосферных катерах облетели окрестности указанного комиссаром района, выхватив из теплых постелей три десятка общинных старейшин и просто уважаемых граждан. Списки были составлены заранее… Перепуганные дядьки оказались в мрачном каземате планетарной жандармерии, где их встретил высоченный генерал, обтянутый черной кожей и, о ужас, подпоясанный длинным бичом. Ни одного из них он не тронул и пальцем – но через полчаса легион уже высаживался в пыльной двухэтажной «столице» Фарнзуорта.
Из сбивчивых рассказов фермеров Виктор с изумлением понял: ого, тут затевается что-то не совсем обычное. По крайней мере, выбивающееся из привычной практики. То, что у полуизолированной общины, компактно расположившейся на границе холмистой степи и кошмарных, непроходимых джунглей, вдруг резко выросли урожаи, не означало ничего особенного. Но зачем вокруг небольшого городка стали расти какие-то башни из невесть откуда взявшегося бетона?.. а все жители этого городка состояли, как сказал жандарм, «в прямой и косвенной, но родственной связи».
И все-таки они опоздали – но то уже были обстоятельства…
Когда два дивизиона с ротой тяжелых наземных машин сноровисто окружили этот злосчастный городишко, группа эсис успела скрыться в джунглях. Но не одна: пока Ланкастер, матерясь, требовал немедленно выбросить над зеленым морем наноскаутов, Моня и Рауф наскоро пустили кровь местному старейшине, и тот объяснил, куда исчезли молодые женщины с малолетними детьми, которых, по имеющимся данным, в городке насчитывалось не менее двадцати. А также – почему арсенал общинной самообороны стоит нараспашку.
Среди эсис находился «ведун», и он был болен, его несли.
Что такое «ведун», Ланкастер уже знал: экземпляр третьего пола весьма почтенного возраста, приобретший с веками странные способности к прогнозированию. Грубо говоря, пророк-аналитик, способный, пусть и ценой огромных усилий, напрямую включаться в полумифическую «мировую инфосферу».
В здешних джунглях бесполезна любая техника, вплоть до тяжелых танков, значит, они уходят пешком. Поэтому женщины с детьми – для щита. Интересно, «ведун» знает, кто сейчас за ним погонится?
– О, черт! – сказал Ланкастер, когда все это сложилось у него в голове. – Ну, конечно, средство эвакуации где-то там, и дай нам всем бог, чтобы далеко, потому что если это легкий рейдер, то «Бегемот» его не перехватит.
«Бегемотом» они звали свой неизменный линкор-носитель серии «Пратт». Оборонительное вооружение он имел весьма могучее, но перехватить стремительный рейдер, уходящий в сверхсвет прямо от планеты, носитель действительно не мог.
– Быстро идти они не сумеют, – заявил Кертес. – Как только определимся с азимутом…
– Еще как, – скрежетнул зубами Моня Чечель. – Еще как сумеют. На пару суток «ведун» форсирует всю моторику этих идиоток, вплоть до подъема температуры тела, и они поскачут со своими младенцами, как гончие. Потом, конечно, девки скорее всего сдохнут, но ему-то что до этого?
– Все атмосферные средства, которые можно использовать для разведки, будут здесь через десять минут, – доложил подошедший Барталан.