2 декабря по земному календарю спускаемый аппарат станции «Марс-3», развернувшись, начинает снижаться. На заданной высоте, как только скорость уменьшилась до расчетной, раскрывается парашют. Поверхность все ближе, ближе — и когда до «земли» остается метров двадцать, в песок ударяют газовые струи тормозных двигателей. Мягкая посадка! Еще минуты, секунды и…
Обычно пишут: «на Земле затаили дыхание». Конечно, затаили. В Москве было около пяти часов пополудни, когда в контрольно-вычислительный центр поступила информация об отделении спускаемого аппарата. А там, на Марсе, мягкая посадка уже закончилась. И «Марс» должен был посылать первую телеинформацию. Если удалось…
Долгие двадцать одну минуту летели в космической пустоте сигналы, переданные со спускаемого аппарата. Ретранслированные мощной аппаратурой орбитального отсека, они неслись к Земле, оповещая ученых, что посадка прошла успешно! Можно представить себе, сколько всего передумали за эти двадцать минут ученые и конструкторы, годы готовившиеся к этому событию и предусмотревшие, кажется, все, кроме злосчастной бури — надо же ей было случиться так не вовремя!
Но двадцать минут оттикало, и примерно в 17.10 по московскому времени в Центр поступили долгожданные первые кадры. Теперь сомнений не было: удалось! Даже внезапное прекращение телепередачи, продолжавшейся считанные секунды, не омрачило радости ученых. Главное все-таки свершилось. Было доказано, что такое — возможно.
Так была написана первая строка «марсианских хроник».
Еще не раз в сторону Красной планеты стартуют автоматические станции, потом полетят пилотируемые корабли, и можно не сомневаться, что до конца столетия телезрители на Земле будут наблюдать едва ли не самую волнующую страницу хроник — высадку людей на Марс. Но то, что сделала в ноябрьские дни 1971 года эта «троица» автоматов, было самым нелегким делом. Потому что — впервые…
Запомним этот месяц — ноябрь семьдесят первого, первый месяц «марсианских хроник».
* * *
А вот ровно за тридцать лет до этого — месяц в месяц! — произошло событие, которое вряд ли зафиксировано в анналах специалистов-ареологов, но которое тем не менее имеет самое непосредственное отношение к марсианской теме: в литературу пришел писатель, с чьим именем отныне и всегда будут связаны сами эти слова — «марсианские хроники».
Это уже вторая хроника, хроника создания книги. Начало ее почти точно совпадает с дебютом ее автора. О них — об авторе и о его книге — наш рассказ.
В ноябре 1941 года в американском научно-фантастическом журнале «Сверхнаучные истории» появился рассказ «Маятник», написанный профессиональным писателем Генри Хассе в соавторстве с дебютантом. Имя последнего — Рэй Брэдбери — если и было кому знакомо, то разве что лос-анджелесским любителям фантастики: вот уже три с половиной года долговязый, постоянно улыбающийся парень в очках редактировал неофициальный печатный орган местной Лиги научной фантастики. В «Футурии Фантазии» (так назывался журнальчик, печатавшийся на мимеографе и украшенный иллюстрациями талантливого художника Ханнеса Бока) публиковались в основном новички. Тогда еще новички Роберт Хайнлайн, Генри Каттнер и сам бессменный редактор журнала.
С осени 1941 года ведется официальная писательская биография Рэя Брэдбери. Факт появления посредственного — даже по меркам той поры — «любительского» рассказа в профессиональном журнале удивления не вызывает. Во-первых, соавтором был профессионал (который, что скрывать, попросту переписал рассказ заново). А во-вторых, молодой автор два года бомбардировал редакции своими произведениями. Благодаря его недюжинной энергии — 52 рассказа были написаны за один год, 1941-й, по рассказу в неделю! — что-нибудь да должно было со временем проскочить…
Странно другое. После первой публикации — год с лишним полнейшего штиля. При такой-то работоспособности… Но примечательно то, что уже второй из опубликованных рассказов Брэдбери — из марсианской серии.
Вот как это было тогда, сорок лет назад.
Как только вышел «Маятник», Рэй тут же перерыл папки со старыми рассказами, выискивая вторую «цель». Выбор его пал на написанный пару лет назад и почти затерявшийся в подшивках «Футурии Фантазии» рассказ под названием «Трубач». Это история марсианского «гаммельнского крысолова» (помните, тот, что, играя на флейте, увел из города детей?), последнего представителя высокоразвитой цивилизации, некогда правившей Марсом. Герой ведет на бой с инопланетными агрессорами полудиких «жителей холмов». Набат, скликающий воинство, — это труба героя, а захватчики — откуда бы вы думали? — с Земли!
Удивительно все-таки, как рано проявилась в творчестве Брэдбери эта особенная, только одному ему присущая «марсианская» нотка. Тема Марса и его обитателей, раз возникнув, потом уже не покинет писателя, даст рождение едва ли не лучшей его книге и прославит его имя во всем мире. Ведь если образ марсиан-агрессоров нерасторжимо связан в нашем сознании с именем Уэллса, то обратная картина первым делом вызовет в памяти имя Рэя Брэдбери. Вряд ли он мог предугадать это тогда, в начале сороковых, перечитывая рассказ и обдумывая, куда бы его пристроить…
Но — все по порядку. Итак, в один из летних дней 1942 года Рэй зашел в квартирку, на которую совершал набеги и ранее. Место было знакомое: именно здесь, в двух шагах от угла улиц Нортон и Олимпик, начинающий писатель зарабатывал себе на жизнь, торгуя с лотка местной газетой. Юноша прекрасно знал и хозяев — писателя-фантаста Эдмонда Гамильтона, который тогда уже ходил в «королях космической оперы», но не гнушался помочь новичкам, и его друга, литературного агента из Нью-Йорка, Джулиуса Шварца. Шварц страстно любил фантастику и на советы не скупился. К нему-то и направился Рэй со своим «Трубачом».
В помещении было душно, а на улице нещадно палило солнце. Убежав с солнцепека в тень, Шварц и Брэдбери уселись прямо на тротуаре и с головой погрузились в работу. Шварцу рассказ «показался», но молодому автору были поставлены жесткие условия: фактически требовалось все переписать заново. Брэдбери долго не упрямился, и работа закипела. Продолжалась она несколько часов кряду, а короткого перерыва едва хватило на то, чтобы проглотить «гамбургер» (круглая аппетитная булка, разрезанная по экватору, а внутри — котлета, листок салата, долька помидора или маринованного огурчика, кетчуп и тому подобная вкуснота), запив его бутылкой подслащенного «солодового» молока…
В результате рассказ был выправлен до неузнаваемости и, по мнению Шварца, смотрелся недурно. Захватчиков-землян он решительно убрал, заменив их на более «нейтральных» агрессоров с Юпитера. Мягкие пастельные описания призрачных марсианских городов (а они были, эти города, в первой редакции рассказа!) уступили место энергичным, крепко сколоченным фразам. Заиграл сюжет, настроение уступило место грубо-вещественному действию. Словом, теперь рассказ был «что надо».
Еще наступит время, и уже не Брэдбери придется подделываться под среднестатистические стандарты книжного рынка, а сами законодатели — редакторы и издатели — будут с руками отрывать брэдбериевские рассказы. Какими бы непривычными они ни казались на первый взгляд… Пока же юным автором владеет единственное стремление — напечататься, и он не сопротивляется «давлению».
Профессиональная интуиция не подвела Шварца — рассказ тотчас же приняли в журнал с труднопереводимым названием (что-то вроде «Захватывающе-удивительные истории»). И в феврале 1943 года Рэй Брэдбери получает свой первый самостоятельный гонорар. Заметим этот штрих в биографии: первый самостоятельный[2] рассказ — про Марс.
С момента публикации «Трубача» рассказы пошли споро — один за другим. Словно плотина прорвалась! Той зимой Рэй даже перестал продавать газеты, решив перейти, что называется, сна вольные хлеба». Голова его забита десятками сюжетов, идей, ждущих реализации, а тут еще неожиданный успех в популярном журнале «Жуткие истории», название которого говорит само за себя… Молодой автор буквально разрывается на части от обилия планов, и Марс, заблистав было на горизонте, на время забыт.
Только в дневнике промелькнула запись: «Работаю над книгой о людях на Марсе». Шел тогда 1944 год.
И так — все сороковые годы. Биография писателя полнится фактами и датами. Но вот о том, что где-то в непостижимых тайниках сознания молодого Брэдбери рождается, наливается соком главная книга, можно только догадываться. Какие-то отдельные штрихи, даже не эпизоды, — словно отблески молнии, сверкнувшей где-то далеко-далеко, даже и уследить не успеваешь…
А в Европе бушевала война, развязанная гитлеровской Германией. Целые страны были растоптаны кованым немецким сапогом, и только Советский Союз, приняв на себя всю тяжесть борьбы с фашизмом, смог устоять. Но в Америке об этом почти не знали (да и до сих пор, как выяснилось, не знают)… Только в канун сорок второго года, когда Россия буквально истекала кровью, сдерживая натиск немцев, война докатилась и до берегов Америки. 7 декабря название никому доселе неведомого места в Азии — Пирл-Харбор — тенью национального позора повисло над Соединенными Штатами, население которых успели приучить к тому, что «у нас это невозможно», — и американцы волей-неволей перестали относиться к войне, как к событию европейскому. Рэя в армию не взяли по близорукости, но и он, конечно же, повидал и передумал за эти военные годы многое. Главные антивоенные вещи Рэя Брэдбери — «Марсианские хроники» в их числе — еще только «обкатывались», но понимание бессмысленности и аморальности человеческой бойни, затеянной «сверхчеловеками», уже накрепко засело у него в голове. А что такое «фашизм», будущий писатель потом познал и на собственном опыте, но уже в своей родной Америке…
Проходят три военных года, и только осенью 1945-го — долгожданная, давным-давно запланированная поездка в Мексику на автомобиле. Поехали вдвоем: спутником Рэя был художник Грант Бич. Путешествие было задумано как своего рода творческая командировка: по заказу Лос-Анджелесского музея друзья собирали в Мексике коллекцию народных масок. А кроме того, в течение двух месяцев молодой писатель еще и накапливал необходимый «багаж» впечатлений для будущего «мексиканского» цикла.
И именно здесь, в Мексике, в душном мареве устоявшегося воздуха, возможно, увидел впервые Рэй Брэдбери другую пустыню — покрытую ровной геометрической сетью высохших каналов, на мраморных берегах которых раскинулись дивные, как сон, города с опустевшими домами, скорбными как усыпальницы. А звездными ночами, когда жара чуть отпускала, но не уходила совсем, чудились ему, наверное, те же города, но еще более загадочные в лунном свете, непривычно ярком свете от двух лун сразу…
Весной же сорок шестого случилось то, что легко может случиться, если вам двадцать пять, душа полна романтики и поэзии, а на дворе — апрель. В книжном магазинчике Фаулера Рэй встречает девушку, Маргарет Сьюзен Макклюр — до Марса ли тут было.
Впрочем… Песчаный пляж на десятки миль, отгородивший город от океана, словно нарочно был создан для влюбленных. Во время частых свиданий на берегу, Брэдбери хорошо это помнит, под шорох-аккомпанемент прибоя Маргарет вслух читала своих любимых поэтов — Байрона и американскую поэтессу начала века Сару Тисдейл. А Рэй вглядывался в дрожание струившейся с горизонта лунной дорожки, слушал и повторял про себя — в десятый, сотый раз — полюбившиеся строки:
Вспоминаете эти строчки? Они прозвучат в одной из самых ярких новелл будущих «Марсианских хроник» (Брэдбери так и назовет новеллу: «И по-прежнему лучами серебрит простор луна»). И прозвучат такой же волшебно-лунной ночью, а в воздухе, не по-июньски морозном (новелла датирована июнем 2001 года), будет разлит свет все тех же двух лун…
Как робко, но и неудержимо, рвется к свету росток, которому суждено не только расцвести, но и затмить своей красотой все вокруг!
Сам автор еще вряд ли догадывается, что за образы тревожат его фантазию, но Марс уже тут, перед глазами — зыбкий, переливающийся, завораживающий.
Жизнь шла своим чередом, только слово «Марс» мелькало теперь почаще. Летом того же сорок шестого года читатели журнала «Планетные истории» с восторгом встретили новый рассказ Брэдбери — «Пикник на миллион лет». Позже автор сменил название на более лаконичное: «Каникулы на Марсе» — под таким заголовком нам и запомнился первый из напечатанных и последний по хронологии рассказ «Марсианских хроник». И, вероятно, лучший.
Вот ведь как вышло: конец вовсе не венчал дело, совсем наоборот. И быть может, именно в это время Брэдбери посетила шальная мысль, а что если… Он уже по-деловому, вполне профессионально вглядывается в мир, который вчерне создан в голове и который осталось только перенести на бумагу. Действительно, всего ничего: по заключительному фрагменту цикла восстановить весь цикл целиком!
Но его вновь отвлекают! Правда, и на этот раз событие нешуточное: первая книга, вышедшая неожиданно даже для самого автора. Зимой сорок шестого — сорок седьмого года небольшое издательство «Аркхэм Хаус», специализирующееся на выпуске «страшной» литературы (оно было создано для пропаганды творчества недавно умершего американского писателя Говарда Лавкрафта, «короля» романов ужасов), вдруг возымело желание издать томик рассказов молодого автора Рэя Брэдбери. И уже в октябре счастливый дебютант с едва скрываемым трепетом ощупывал суперобложку, на которой были изображены зловещие маски и крупными буквами значилось имя автора:
И чуть ниже — заголовок:
Посвящена была книга Гранту Бичу.
В сборнике, изданном тиражом 3000 экземпляров, научной фантастики почти что и не было. Ведьмы и скелеты, угрюмые заброшенные дома на пустырях, полные привидений и тайн, карлики и дети-чудовища, загадочные мексиканские мумии и зловещие чучельщики… — мир ночных кошмаров заполнил страницы этой книги, сея в душе читателя то особенное «осеннее уныние», которое потом будут связывать с именем Рэя Брэдбери.
Вторая книга, твердо решил Рэй, откроется посвящением жене Маргарет: 27 сентября в лос-анджелесской епископальной церкви мисс Макклюр стала миссис Брэдбери.
То, что вторая[3] книга не за горами, Брэдбери знает наверняка. За день до свадьбы он в торжественно-шутливой обстановке сжигает свои ранние «пробы пера», «миллион слов дурной прозы». В это время он ощущает себя уже настоящим профессионалом, хладнокровно рассчитывая наперед будущие публикации. К этому есть основания: его заметили. Рассказы Брэдбери, правда, не научно-фантастические, начали проникать на страницы журналов «Америкэн Меркьюри», «Колльерс», «Шарм», «Мадемуазель», «Нью-Йоркер», «Харперс», куда никак не могли прорваться коллеги-одногодки Рэя, А рассказ «Возвращение домой» (этот-то фантастический — из серии о дядюшке Эйнаре и его семейке!) включили в весьма престижный сборник-ежегодник «Лауреаты премии имени О’Генри» за 1947 год.
Тем не менее живет семейство Брэдбери, пополнившееся шумным младенцем, по-прежнему скромно, на 250 долларов в месяц — половину зарабатывает Маргарет, половину приносит писательская деятельность Рэя. Работать приходится много, и когда скудеет поток гонораров из редакций, Рэй прирабатывает на радио.
О чем же он пишет в эти годы, годы до «марсианских хроник»? Практически обо всем. Продолжает щекотать нервы читателям жуткими историями, от которых буквально мороз по коже. Восстанавливает в памяти недавние мексиканские впечатления, а то вдруг фантазия уносит его далеко-далеко, и тогда по страницам рассказов словно проносится ветер романтических звездных странствий… Уже опубликованы рассказ «Ветер», написанный явно «под Хемингуэя», и сделанная в лучших традициях научной фантастики маленькая повесть об обитателях странной планетки, где вечно палит солнце и жизнь коротка (мы теперь знаем этот рассказ под названием «Лед и пламень»). С одинаковым блеском, неожиданным для вчерашнего дебютанта, исполнены полная мрачного фатализма «Коса», чарующее «Диковенное диво» и адресованная таким же молодым романтикам, как и сам автор, новелла «Король серых пространств» («Р — значит ракета»).