— Можешь выключить, если хочешь. — Кивнул уже переодевшийся Иржи охраннику. — Через полчаса пойдем ужинать.
И снова ушел к себе.
* * *
Иржи в глубокой задумчивости сел в кресло. Перед ним на мольберте стояли два его озерных наброска. Вода на полотнах, как живая, искрилась на солнце, разбрызгивая вокруг себя радость жизни. Молодой человек задумался. Что же он чувствовал тогда, рисуя родник? Радость? Да. Скорее, даже, эйфорию. И все-таки, место это весьма странное. Он взял карандаш и попытался воспроизвести образы, промелькнувшие перед ним в воде.
Брат Бернат и девушка… Он начал вспоминать ее черты. Опущенные ресницы, небольшой прямой нос, приятный овал лица и темные волосы. Ровная линия губ. Брат улыбался. А вот невеста — нет.
Иржи взял набросок в правую руку и, привстав, прикрепил его к мольберту. Молодая влюбленная пара. Нет, они были далеко и их лиц он не разглядел. Черноволосая женщина с ножом. Хищная улыбка, тонкие, в разлет, черные брови. Не молодая, но и не старая. Лет тридцать пять. И охранник с чьим-то телом на руках…
Художник вскочил и бросил свои зарисовки на пол. Взлохматил волосы. Тут странно всё. Такое ощущение, что в его руках лишь несколько фрагментов большого паззла. Но, как голову не ломай, без недостающих деталей все равно картинка не сложится. В растрепанных чувствах он зашел в гардеробную и еще раз переоделся. В конце концов, ужин и приятный музыкальный вечер уже с нетерпением ждали его в ресторане отеля.
* * *
Так как охранник, присланный братом нести дежурство рядом с ослепительным Иржи, был одет в скромный черный костюм и водолазку под ним, то художник решил на его фоне не выделяться, и выбрал простую черную рубаху и серый жилет, сочетающийся с серыми свободными брюками. Мыски черных туфель изящно подчеркивали наряд снизу.
В ресторане молодых людей встретил уже другой метр, величавый и в возрасте.
— Куда господа бы хотели присесть? — Оценив платиновую булавку с бриллиантом на жилете художника, поинтересовался администратор.
— В темный уголок с видом на сцену. — В тон ему ответил Иржи. — И также желательно, чтобы к нам никого не подсаживали, кроме приглашенных нами лиц.
В ловких пальцах художника мелькнул уголок купюры, элегантно перекочевавшей в белые крупные руки метра.
— Прошу, господа, вот этот столик… — Иржи хмыкнул: столик был вчерашним.
Когда молодые люди сели, граф небрежно положил на стол локти и томно попросил метра:
— Зарезервируйте его за нами, пожалуйста!
И до того взгляд художника был проникновенным и греющим душу, что даже каменное сердце сребролюбца и тайного игрока дрогнуло. Утвердительно качнув головой, он подозвал официанта и раздвинул в улыбке губы:
— Приятного вечера!
Заказав понравившиеся блюда и вино, Иржи поинтересовался культурной программой.
— Пожалуйста! — официант протянул листок бумаги с позолоченными краями.
— И что тут у нас? — Иржи, не спеша, ткнул вилкой во фруктово-овощной салат. — Смотри-ка, восходящая звездочка нашей эстрады целый час будет терзать наш слух своим бездарным вокалом.
Йожеф хрюкнул в бокал.
— Интересно, какое количество посетителей выдержит столь долгое наслаждение? — продолжил он. — О, спонсором вечера является господин Илеш… Ну, тогда понятно. Выдержат.
Охранник прикрыл рот салфеткой. Ибо неприлично ржать в столь респектабельном месте. Все дело в том, что юная особа, спонсируемая и продюсируемая этим весьма состоятельным господином, в прошлом была Иржиковой натурщицей, обрисованной им и в одеждах, и без оных. А также и во всех позах. Картины с ее миловидным личиком попали в галерею, где ими восхитился сей богатый ценитель. Полотна тут же были куплены, а девушка — приглашена в дом для знакомства. Но чтобы супруга господина Илеша и обычные, охочие до клубнички, граждане не подумали ничего дурного, то он создал фонд поддержки молодых дарований, откуда вполне законным путем девочки и мальчики получали содержание. И, конечно, об этом знал почти весь город, но тихо помалкивал, поскольку деловые отношения всегда превыше досужих сплетен.
Иржи продолжал лениво водить пальцем по строчкам:
— Струнный квартет под руководством Милоша Рецкого. Грустно, сентиментально, слезоточиво. К сегодняшнему вечеру — самое оно. О! — Граф выпрямился. — Нам споет несколько любовных песенок, обращенных к самому себе, несравненный небесный мальчик с длинными обесцвеченными локонами. Едва мои глаза натыкаются на эти тоненькие ножки в обтягивающих брючках со стразиками, так мне сразу хочется нарисовать губастую саранчу.
— Почему именно саранчу? — спросил из-под салфетки охранник.
— Потому как тупой и такой же прожорливый. И воспроизвел нечто себе подобное. Ага! Смотри, Йожеф, вон там, у эстрады, его продюсер.
— Где? — заскользил взглядом охранник.
— Вон, светлая макушка с лысинкой. Держит бокал. Боже! Какой дизайн ногтей! Интересно, там стразы или бриллианты?
Иржи внимательно осмотрел зал.
— Мы пришли вовремя и довольно удачно. Мест больше нет. Сегодня здесь тусуются папики нашего города и хвалятся друг перед другом своими любимыми игрушками. Хочешь посмотреть? Это весьма забавно! Господин Нодь! Где же Ваша очаровательная супруга? Вам рога еще не натерли? Такую милую девушку нельзя оставлять одну. Испортится, как спелая груша. Червячки, они ведь такие… свою дырочку обязательно найдут! А где же мой милейший старший братец? Как он пропустил столь важное мероприятие, да и к тому же, не спрятал меня?!
Йожеф откашлялся:
— Вчера он весь вечер и, похоже, ночь провел с той балериной. Поэтому я и не выспался.
— Знаешь, милый Фаркаш, каковы бы ни были объедки и, как бы одуряюще они не пахли, суть их от этого не изменится. Ты пей вино, оно легкое. Кушай плотней. Гонки за любовью они такие… изматывающие. Могут забыть покормить.
И художник, приглашающе взмахнув рукой, вонзил вилку в кусочек аппетитной и сочной гусятины.
На сцене гремела попсовая музычка, иногда сменяемая минором струнного квартета. Деловые люди пили и обсуждали своих протеже. Смотреть было не на кого и слушать было нечего, поэтому любопытный Иржи, смакуя кремовое пирожное, повернулся к охраннику.
— Скажи, Йожеф, а у тебя есть девушка? Или нет? Наверное, плотный график работы мешает личной жизни?
Разомлевший от вина и спокойного соседства Фаркаш не заметил никакого подвоха и спокойно ответил:
— Ну да, конечно есть. Только не девушка, а жена. Уже три месяца! — он полез рукой в карман пиджака и достал портмоне. — Вот!
С маленькой фотографии на Иржи смотрело простенькое чернобровое личико с немного длинноватым носом.
— Красивая и кого-то напоминает… Нет, сейчас не вспомню! — Одобрил выбор парня Иржи и, опустив на глаза пушистые ресницы, спросил: — Не боишься оставлять ее одну на сутки?
— Нет! — улыбнулся охранник. — Что там может случиться? У нас живет большой пес. На рынок с ней ходит. Дом караулит. Я деньги зарабатываю и жду, когда подарит первенца.
— О, она уже в положении? И когда ждать сего замечательного события?
— Нет, пока нет. Но я надеюсь… Знаете, господин Измирский, она так любит новые платья и украшения! А какие сапожки на зиму я ей купил! Со стразиками! — Глаза Йожефа подернулись дымкой сладких воспоминаний.
— Желаю вам обоим вечной любви. — Вздохнул художник, переживающий такую «любовь» по нескольку раз в год. — Смотри, Фаркаш, кто к нам идет… Видит Бог, я хотел остаться незамеченным! — пропел Иржи, поднимаясь навстречу даме.
— Господин Измирский! Я не поверила своим ушам, когда мне сказали, что Вы здесь! — Дама достала сигарету, сунула ее в мундштук и протянула Йожефу. Тот привычно достал зажигалку.
— Госпожа Варади, господин Фаркаш. — Представил их друг другу граф.
— Не могу поверить, что Вы, граф, здесь один, без поклонников, без спутницы… — дама легла бюстом на стол. Иржи отодвинул столовые приборы.
Дама выпустила дымную струю в сторону соседнего стола.
— Ну почему же… — граф томно вздохнул и положил изящные пальцы на крепкую ладонь охранника. Когда тот покраснел и попытался вывернуться из захвата, то был неприятно удивлен той силой, с которой художник припечатал его руку к столу.
Глаза околосветской дамы округлились, и в них зажегся извечный огонек досужей сплетницы.
— Мадам, — Иржи поднялся, — но мне хотелось бы побыть с другом наедине.
Госпожа Варади вскочила.
— Конечно… — ласковый оскал охочей до сенсаций акулы явственно обнажился на ярко разукрашенном лице. — Приятного отдыха!
— Об этом теперь напечатают газеты? — Охранник поднял на графа тоскующий взгляд.
— Всенепременно. — Показал зубы Иржи. — Тебя поставили охранять кого? Скандально известного своими связями художника и человека из высшего света. Наверняка, ты подписал дополнительное соглашение, получив предоплату за ответственную работу.
Иржи откинулся на спинку стула и в упор изучал мыслительные ураганы молодого человека.
— Твоя прекрасная жена газеты читает? Нет?! Значит, добрые соседи ей перескажут. Она доверяет тебе? Как? Проверяет карманы и нюхает рубаху? Парень, ты на ком женился? На собаке или женщине? А сказать ей «фу», конечно, не можешь…
Граф Измирский выставил нижнюю губу вперед.
— Тогда, братец, в высшем свете тебе делать нечего. Выше магазинного вышибалы не поднимешься. И стразики у твоей женушки будут сверкать только в воображении.
Художник с удовольствием наблюдал за терзаниями простого парня, который, благодаря хорошим физическим данным и прежней военной службе, неожиданно попал в охрану одного из состоятельнейших лиц государства. Похоже, он думал, что его задача — защищать работодателя от каких-либо киллеров с помощью оружия, а на крайний случай, закрыть своим телом. Но никоим образом не лезть в хитросплетения и заморочки этих небожителей. А Иржи продолжил:
— Охранник — это не только защита физическая, но и прикрытие. Со всех сторон. Завтра сменишься, подумай, может, рапорт напишешь о переводе? Только причину придумай поубедительнее. Иначе уволят.
И еще раз взглянув в несчастные глаза молодого человека, повернулся к сцене. Там, наконец-то, отзвездились все подопечные и подопытные. Квартет пересел за столик недалеко от кухни, а на помост водрузили шест.
— О, ресторан ответил на все пожелания трудящихся и стал ближе к народу! — прокомментировал Иржи. Ему стало скучно. Он скомкал разрисованную салфетку и уже собрался вставать, как на его плечо опустилась женская рука. Оценив пальчики и колечки, граф неторопливо поднял глаза и приподнялся.
— Сегодня день поистине чудесных встреч!
Перед молодыми людьми стояли две женщины. Гладкие юные лица ничего не могли рассказать об их возрасте, когда пристально глядящие на собеседника глаза упорно утверждали, что дамам уже несколько за тридцать.
— Юдифь, милая, ты бесконечно хороша и юна, как всегда… — Иржи нагнулся и поцеловал ей руку. — Мой друг Фаркаш.
Девушка, названная Юдифью, протянула ладонь и погладила щеку Иржи:
— А ты ослепительно прекрасен… Господи, как я сгорала, плавилась в любви этих огненно-черных глаз…
— Радость моя, представь нас своей спутнице… — показал зубы граф.
— Я тебе уже не нравлюсь? — надула губки Юдифь. — Неужели ты забыл, как мой плющ обвивал твой тонкий подвижный стан? Какой вулкан страсти кипел в наших объятиях?
— О, несравненная и трепетная лань, потоптавшаяся копытами по моей душе… Я до сих пор держу твой портрет в своей спальне… Когда там никого нет, я поднимаю к нему глаза и вместе с ними поднимается мое желание… снова чувствовать твою упругую радость под своей дланью… Мое сердце волнуется и стучит, вспоминая те прекрасные минуты, когда, возвращаясь вместе с твоих показов, я наконец-то скидывал на пол свои тесные туфли… да и твои тоже!
Граф и Юдифь глядя друг на друга, захохотали.
Посетители с соседних столиков, давно повернувшиеся к сцене спиной и затылками, с замиранием сердца слушали страстный диалог художника и знаменитой модели, закончившийся дружным ржанием.
Йожеф стоял с открытым ртом. Во-первых, его представили другом… Во-вторых — это же сама Юдифь! Будучи подростком, он оклеивал ее постерами свою комнату в отцовском доме и неистово мечтал, что когда-нибудь, забравшись в те выси, где обитает этот ангел, поцеловать хотя бы отпечаток ее ноги… И вот она здесь, стоит и просто смеется с господином Измирским. Получается в то время, когда он мечтал, граф Измирский и она… Вот…!
А Юдифь, отсмеявшись, представила подругу:
— Эва Балог. Большой знаток ювелирных украшений. Дизайн, производство… Вот, — Юдифь помахала перед ним пальчиком с колечком. — По ее рисунку!
— Очень приятно. — Поклонились молодые люди. А граф перехватил пальчик. Характерные завитушки… Где-то он уже видел такие…
Девушек галантно пригласили за стол. Причем, Юдифь села рядом с Фаркашем и защебетала про великую архитектуру модной столицы.
До Иржи долетали охи и вскрики: — О, Колоссеум…портики…фонтаны…
С каждым ее продвижением в сторону охранника тот заливался смущенным румянцем.
А граф внимательно посмотрел на Эву. Длинные узкие пальцы изящно держали бокал. Красный рот смаковал красное вино. Черные брови вразлет узкими стрелами тянулись к вискам. Черные ресницы и неожиданно ярко-синие глаза. Длинные темные волосы блестящей волной падают на обнаженную вырезом спину.
— Ваше здоровье! — отсалютовал он бокалом и, положив свободную руку на спинку ее стула, провел кончиком пальца по бархатистой коже.
Женщина повела в его сторону глазами и едва заметно приподняла кончики губ. Крылья носа затрепетали, обнаруживая чувственную натуру.
— Значит, перстни, кольца, серьги? — Спросил он.
— Да. А также подвески, кулоны, браслеты, ожерелья…
Хрипловатый чувственный голос заставил шевелиться на позвоночнике волосы и сладко напряг то, что находится немного ниже.
На сцене уже играла забойная клубная музычка.
— Пойдем? — предложил он. — Докажем Юдифи, что дерево еще не задубело?
Женщина встала и протянула руку, коснувшись его пальцев. На мгновение словно электрический разряд пробежал между ними.
— Мы с вами! — Подорвалась Юдифь, тщетно пытаясь разговорить робкого паренька. — Плющ сегодня дал побеги!
И они присоединились к танцующим.
Через некоторое время Иржи мог отметить одно: Эва была горячей. Кроме ее быстрых и плавных движений он постоянно чувствовал огненные касания ее ладоней. Она прижималась боком, спиной, руками… И каждый раз его словно обжигало. И он тоже загорался ее огнем. Безудержное желание начало захватывать его тело. Вполне трезвый рассудок уже еле сдерживал бешеный напор необузданных страстей. Он схватил Эву за руку:
— Хватит… Пойдем к тебе!
Она многообещающе улыбнулась и, словно красные искры промелькнули в ее темно-синих ждущих глазах.
У графа хватило сил повернуться и сказать Йожефу:
— Диванчик в гостиной в твоем распоряжении… Только закройтесь!
Юдифь затуманенными глазами посмотрела ему в лицо:
— А, может, вместе? Не уходи с ней, Иржик!
— Я не могу справиться с собой. Твоя подруга — ведьма?
— Наверное. — Грустно ответила Юдифь. — Возвращайся, любимый! Нам было так тепло!
Но рука графа крепко сжимала горячие пальцы Эвы. Обернувшись, он заметил отблеск насмешки, скользнувшей в потемневших глазах.
— Идем!
И они бегом пронеслись по коридору в ее номер. Закрыв дверь, Иржи придавил ее к стене, впиваясь разгоряченными губами в шею и уже обнаженную грудь. Его руки медленно стягивали платье вниз, когда он, лаская губам живот, встал перед ней на колени. Длинные ногти впились ему в шею, и они одновременно застонали. Он — от сладкой боли, разрывающей тело, она — от яростной страсти. Тогда он поднял ее на руки и понес на ближайший диван. Целуя упругое и, выгибающееся навстречу ему в любовной истоме тело, он быстро спустил брюки и…. был отброшен к стене, крепко ударившись об нее затылком.