Ведьма не без интереса глянула на зазвеневшую кучку металла, протянула было руку, а затем поинтересовалась:
- А скажи - много крови на твоих деньгах-то? Я хоть и ведьма лютая, как народ говорит, а всё ж совесть Падшему не продала…
Теперь настал черёд Линн прикусить язычок. И всё же она не стала лукавить и, хоть и неохотно, всё же ответила:
- Много. Правда, не столь крови, сколь слёз людских. Если выступит вдруг, твоё болото солёным озером станет. Я ведь при воровской гильдии воспитывалась.
Старуха насупилась, поджала губы. А затем совсем неожиданно усмехнулась.
- Сирота? Тогда понятно. В шлюхи тебе рановато, а к тёмным делам приставить да повязать ими - в самый раз. Ну ладно… провожу я тебя. Безносая за тобой по пятам идёт - неровен час, и меня заприметит.
- Это как? - от волнения Линн аж подпрыгнула.
- Да не твоя, не твоя погибель. Только - следок за тобой последнее время нехороший тянется, - она присмотрелась эдак оценивающе. - С зимы, пожалуй.
Та посмотрела на ведьму, впечатлённая её житейским опытом да прозорливостью. Скажи кому, что можно вот так вот - почти запросто видеть… не то, чтобы судьбу, но… и она безропотно, чувствуя как заходится гулко колотящееся от остатков действия эликсира сердце, пошлёпала по болоту за старой ведьмой.
Как та выбирала дорогу в такой мешанине безо всяких приметных мест, да ещё и прикрытой туманом - Линн так и не поняла. Да и не до того ей было. Слова гулким эхом всё ещё отзывались в голове. Было ли это следствием содержащейся в них мудрости, или же остатков медленно выходящего из тела зелья? Кстати, что-то последнее время часто стала к нему прибегать… девушка так задумалась, что пришла в себя только на краю болота, где рядом с замшелой гранитной глыбой в него впадал ручеёк, разбавляя чистой водой густую вонь испарений. И даже солнышко выглянуло, хоть и вечернее.
- Вот и всё, - объявила ведьма, обернувшись. - Если по ручью пойдёшь, там вскорости хутор будет. А нет - так дальше к тракту выйдешь. Направо Сарнолл… но тебе, я так понимаю - в другую сторону.
Прощание получилось скомканным и равно тягостным для обеих сторон. В конце концов ведьма махнула иссохшейся рукой и вскоре скрылась в вечно окутывающем её болото тумане. А Линн, пройдя чуть вверх по течению ручья, обнаружила прелестнейшее местечко.
Русло образовало небольшую заводь, в которой сквозь прозрачую воду на дне виднелись разноцветные камешки. Отбросив в сторону ставшую совсем неподъёмной котомку с пожитками, она упала в водоёмчик, устало соскребая с себя въевшуюся, казалось, навечно корку грязи. А на валуне сидела дрорда. Она взволнованно квирркала о своей тревоге за невесть куда запропащую хозяйку, неодобрительно поглядывая на ту оранжевыми глазёнками…
Разглядывая с опушки леса небольшой, на пять дворов небедный хутор, Линн задумалась. С одной стороны, поесть да переночевать в тепле - идея, в общем-то недурственная. А с другой… что-то в последнее время её так и норовят обидеть. Но донёсшийся до неё дымок и запах луковой с гусиными шкварками каши перевесил все сомнения. На всякий случай спрятав свои богатства под приметным выворотнем недалеко от ручья и оставив себе лишь потёртый тощий кошель с медяками да смену одежды, она решительно зашагала к домам, поправляя на плече изрядно полегчавшую котомку.
Последнее, что она помнила, взойдя на дощатое крыльцо под странными взглядами двух ладящих телегу лохматых парней и собираясь постучать в массивную дубовую дверь, это была мысль.
"А куда это Синди упорхнула?"
И в этот момент затылок взорвался резкой, жгучей болью, а затем всё закрыла собой бархатная пелена забытья…
Сначала мучительно заныла спина. Выныривая из бездумного дурмана, Линн попыталась повернуться поудобнее, и тут туго связанные за спиной руки отозвались вспышкой острой, режущей боли. Но зато в голове сразу прояснилось. Не без труда разлепив вдруг ставшие тяжёлыми и непослушными веки, она обнаружила себя лежащей на холодном, утоптанном до звона земляном полу. Руки и поясница уже начали неметь от неудобной позы и холода, да в довершение всех бед оказались туго, на совесть спеленатыми ещё и ноги.
Прислушавшись сквозь гуденье в голове, Линн явственно различила неподалёку чьё-то гундосое бубнение.
- Ну и чё таперича, Мертан?
Невидимый Мертан отозвался ломающимся баском:
- А ничё! Нас тута десять мужиков на хуторе - попользуем девку в своё удовольствие. Свежачок всё-таки, да молоденькая, нежная. Полгода на привязи посидит - а потом, ежели непраздна будет, куды она денется, с пузом-то? Определим в давалки обчественные… уж с дитём ей и вовсе никуды. Тута и останется.
Гундосый засомневался, заворочался за бревенчатой стеной, и спросил озабоченно:
- А ежели кто искать будет?
В ответ раздался сытый ленивый смешок.
- Нету, сирота она - то я сразу понял. Когда на тракте извозом промышляешь, людишек просекать научаешься враз. Так что, не боись. Пошли лучше дерябнем по стаканчику, пока батька с дальней заимки не вернулся. Всё одно ему первая очередь девку валять.
И так вот мило переговариваясь, невидимая парочка удалилась. Где-то невдалеке затопали сапожищи по крыльцу, хлопнула дверь, и всё стихло.
У Линн от отчаяния заломило в висках, а на глазах отчётливо проступили слёзы. То, как бесцеремонно и нагло определили её дальнейшую судьбу, подняло в ней такую бурю чувств, что она чуть ли не вслух принялась себя уговаривать.
Успокоиться - прежде всего успокоиться. Так… сесть поудобнее…
Связанная девушка, извиваясь словно червяк, приняла сидячую позу, прислонившись к грубо ошкуренной деревянной стене. По крайней мере, земляной - вернее, глинистый пол теперь холодил пониже спины, да и обзор малость улучшился.
Вокруг была почти полная темнота - снаружи уже смеркалось. Пустой то ли сарай, то ли как там оно называется. Махонькое оконце в одной стене почти не давало света, и всё же удалось разглядеть посередине поломанную телегу, а в дальнем углу клок старой, перепревшей соломы.
Как ни странно, но обзор предстоящего места
Куда ж тут деревенским увальням!
Первым делом Линн неслышно обошла своё узилище вдоль стен, цепко и внимательно примечая всё. В окошко пролезет разве что кошка, но никак не пятнадцатилетняя девица, на которую вот уже и мужики позарились. Лестница на чердак лежит у стены опущенная. Да и сильно сомневалась пленница, что грубо сработанную из толстых, надёжных жердей конструкцию ей удастся поднять, а не то чтобы без шума приставить к смутно чернеющему вверху лазу. На всякий случай она ухватилась… э-э нет, голубушка, не по тебе такие тяжести.
Оставалась только широкая деревянная дверь, толщиной вряд ли намного уступающая бревенчатым стенам, а весом - куда поболе самой Линн. Посмотрев в узкую, обдающую нос и глаза тонкой струйкой холодного свежего воздуха щелочку, пленница сразу определила, что снаружи дверь заложена толстенным брусом.
И в это время в окошке мелькнула тень. Испуганной кошкой Линн метнулась было в угол - принять позу связанной и беззащитной жертвы. Но в лунном свете блеснул бронзовый блик, и просунувшая внутрь сарая головёнку Синди вопросительно квирркнула, уставясь горящими неземным светом глазёнками на хозяйку.
- Ах ты, моя красавица! - проворковала та, нежно обнимая дрорду и непритворно жалея обеих.
Хотя, чего жалеть? А ну-ка… И девчонка поднесла воспитанницу к двери в том месте, где снаружи её перегораживал запор.
- Лю-ить!
Синди с явственной подоплёкой - уж не подвинулась ли ты рассудком, милая? - недоверчиво взглянула на неё. Но всё же заворочалась в ладонях, недвусмысленно намекая - отодвинь, мол чуть. Затем знакомым жестом дёрнула шейкой и раскрыла пасть.
От яростной вспышки в почти полной темноте Линн едва не ослепла. Перед глазами ещё плавало мутно-серое светящееся пятно, но она швырнула дрорду на плечо и, обжигая ладони о тлеющее дерево, осторожно толкнула дверь.
Прикреплённая вместо металлических петель на сыромятных ремнях, та неожиданно легко и бесшумно распахнулась. Глухо стукнув, в траву упали тлеющие половинки прежде запорного бруса, а в лицо ударила свежая прохлада весенней ночи.
Свободна! Свободна! - мысль эта так захватила удирающую Линн, что она оглянулась и прислушалась, лишь достигнув опушки леса. Опа! А дела пошли совсем уж неожиданно - пылала уже вся передняя часть массивного бревенчатого сарая. И клочья горящей соломы со стрехи ветром забрасывало на хуторские дома и службы. Там наконец-то только сейчас заметили опасность, раздались суматошные крики. И в розово-оранжевом зареве замелькали суетящиеся фигурки.
Поздно, поздно, деревенщина бестолковая! Вот вам, попробовали девчоночки городской! Линн, злорадно изобразив полусогнутой рукой у пояса неприличный жест, отвернулась. И с чувством хорошо выполненного долга ступила под тёмные своды ночного леса.
В конце концов она, ободрав руки, нашла заветный выворотень, добыла из-под него свои пожитки. Пропавшую на хуторе одежду, правда, было жаль до слёз. Но зловредная девчонка, бросив угрюмый взгляд на тревожные сполохи пожарища, только мстительно рассмеялась да сплюнула, и пошла вдоль ручья вверх. На тракт, как ей и говорила давешняя ведьма.
Эх, жаль - даже имени её спросить не догадалась…
Цитата из травника "Цветов и кустарников описание" магистра Элидора:
"Есть на северных пустошах целые поля, заросшие одним и тем же растением. Цветы его необычайно ярки на блеклом окружающем фоне, а душистый аромат привлекает тысячи мотыльков-однодневок и мохнатых северных пчёл. Только напрасно суетятся насекомые - нектара соцветия не имеют. Да и, как выяснено многочисленными исследованиями, растение это не содержит ни лекарственных, ни ядовитых примесей, кои стоило бы применять. И даже венки из него не плетут тамошние девицы - стебли слишком ломки, а прекрасные цветы вянут и опадают почти сразу после сбора.
И имя тому растению дано - Пустоцвет"
Часть вторая. Суета.
И всё же впереди что-то было не так.
Фархай, судорожно стиснув в руке короткое охотничье копьё и до боли закусив губу, долго рассматривал из-за колючего куста дикой малины пологий, поросший папоротником склон, густо затенённый тревожно шепчущимися соснами. Где-то вверху беззаботно попискивала птица, ни один листочек и ни одна веточка впереди не были потревожены - и всё же молодой парень, один из лучших охотников, никак не мог заставить себя пойти дальше.
Ну просто никак.
И всё же, отогнав тревожные предчувствия, он стиснул зубы и решительно вышел из-за прикрытия.
Тишина, пахнущая разогретой на солнце сосновой живицей. Еле слышное гудение уходящих ввысь ровных медных стволов да пружинистая податливость хвойной подстилки под ногами.
Ещё шаг - уже в слабо шуршащем о колени папоротнике. Загнав в самый уголок сознания встающие на дыбы инстинкты, он почти бесшумным шагом опытного следопыта скользнул вперёд.
Внизу, где склон оборвался в пугающую черноту оврага, внимание человека привлёк потревоженный беззаботной ногой клочок мха на седом от древности валуне. Значит, вниз - туда, где в темноте звенит неумолчный ручеёк. И дальше - скорей, скорей!
Второй день Линн петляла по перемежающимся заболоченными равнинами лесам. С тракта пришлось сойти почти сразу, едва беспокойно ворочающаяся на плече дрорда предупредила своим поведением - погоня, хозяюшка! Поспешай!
Измученная бессонной ночью после трудного дня, она уже с трудом переставляла ноги по залитой лунным светом пыльной дороге. А котомка за плечами, и без того увесистая, наливалась тяжестью с каждым шагом вперёд. Дыхание, и без того надсадное, грозило сбиться совсем. И девчонка решилась.
Полновесный глоток из подаренного старой ведьмой пузырька едва не разорвал её пополам. Ощущение было настолько мерзким, словно Линн выпила расплавленного свинца пополам с протухшим рыбьим жиром. Но всё же она привычно сдержала взбунтовавшийся желудок, откашлялась. Закрыв глаза, несколько раз вздохнула полной грудью - глубоко, протяжно и с наслаждением.
Кажется, пошл