Иероглиф «Измена» - Первухина Надежда Валентиновна 18 стр.


— Да. А господин Ши Мин в прежнем воплощении был…

— Котом?

— Нет. Благочестивым паломником, который однажды пришел помолиться в храм Вечной Сладости. И вот, увидав бегающую по храму мышь, он прибил ее посохом. Он же не ведал, что мышь священная. За такое непотребство настоятель храма проклял его и пожелал ему снова воплотиться в теле мужчины. А мышь воплотилась в теле прелестной женщины. Вы, мой друг, влюбились в нее, ничего не зная, а ведь она призвана небесами вам отомстить за свою смерть!

— Этого не может быть, — пробормотал Ши Мин.

— Ничего тут не могу поделать, — развел руками оборотень. — Гадание не обманывает. Друг мой, если вы женитесь на этой девушке, судьба ваша сильно захромает. Может, и против воли, а госпожа Юйлин станет портить вам жизнь и строить пакости ежедневно…

— Я — мышь?! — все еще не могла опомниться Юйлин. — Мышь?!

— Так что оставьте всякие мысли о браке между вами, — сказал Ян Синь. — Вы еще найдете себе подходящую пару. Так-то. А теперь, Юйлин Шэнь и Ши Мин, расскажите мне правду!

Последние слова господин Синь произнес изменившимся голосом. Глаза его грозно засверкали, словно зеркала, в которых отразилась молния.

— Я узнал из гадания, что вы здесь находитесь совсем по другой причине, — заявил Ян Синь — От меня нельзя ничего укрыть. Скажите правду: какое моему брату до вас дело?

Ши Мин побледнел и ответил:

— Это государственная тайна.

— Мне можно доверить всякую тайну, — сказал Ян Синь.-Я брат моего брата, мы все с ним делим пополам. Итак, что случилось?

— Мы стали свидетелями заговора против государя и страны, — проговорила Юйлин. — Некое тайное общество замышляет убить императора и разбудить его кровью Подземного Царя, чтобы в Яшмовой Империи воцарились мятеж и ужас.

— Мы рассказали обо всем, что слышали, господину Лу Синю, потому что не знали больше никого из царедворцев. К тому же во дворце государя подняла голову измена — некоторые сановники предали Светлейшего императора и стакнулись с заговорщиками…

— Вот все, что нам известно. Господин Лу Синь решил защитить нас как свидетелей и потому спрятал в своем поместье. Сколько времени нам предстоит здесь провести — неизвестно. Мы молимся о том, чтоб справедливость поскорее восторжествовала, а негодяи были пойманы и казнены…

Пока Юйлин и Ши Мин говорили, лицо оборотня изменилось и стало цвета остывшего пепла. Казалось, он даже не дышал.

— Заговор? Измена? — проговорил он. — Во врата Яшмовой Империи снова стучится горе, и где взять силы, чтобы противостоять злу!

— Силы найдутся, — заверил Ши Мин. — Войска и удельные князья преданы императору. Во всяком случае, нам так думается.

— Если кто и не изменит никогда Яшмовому престолу, так это мое племя, племя оборотней, — сказал Ян Синь. — Судьба свела нас вместе не зря. Хорошо, что вы обо всем мне рассказали. Теперь я должен подготовить нашу армию — чтоб в случае плохого поворота событий немедля выступить против захватчиков. Эх, ничего не поделаешь, придется мириться с женой — ведь она у меня верховный полководец лисьей армии!

С этими словами Ян Синь взмахнул ладонями. Из его пальцев ударили в разные стороны лучи разноцветного света. Юйлин и Ши Мин в страхе замерли. Комната вся наполнилась радужным сиянием Ян Синь воскликнул:

— Сунюй, госпожа моя и возлюбленная, повелительница Желтых Облаков, явись, явись, явись!

Тут же в комнате поднялся невероятный вихрь такой силы, что казалось, рухнут стены и вылетят окна. Прошумев несколько мгновений, вихрь стих, все стояло на своих местах, включая испуганных Юйлин и Ши Мина. Однако теперь в комнате находилась прекрасная, огненно-рыжая лисица с белой полоской между ушами. Глаза лисицы сияли как раскаленные изумруды, а зубы светились подобно осиянным луной жемчужинам. Ян Синь поклонился лисице:

— О Сунюй, благословенная моя супруга, многократно славлю тебя за то, что ты явилась так скоро!

Лисица трижды взмахнула пышным хвостом, трижды перекувырнулась через голову и обратилась в женщину, красоте которой нет равных на земле. Под стать ее дивному лицу был и наряд — алое платье, затканное золотом, накидка из перьев аиста и множество драгоценных украшений… Женщина поклонилась Ян Синю.

— Приветствую тебя, высокочтимый супруг мой! Неужели ты успел расплавить свою досаду и вновь полюбить меня, оттого и призвал столь торопливо? — И красавица нежно засмеялась.

— Я никогда не переставал любить тебя, — заверил супругу Ян Синь. — Просто иногда ты становишься слишком упрямой.

— А ты — чересчур заносчивым.

— А ты — весьма тщеславной и многословной.

— А ты — скучным и мрачным.

— А ты… Ох, прости, дорогая. Довольно нам с тобой злословить друг друга. Еще раз прости. Важное дело предстоит нам. Видишь этих двоих?

— Да, славная парочка, только в супруги они друг другу не годятся.

— Это и я определил, но они и не жених с невестой. Они — свидетели заговора против государя и престола, потому их сюда привез мой брат…

Красавица-оборотниха изменилась в лице:

— Государственный заговор?! Как такое может быть?

Пришлось Ши Мину и Юйлин, не таясь, еще раз пересказывать свою историю. Госпожа Сунюй слушала очень внимательно, теребя в изящных пальцах легкий шелковый платок. Наконец она сказала:

— Надо готовить армию. Но проделаем все втайне. Даже брату ничего не говори, ему и без того теперь хватает хлопот. Если б владычица Фэйянь была здесь, она бы не допустила…

— Но владычицы Фэйянь нет, она на Лунтане, блаженном острове драконов. И император болен. Так все не вовремя!

— Беды всегда приходят не вовремя, — заметила Сунюй. — Однако болезнь императора можно исцелить.

— Как? И ты молчала? До сих пор?

— Да, потому что не знала, в чем причина болезни государя. Но недавно я была в обители монахов-лотосов. Ты знаешь, им ведомо многое, они часто получают знамения и видения. Так вот, одному лотосному старцу было такое видение: перед ним возникла Мать Облаков, богиня Саванму, и трижды повторила: «Недуг императора пройдет, если перед ним предстанет дева его снов». Старец устрашился видения и не стал докладывать о том двору.

— А ты, конечно, все разузнала…

— Конечно. Так вот. Остается лишь найти государю деву его снов, и он выздоровеет.

— Легко ли это? И тем ли сейчас нам стоит заниматься? Надо обезвредить заговорщиков…

— Поступим так, дорогой супруг. Я буду готовить лисью армию, а ты направишься в столицу к своему брату. Расскажи ему о видении монаха, а вместе вы уж придумаете, как найти девицу, из-за которой государь болен.

— Ах, столица… Давно я не был там! И ехать совсем не хочется.

— Ничего не поделаешь…

— Да. А ведь я так мечтал уйти от суетного мира — собирать в святых горах целебные травы, плавить киноварь, готовить пилюли бессмертия.

— Кому сейчас нужны твои пилюли бессмертия?! Сейчас нужней всего верность престолу! Итак, дорогой мой, поспеши в столицу. А за этой парочкой приглядит домоправительница. Я же соберу своих военачальников, а позднее присоединюсь к тебе в Тэнкине.

— Договорились, дорогая супруга.

Красавица взмахнула платочком, и в комнате поднялся густой туман. Когда туман исчез, на полу перебирала лапками огненная лисица. Она звонко тявкнула, сверкнула глазами и исчезла. Этого Юйлин не вынесла и в обмороке упала на руки Ши Мину.

— Что с нею? — обеспокоился Ян Синь. — Ох, кажется, она не выдержала всех этих превращений. Дорогой друг, отнеси девушку в ее покои, а сам поскорее возвращайся. Мне нужно с тобой посовещаться относительно предстоящей поездки в столицу.

— Да, да, — кивнул Ши Мин.

Он отнес Юйлин в ее комнату и поручил девушку заботам домоправительницы. Затем вернулся к Ян Синю:

— Я жду ваших распоряжений, господин!

Ян Синь задумчиво походил по комнате, затем спросил:

— Тебе, верно, невыносимо сидеть в Хуатуне взаперти? Хочется знать, как обстоят дела в столице? Я прав?

— Да, господин. Конечно, общество Юйлин смягчает скуку…

— И не надейся. В сердце этой девушки нет для тебя места. Поэтому свою увлеченность ею изгони из души и плоти. Поверь, вы никогда не будете вместе как мужчина и женщина; мы, оборотни, видим такое сразу. Но остаться друзьями вы можете… Но сейчас не об этом. Хочешь ли ты отправиться со мной в столицу, побывать во дворце, оказаться в самом сердце тех событий, что грядут неизбежно?

— Конечно, хочу! Я мужчина и цзиньши, мне стыдно отсиживаться в глуши, покуда в столице зреет опасность!

— Отлично. В таком случае ты оправишься со мной. А девица Юйлин пусть останется в поместье. У нее чувствительное сердце…

— Сердце мышки, — усмехнулся Ши Мин.

— Можно сказать и так. Пусть она избежит опасностей. Старая Бинь будет приглядывать за нею, да еще я оставлю кое-кого из подчиненных мне оборотней наблюдать за поместьем.

Позднее Ши Мин встретился с Юйлин в саду и сказал:

— Господин Ян берет меня с собой в столицу. Там я нужнее, чем здесь.

Юйлин не могла скрыть жестокого разочарования:

— А я?! Так и буду сидеть затворницей в поместье?!

— Ничего не поделаешь. Ты девушка, тебе следует беречь себя и не подвергаться опасностям…

— Вот как! — Юйлин была вне себя от досады. — А мы еще клялись быть друзьями друг другу.

— Не понимаю, как мой отъезд может нарушить клятвы нашей дружбы! Юйлин, успокойся!

— Ах, да я спокойна, как воды Цанхе зимой! Поезжай в столицу, поезжай хоть в горы Шицинь, мне все равно! Государственный служащий!

— Юйлин, если б я не знал твоего благородного сердца, я бы подумал, что ты мне завидуешь…

Юйлин хотела было что-то сказать, но осеклась. Помолчала, потом буркнула, насупив изящные бровки:

— Ладно, поезжай. Только береги себя.

И вскоре колесница господина Ян Синя увезла юношу в Тэнкин. Юйлин осталась в одиночестве и сильно заскучала. От скуки и стихи у нее получались скучные. Она гуляла по саду — гулянье не приносило радости. Она говорила с домоправительницей — разговоры были все об одном и том же… И бродя среди плакучих ив, Юйлин не раз думала, что, превратись она в плакучую иву, жизнь ее станет не в пример интереснее и оживленнее.

Цзюань 11

НЕУТОЛЕННАЯ ДУША

Грею камушки в ладони,

Молча на море гляжу.

Мне не рады в этом доме —

Я к другому ухожу.

Я бродяжить не устану

По дорогам и мирам.

Тот, кто ждать не перестанет,

Никогда не умирал.

Нет покоя, нет приюта,

Мчится по морю ладья.

Ах, не любят почему-то

В мире странников, как я.

Ну и что же. Разыщу я

Мир, где любят и зовут.

И ладью свою цветную

Больше не оставлю тут.

Принцесса Фэйянь стойко перенесла потерю бригавеллы «Халцедон». Она не могла обвинить императрицу в том, что именно та отдала приказ о поджоге корабля, она даже не могла доказать, что это был поджог, а не нелепая случайность. Но недоверие и неприязнь по отношению к владычице Чхунхян поселились в ее сердце. Впрочем, Фэйянь не была бы дочерью своего отца, если б позволила этим неблаговидным чувствам вырваться наружу. Внешне она была по-прежнему спокойна, любезна и почтительна. К тому же Ют-Карахон-Отэ всячески старалась задобрить принцессу, улестить и заверить в своей совершенной к ней дружбе. И принцесса понимала, что, хоть она и стала поневоле пленницей императрицы Чхунхян, пока к ней относятся как к пленнице почтенной и высокородной. Одно тревожило принцессу: ее беременность. Не будь Фэйянь в тягости, ей хватило бы сил и знаний для того, чтобы тайком сбежать с Жемчужного Завета. В конце концов, любая дракониха из ее свиты почла бы за честь отнести на своих крыльях супругу князя Баосюя… Но под разными предлогами драконих к принцессе тоже не допускали, а сами драконихи были слишком благовоспитанны, чтобы выражать по этому поводу недовольство и подозрения…

Единственное, что могла сделать Фэйянь, — это; как советовала императрица, написать письмо мужу. Это письмо было выдержано в вежливом и холодноватом тоне, и хорошо. Иероглифы письма можно было читать по-разному: обычно и в зеркальном отражении. Баосюй знал этот прием, потому и должен был прочитать следующее: «Меня против воли держат в Жемчужном Завете. Я жду ребенка. Прошу тебя, прилетай». Фэйянь справедливо полагала, что после этих строк Баосюй явится на Жемчужный Завет не один, а с целым крылатым воинством.

Письмо было отправлено с почтовой чайкой, и Фэйянь не оставалось ничего, как ждать ответа. Хоть какого-нибудь. А весь Жемчужный Завет между тем торжественно готовился к празднованию Ночи Неутоленных Душ. Похоже, это празднество было действительно особенным. Императрица Чхунхян несколько, раз вместе с Фэйянь выезжала из дворца в столицу, чтобы самолично наблюдать за тем, как великий город готовится к празднеству.

— Вам понравятся наши церемонии и торжества, принцесса, не сомневайтесь, — уверяла при этом императрица Чхунхян.

— Разумеется, ваше величество. Но прошу вас помнить, что я выросла в простой среде и плохо разбираюсь в торжественных церемониях.

— Ах, бросьте, бросьте! — лукаво усмехалась Ют-Карахон-Отэ. — Наверняка на Лунтане, да и в Яшмовой Империи предостаточно своих ритуалов и церемоний.

— Да, это верно…

— У вас усталый взор, милая принцесса. Не сыграть ли нам в мацэзян?

— Прошу меня простить, но я не слишком здорова и потому не могу играть…

— Пустяки, принцесса. У вас отменное здоровье. Если же немощь касается вашего особенного положения, то я велю призвать лекаря.

— Нет, — неизменно отвечала принцесса Фэйянь. — Не надо лекаря. Я готова сыграть.

И она покорно играла в мацэзян, проигрывала, выигрывала — все как всегда. И думала при этом: а после Ночи Неутоленных Душ императрица позволит ей отбыть на родину или измыслит еще какую-нибудь причину, чтоб держать Фэйянь высокородной пленницей?

«Тогда война между Жемчужным Заветом и Лунтаном неизбежна! Мало того. И Яшмовая Империя пойдет войной на Завет, обязана пойти, как бы ни был миролюбив и смиренен мой брат. За оскорбление сестры он обязан отомстить! Война! Нет безбожней и ужасней слова! Неужели Небесная Канцелярия позволит пролиться крови и звенеть оружию?!»

В эти дни Фэйянь часто и много молилась. Она призывала Небесных Чиновников Аня и Юй. Но они почему-то не являлись ей, и это иногда приводило принцессу в отчаяние. Она была одна среди чуждой ей страны и чуждых людей. Пленница, которую ожидает неизвестность. И принцесса торопила время, чтобы скорее пришла Ночь Неутоленных Душ, а после Ют-Карахон-Отэ выполнила бы свое обещание. Хотя Фэйянь прекрасно понимала, что Ют-Карахон-Отэ с такой же легкостью отречется от своего обещания, с какой дала его.

Но вот народилась новая луна и настал канун Ночи Неутоленных Душ. Весь день перед этим и императрица, и придворные, и дворцовая челядь, и весь народ вкушали лишь постную пищу. Даже принцессе Фэйянь подали постное, хотя ей, как беременной женщине, дозволялось есть все…

Едва на землю спустились сумерки, дворец, столица, да и весь Жемчужный Завет осветились неисчислимым количеством бумажных фонариков. Заиграли флейты, свирели, цитры и лютни. Под эту печальную мелодию светящиеся фонарики раскачивались на ветвях деревьев, свисали с крыш домов, плыли в крошечных лодочках по рекам и прудам словом, дивное, живописное зрелище!

— Принцесса, скажите, ведь ради этого стоило остаться? — спросила императрица Чхунхян, когда они с Фэйянь стояли на открытой террасе и любовались дивным зрелищем.

— Это прекрасно, — уклончиво ответила Фэйянь.

— В Ночь Неутоленных Душ мы зажигаем столько фонариков в память тех, кого уже нет с нами. Эти огоньки освещают им путь в загробном мире, дают надежду на благое перерождение. Вы верите в учения о перерождениях, принцесса?

Назад Дальше