— Мне, право, жаль, что вы не пригласили моего супруга на праздник ханоми, — упомянула при этом принцесса как бы невзначай, на что императрица ответила:
— Разве нам с вами скучно вдвоем?
И Фэйянь поняла, что дальнейшие разговоры на эту тему будут просто неприличны.
Наряду с беседами обе высокородные дамы развлекались бесконечными прогулками под сенью цветущих вишен и еще игрой в мацэзян. Это была довольно сложная, но донельзя увлекательная игра. Ее знали в Яшмовой Империи, и принцесса удивилась, что и Жемчужный Завет подвержен страсти к этой игре. Более того, Фэйянь очень скоро поняла, что императрица Чхунхян весьма азартна.
Если с утра шел дождь, они садились за игровой стол сразу же после утренней трапезы и не покидали его до самого вечера. Слугам разрешалось приносить в игровую комнату лишь легкие закуски и вино. За игрой время летело незаметно, и если Фэйянь старалась сохранить самообладание и здравомыслие, то императрица Чхунхян буквально пылала азартом и желанием победить. Но до сих пор все их поединки оканчивались ничьей.
— Ничья! Как это досадно, хуже проигрыша! — однажды воскликнула Ют-Карахон-Отэ. — Верно, мы прогневили богов игры, что они посылают нам ничью.
Фэйянь на сей счет имела другое мнение, но предпочла промолчать.
— Нам нужно что-то поставить на кон, — продолжала Ют-Карахон-Отэ. — Что-то, что важно для каждой. И вот тогда пойдет настоящая игра!
— Но не уподобимся ли мы тем игрокам, что все состояние семьи проматывают в притонах и игорных домах? — с улыбкой спросила Фэйянь.
— О нет, конечно! — воодушевилась императрица. — Мы не станем ставить ни золота, ни иных богатств — к чему это, ведь мы обе обладаем несметными сокровищами. Давайте поставим на кон…
— Что?
— Желание! Исполнение желания! Любого, даже самого невероятного! -захлопала в ладоши императрица.
— Помилуйте, ваше величество, — благоразумно заметила принцесса Фэйянь. — Если вы потребуете от меня измены родине или супругу…
— Ну что вы! — возмутилась Ют-Карахон-Отэ. — Слава богам, мы с вами обе понимаем, что такое долг и честь, потому не будем требовать друг от друга невыполнимого. Говоря о невероятности желания, я имела в виду его странность или… забавность. Но уж никак не преступность! Согласны ли вы на такое условие? Играем на желание без измены?…
— Без измены — да, согласна, — сказала Фэйянь.
— Да будут милостивые боги нашими свидетелями! — воскликнула Ют-Карахон-Отэ.
И они начали новую игру.
Теперь, когда в игре появился новый интерес, она пошла медленнее, но напряженнее. Обе высокородные противницы просчитывали каждый свой ход, при этом следя за расположением фигур и главных звезд игры. И еще, конечно, каждая из них томилась вопросом: выполнения какого желания потребует от нее противница в случае проигрыша. Возможно, Ют-Карахон-Отэ думала об этом больше, чем об игре, и потому на сей раз победительницей вышла принцесса Фэйянь. От победы она не испытала никакой радости, лишь чувство облегчения — не ей придется исполнять неизвестное желание. К тому же принцессе было грустно смотреть на откровенно расстроенное лицо императрицы Чхунхян.
«Императрица не любит проигрывать», — подумала Фэйянь и еще почему-то подумала о том, что говорил ей Баосюй — армия Жемчужного Завета еще не потерпела поражения ни в одной битве…
— Прошу вас не огорчаться, ваше величество, — Церемонно сказала принцесса Фэйянь.
— О нет, я и не огорчилась, ведь это всего лишь игра. — Лицо Ют-Карахон-Отэ стало непроницаемым. Такое лицо у нее было впервые. — Каково будет ваше желание, принцесса?
Фэйянь хотелось, чтобы воздух в игровой комнате был более мирным и легким.
— Я не стану просить у вас ничего необычного ваше величество, — улыбнулась она. — Но мне было бы приятно, если б вы поведали мне какое-нибудь сказание из истории Жемчужного Завета. Я ведь почти ничего не знаю о прошлом вашей прекрасной страны!
— Ах, это… Ваше задание слишком просто, принцесса. Вы беспредельно добры ко мне.
— Но мне и вправду любопытно…
— Хорошо. Тогда я расскажу вам одну довольно печальную историю. Она повествует о первой любви одного из повелителей Жемчужного Завета. Это было очень давно, тысячи лет назад…
Фэйянь пересела от игрового стола в кресло у окна, за которым благоухал вишневый сад, и приготовилась слушать.
— Молодому повелителю было всего семнадцать лет, но выглядел он и мыслил как муж умудренный, — заговорила Ют-Карахон-Отэ. — Его еще не нарекли государственным именем, всем полагалось звать его Наисветлейший. Мать Наисветлейшего, императрица Мониен, была мудрейшей из женщин, обладавшей даром ясновидения. И вот однажды она увидела, как ее сын, опора державы, заигрывал в саду с простой служанкой, которая мыла кувшины для цветов. Служанке едва исполнилось четырнадцать, но она была прелестна, как распустившийся пион, — недаром у юного повелителя заходилось от страсти сердце. Мудрая Мониен поняла, что нужно исторгнуть из сердца Наисветлейшего порочную страсть к служанке, и для того надо было навсегда убрать девушку с глаз Наисветлейшего. И вот однажды евнух-распорядитель подошел к той служанке и сказал:«Тебе велено немедленно отправиться за свежими глициниями к горе Симао. Возьми корзину и ступай».
Девушка поклонилась, взяла корзину и пошла к горе Симао. Она вышла из дворцовых садов, пересекла лес Нольбу, где шумели листьями гинкго и юкка, и наконец вышла к мосту Осторожных. Надо сказать, что мост этот недаром так прозывался. Был он навесной и очень старый, веревочные перила рассыпались от ветхости, а доски моста так и норовили сломаться под неосторожной ногой. Только очень легкий человек мог пройти по этому мосту, а служанка была легкой и хрупкой…
— И не было другой дороги к горе Симао? — спросила принцесса Фэйянь.
— Не было другой дороги, — эхом отозвалась Ют-Карахон-Отэ. — Служанка без страха ступила на мост, потому что ходила по нему уже не впервые. Но тут произошло коварное событие: из зарослей у основания моста вышел тот самый евнух и принялся раскачивать мост. Девочка вскрикнула, уронила корзину, но сама держалась крепко. Евнух зашатал мост, что было сил, и старые веревочные перекладины оборвались. Служанка потеряла равновесие и упала в реку. Река была неглубока, и, возможно, ей удалось бы спастись, но как раз под мостом из реки выступали очень острые камни, они-то и окрасились кровью служанки; говорят, они до сих пор кроваво-красного цвета. Разрушенный мост качался над водой, а евнух ушел и доложил императрице Мониен, что ее приказ исполнен и девушка, в которую влюбился Наисветлейший, больше никогда не вернется во дворец.
— И что же было дальше? — с волнением спросила Фэйянь.
— Юный повелитель всюду искал свою возлюбленную. Его мать, мудрая Мониен, была ясновидящей, но почему-то не увидела того, что в сердце ее сына свила гнездо истинная любовь. Властитель отказывался от пищи и вина, забросил науки и боевые искусства и предавался скорби по исчезнувшей девушке. Даже пиры, на которые императрица Мониен приглашала семейства с самыми красивыми и высокородными девицами, не привлекали внимания императора. И вот однажды случилось ужасное: кто-то открыл Наисветлейшему, как погибла его возлюбленная. И юный владыка решил присоединиться к ней на небесах. Он отправился к мосту у горы Симао и бросился в реку — на те самые острые камни, что когда-то приняли тело его возлюбленной. И снова воды реки окрасились кровью, только это была священная императорская кровь…
Ют-Карахон-Отэ замолчала, разглядывая узоры на своем веере. Принцесса Фэйянь осмелилась нарушить молчание:
— Что же стало с матерью Наисветлейшего, мудрой Мониен?
— Боги наказали ее, — коротко ответила Ют-Карахон-Отэ. — Они лишили ее разума и повелели вечно жить и вечно страдать. Это суровое наказание за смерть служанки…
— И собственного сына.
— Да. Безумная Мониен исчезла из наших краев, хотя некоторые говорят, что иногда видят ее. Лгут, наверное…
— Я благодарна вам за эту историю, — церемонно склонила голову Фэйянь.
— Даже несмотря на то что история настолько печальна?
— А разве жизнь не есть печаль? Помню притчу, которую часто повторяла настоятельница Незримой Обители Крылатая Цэнфэн: «Однажды Ворон возжелал совершенномудрия и пришел к Луговому Зайцу и спросил, что есть жизнь. Луговой Заяц ответил ему: «Созерцание высшего», но Ворон не удовлетворился этим ответом и отправился к Барсуку спросить, что есть жизнь. «Раздробление бесконечно большого на бесконечно малое», — ответил Барсук, но и этот ответ не устроил Ворона. Тогда Ворон проделал долгий путь и на вершинах гор нашел дом Орла. И у Орла спросил он, что есть жизнь. «Охота» — ответил Орел и бросился со скал на стадо коз. Опечалился Ворон оттого, что ни у кого не нашел он подходящего ответа и сказал: «Воистину, жизнь есть печаль, ибо мы не те, какими должны быть, и, к несчастью, мы те, какими быть не должны».
— Вашей прекрасной притчей вы посрамили мою скромную историйку, — улыбаясь, заметила императрица Чхунхян.
— Ну что вы…
— Нет, нет, принцесса, не спорьте, я знаю, о чем говорю. Я благодарю богов за то, что они послали мне такую прекрасную собеседницу. Без вас и праздник ханоми был бы мне не в радость… Будем ли мы сегодня еще играть?
— Простите, государыня, но, с вашего позволения, я бы отказалась от игры на сегодня. Слишком душно в комнате, хотелось бы прогуляться.
— Хорошо. Идемте гулять. Но вы должны пообещать, что дадите мне возможность отыграться.
— Конечно, ваше величество.
Императрица и принцесса отправились в сад, где долго гуляли, наслаждаясь красотой деревьев и пением птиц. Их разговоры были незначительны и легковесны до того момента, как они заговорили о сновидениях.
— Я вспомнила! — воскликнула Ют-Карахон-Отэ. — Милая принцесса, вы обещали мне поведать ваш сон, помните, тот самый, что слишком испугал вас!
— О, — вздохнула принцесса Фэйянь. — Но он почти стерся из моей памяти!
Следует сказать, что тут принцесса слукавила. Она прекрасно помнила этот сон, хотя бы потому, что он возвращался к ней с пугающей достоверностью чуть ли не всякую ночь.
— Мы обратимся к моему личному толкователю снов, — пообещала Ют-Карахон-Отэ. — Он приготовит особый отвар…
— Стоит ли такой пустяк, как сон, таких забот?
— Сны — не пустяки, — построжев, сказала Ют-Карахон-Отэ. — Сон может предвещать падение или возвышение целой империи. Сон — предупреждение от богов…
— Хорошо, — смирилась принцесса Фэйянь. — Когда вам угодно будет провести ритуал?
— Нынче же вечером. К чему откладывать? Я немедленно отдам приказ своему толкователю снов, чтобы он готовился. А пока давайте посвятим время чаепитию. У меня прекрасный чайный павильон древней работы. Теперь таких уже не делают. Думаю, этот чайный павильон был выстроен в эпоху императрицы Мониен.
— Может ли такое быть? Прошло столько времени…
— Время — это пустяки, — пожала плечами Ют-Карахон-Отэ.
Чайный павильон действительно выглядел как произведение искусства. Его стены были скруглены к куполу и покрыты пластинками перламутра, отчего павильон напоминал громадную жемчужину. Внутри все было из слоновой кости — перегородки, столики, подставки. А на подушки для сиденья пошел отличный белый шелк. В чайном павильоне витал нежный аромат лотоса и жасмина. Прислужницы подавали императрице Чхунхян все необходимое для церемонии, а чай она готовила сама. Выпив несколько крохотных чашечек, Фэйянь почувствовала, что вместо бодрости впадает в дрему. Сон одолевал ее с такой силой, что, казалось, чашка вот-вот выпадет из ослабевших рук. Вместе с тем императрица была бодра и внимательно следила за своей гостьей.
— Мне нехорошо, — прошептала Фэйянь и дернула тесемку у ворота. — Прошу: воды…
У ее губ оказалась чаша с водой. Фэйянь выпила ее, надеясь, что вода освежит, но тут бессилие сна сковало все ее члены; принцесса закрыла глаза и рухнула на подушки. Ее лицо стало цвета слоновой кости, губы посинели и на веках обозначилась сеточка кровеносных сосудов. Если бы не едва слышное дыхание, можно было бы подумать, что принцесса Фэйянь умерла.
Ют-Карахон-Отэ приказала прислужницам:
— Позовите снотолкователя. Пусть идет в чайный павильон и захватит все необходимое.
Императрице не пришлось ждать и пяти минут как пришел толкователь снов. Это был невысокий худощавый старец с длинными волосами и бородой снежной белизны. На его халате темно-кирпичного цвета были вышиты триграммы багуа и страшные знаки подземного мира.
— Твое снадобье подействовало, Тейху, — сказала старику императрица. — Но она едва дышит, боюсь, как бы мы не прервали в ней течение жизненной силы…
— Пусть ваше величество не беспокоится, — заверил императрицу Тейху. — Все будет сделано как надо.
Тейху поставил на лоб принцессы небольшую чашечку, в которой курилась благовонная палочка; точно такую же чашечку он поставил на грудь Фэйянь.
— Вознесем молитву владыкам сна, — сложив руки, проговорил Тейху. — Да явят они то, что скрыто.
Императрица легла рядом с принцессой Фэйянь, и старик также поставил ей на лоб и на грудь чашечки с дымящимися благовониями. Павильон наполнился густым тяжелым ароматом, который как будто слоями стелился в воздухе.
— Созерцайте несозерцаемое, услышьте неслышимое, — воззвал снотолкователь, и императрица закрыла глаза. Теперь она видела и слышала все, что видела и слышала во сне принцесса Фэйянь, — сновидение принцессы стало сновидением императрицы. — Не буди Уносящих Свет! Молю тебя, возлюбленное мое чадо, не противься грядущему. Тебе не одолеть Царицу Чая. Она всесильна, она не знает, что такое отказ, она видит прошлое и будущее каждой души. О, не противься, не противься! — теперь это исступленно шепчут губы повелительницы Жемчужного Завета. Она бледна до синевы, кончики пальцев судорожно подрагивают… Лишь один толкователь снов удивительно спокоен. Его тело словно окаменело, да ведь так оно и есть, потому что дух Тейху вышел из своей оболочки и вселился сразу в душу и принцессы и императрицы, чтобы самому видеть странный сон.
Так проходит некоторое время. Сон кончается, и тогда дух толкователя возвращается в тело. Он выпивает некий отвар из принесенной с собой маленькой бутылочки, затем, взяв кисть, обмакивает ее в бутылочку и рисует кистью иероглиф на лбу императрицы Чхунхян. Затем снимает чашечки с погасшими благовониями.
— Ох, — стонет императрица и открывает глаза. Садится, трет виски. — Дай мне скорее целебного снадобья, Тейху!
Старик не замедляет исполнить приказ повелительницы. На лицо Ют-Карахон-Отэ возвращается румянец.
— Как это было страшно, — шепчет она. — Ты все видел и все запомнил, Тейху?
— Да, государыня. Прикажете ли прямо сейчас разбудить молодую госпожу?
— Нет, пусть она пока побудет в забытьи. Я хочу чтобы ты мне одной истолковал значение этого ужасного сна.
— Как прикажете, ваше величество. Бамбуковая роща, в которой оказалась молодая госпожа, означает стесненные и трудные обстоятельства. Госпожа надеется на помощь от своей матери, но в тех мирах, куда предстоит отправиться молодой госпоже, нет надежды даже на помощь матери, ибо лишь призраки находят там свою обитель. Призраки, уносящие свет. Молодой госпоже придется исполнить повеление Царицы Чая и стать наложницей Неизреченного или погибнуть.
— Царица Чая… Безумная Мониен.
— Да, государыня. Именно безумную императрицу Мониен звали Царицей Чая. Неизреченный — ее погибший сын, вечно ищущий свою возлюбленную. Если он изберет молодую госпожу, дух его успокоится, а с императрицы Мониен будет снято проклятие безумного бессмертия.
— Как ужасны повороты судьбы! И нет иного толкования у этого сна?
— Нет, государыня. И вот что я скажу из тогочто узнал: молодой госпоже снится этот сон с тех самых пор, как она прибыла в Жемчужный Завет. Значит, неупокоенные духи требуют этой жертвы. Значит, вы выбрали правильно.
— Еще бы. Она так похожа на ту проклятую девчонку-служанку…