Легко поднявшись на черно-серебристом «носороге» чуть повыше, мы с сильфидой вышли на лесистый приступок скалы, посмотрели сверху на большой и глубокий залив. Ай да вид! Картины рисовать можно. Zicke же явно считала, что и нужно, и откровенно жалела, что не взяла свой знаменитый с недавних пор альбом. А я — нет, остановились мы ненадолго, не до художеств.
Белый «Клевер» медленно шел вдоль берега: на судне велась планомерная съемка дна, скучное занятие — вот и я закосил под начальственным предлогом, мол, ознакомиться командиру нужно, на людей посмотреть, обстановку понять.
Пш-шш…
— «Рейнджер», ответь «Фокусу»!
«Рейнджер» — это я, Федя Потапов, это швейцарцы мне такую свинью подкинули.
— На связи.
— Вы где сейчас?
— Через реку перешли, стоим на каменной полке, поедем по тропке вдоль залива.
— Хорошо… Пш-шш… Если поедете выше, сразу предупреди во избежание: у меня там мотопатруль работает.
— ROGER. [3]
— Вот теперь верю, что ты рейнджер! — хохотнул Игорь. — Давай, до связи!
Адская техника, виденная нами на берегу, принадлежит пограничникам — на них они и патрулируют чаще всего. Два полугусеничных мотоцикла высокой проходимости, добытые группой Демченко вблизи Берлина, служат на границе. Это германские «кеттенкрады» времен Второй мировой — Kettenkrad HK-101. Для шуш-мотиков даже бронекоконы имеются, причем не «самоварные», а штатные, как похвастался Фокин. Правда, они до первой крупной тревоги стоят на Промзоне, без брони быстрей и легче.
А еще этот вездеход пригоден не только для езды через буреломы, но и для многого другого. В опциях к машине: бак для кипячения воды, бур для сверления скважин, стиральная машина, плуг, центробежный насос с разбрызгивателем для поливки растений, аппарат для очистки и кондиционирования воздуха, динамо-машина, КВ-радиостанция, канавокопатель и даже пылесос. Помимо всего прочего, переднее колесо вездехода заменяется циркулярной пилой — можно было валить деревья, очищать их от веток, распиливать на бревна и делать доски. Но пока зеленопогонники на нем только патрулируют.
Поехали дальше.
После пересечения с главной грунтовкой восходящая тропа стала значительно хуже, на пути начали попадаться ямы и рытвины. Правда, двухцилиндровый четырехтактный двигатель «Полуночной Звезды» нагрузки не заметил, а мягкая подвеска и МТ-резина позволяли проходить препятствия легко. Лес стал гуще, выше и темней, вокруг достаточно мрачно. Тут могут быть сюрпризы — места реально диковатые, между прочим, здесь даже обезьяны в предгорьях водились, шибко агрессивные. Демченко красочный рассказ написал, как они у стаи «боевых павианов» Промзону отбивали, читал я на досуге — впечатлился.
— Оружие проверим.
Маузеровский пистолет я с собой не потащил — висит в рубке мотобота, надоело мне мотаться, сплошь увешанному стреляющим железом. Да и не нужен он особо в поле, когда 98-й «винт» есть. У Ленни с собой любимый «томми», хрен теперь отнимешь, ну и «глок» на поясе, хорошая машинка, удобная, надо было и себе такой покупать. Ох, не хочу вспоминать я про былые ошибки, тем более что все они из области сугубо мелко-материального хапужничества.
Два «хаудаха» закреплены в зажимах багажников по обеим сторонам машины. Нормальная огневая мощь у звена — вполне достаточная, если стрелять точно. А по-другому мы не умеем. По идее, тропа должна полностью огибать залив и в конце выходить куда-то к дальнему мысу, где предварительно и назначено рандеву с «Клевером», Маурер подойдет по запросу. А потом уже все вместе поедем в Промзону, типа в гости: командир погранотряда обещал прислать автомобиль.
Деревья по левую сторону редкие, бухту частично видно, южное море мелькает солнечными бликами среди стволов. А вот справа… тайга здесь высокая, матерая, хотя проехать много где получится, будь на то желание беспечного ездока: расстояния между огромными платанами и вязами приличные. Подлесок же редкий, чаще коричневый, а не зеленый, вся земля усеяна старой листвой, солнечного света сюда проникает мало, гиганты боятся конкуренции, давят молодняк затемнением. Белки есть! И не просто, а белки-летяги! Как и положено, крупненькие. Несколько раз мелькнувшие в высоте крылатые силуэты напомнили мне нечто неземное, из зрелищной кинофантастики. Другой живности пока не видно, хотя птицы верещат на разные голоса.
Да какая тут живность… Движок «Круизера» хоть и работает достаточно тихо, но сигнал опасности всему живому подает прямой и явный — кому надо, услышит: едет непонятное, уходи подальше.
Еще минут двадцать неспешной езды прошли спокойно, а потом началось.
Тук! Тук! Тук!
Вдалеке глухо простучали три выстрела. Это винтовка работает, и мощная. Что там случилось? Погранцы зверя берут?
Тук! Тук!
И тут же добавилась очередь из автомата.
— Что делаем? — резко спросила Ленни.
— Стоим, ждем, разбираемся…
Какое-то время опять было тихо, но затем справа вдалеке вновь застучали выстрелы. Опа, надо Фокина вызывать. Только я об этом подумал, как рация проснулась.
Пш-шш…
— «Рейнджер», вы где там? — Голос у Фокина тревожный.
— Мы на тропе. Что случилось, старлей?
— Вот и будьте на тропе, осторожно двигайтесь назад!
— Да что случилось-то?
— Канадская разведгруппа. Патруль ведет бой, я мангруппу посылаю. Все понял?
— Принял.
— Хорошо.
Я спрятал рацию в карман, коротко пересказал разговор подруге.
— Почему это назад! — возмутилась она.
— Вот и я думаю… Оставляем «носорога» тут — чай, не украдут белки — и двигаемся туда, будем разбираться на месте. Идешь за мной быстро, тихо, незаметно. Ну, ты помнишь как. Так… Стоп!
Опять вытащив рацию, я вызвал «Клевер». Ответил Ули.
Они выстрелов не слышали, работают по плану, никаких подозрительных движений на суше и море не отмечали. Описал ситуацию.
— Ули, делаем так… Заходите за мыс, встаньте поближе, там горы чуть прижимаются, долина сужается, группа канадцев, если что, будет отходить ближе к берегу. Про вас они наверняка не знают. Наблюдать, ждать, слушать эфир, работать будем по факту и готовности. Окончательного решения нет. И за морем смотреть! Как меня понял?
— Все понял, держим связь, Джай будет в башне.
— Gut.
И пошли мы с сильфидой меж деревьев привычной быстрой ходьбой, с пяточки на носок, с перевалочкой, с оконцовкой давления стопы на большой палец, как индейцы из племени черноногих. Не люблю я такого способа передвижения, не уважаю, все едино шумновато, но сейчас времени нет, а бегом никак нельзя, глупость это полная — по лесу бегать. Пригнувшись, мы вышли по зарослям на край массива.
— Ложись.
Достал бинокль, повел по большой поляне с купинами густых кустов. Тут есть где спрятаться… Где вы? Помогли свежие выстрелы. А дальномером? Ага, понятно… Патруль залег в небольшой рощице, назад ему спокойно не выйти: перекрывают канадцы. Видать, группы заметили друг друга практически одновременно. Ребята наши залегли, обустроились, пошла тупая позиционка.
— Ленни, смотреть тылы и подходы.
Переключил рацию на гарнитуру. Щелк!
— «Фокус», здесь «Рейнджер», противника вижу хорошо, дальние восемьсот пятьдесят метров к северу от меня.
— Ты где?
— У Назарбаева! — Я тоже разозлился.
— Федя. С меня за вас погоны сымут, даже ефрейтора не оставят, — тихо прошипел Фокин. — Если хоть царапина…
Некогда мне спорить.
— «Фокус», слушай внимательно! Твои опознали четверых, почти напротив. Винт у этих один, изредка постреливают, между группами триста метров. У остальных автоматы, типа не распознал. Один автоматчик беспокоит втупую, отвлекает… А вот сбоку, ближе ко мне, еще двое, только что подошли, твои их не увидят, там вал земляной. Готовят ротный пулемет, какой — не скажу, типа… Короче, чем-то похож на тот, что у американцев был во Вторую мировую, могу ошибаться. Лежать будут недолго, скоро эта парочка начнет наших прижимать, да так, что не высунешься. Технику тебе точно угробят. Как понял?
Щелк! Задумался старлей.
— «Рейнджер», что предлагаешь?
— Могу работать. Мне второй пулемет на судно позарез нужен.
— Сколько там, говоришь? Восемьсот пятьдесят метров, до ближних пятьсот? Ну-ну. Засекут и пойдут к тебе. Может, там еще прикрытие есть…
— Слушай, давай не будем друг друга учить. Сказал, что могу работать, значит, могу. Ты мне только скажи — гасить их или нет? Я еще не в реалиях, не знаю раскладов.
— Гасить: это вооруженные нарушители границы, оказавшие сопротивление.
— ROGER, работаем, не отвлекай больше, сам вызову.
Ближе подползать не будем: и здесь позиция неплоха.
— Ленни, смотри втрое, отсекай сразу.
Еще раз померил дальномером. Первые два патрона в магазине я заменил трассерами, снял и сложил тугой подушкой куртку, крепко обвязав «пакет» рукавами, положил под ствол. Ну, давай посмотрим. Вялая стрельба продолжалась. А четверка-то тем временем растяжки ставит по обходным!
— Передай Фокину про растяжки.
Парочка пулеметного расчета поползла наверх, чтобы ударить сбоку. Дистанция не изменилась, ветра нет. Первую осознанно положу чуть ближе, хочу увидеть недолет: долго стукать пристрелочными мне не дадут.
Ну, давай.
Дождавшись начала очередной огрызаловки, я плавно потянул спуск.
Хлопнул раз — и смотреть. Ага! В принципе все ясно, только чуть настильней будет на обычной пуле… Но лучше бы еще разок глянуть. Бах! На этот раз помощник пулеметчика что-то такое заподозрил, чуть повернул голову в мою сторону. Только уже поздно, парень, я прицелился.
Выдох — тяга.
Есть!
Пулеметчик, приняв мою третью пулю в бок, сразу рефлекторно сжался вокруг раны, разворачиваясь и падая на землю боком. Второй, перекатившись, развернулся ко мне, тут же переместился подальше и низом, перебежками рванул к остальным — попасть уже нереально, дистанция очень серьезная, мишень двигается, хорошо, что хоть первого удачно снял. Минус один у Феди.
Оставшиеся два патрона я выпалил по основной группе, уже не таясь и ни в кого, естественно, не попадая.
— Ленни, давай в них короткими: пусть заволнуются, начнут бегать.
Справа застучал «томми», а я перезаряжал винтовку, поглядывая на поле боя. Наши расклад уже знают, начали вести огонь поинтенсивней. А скоро и кавалерия появится.
— Сказала про растяжки?
— Угу. Еще палить? Патронов жалко.
Ишь ты, какая экономная.
— Давай, милая, давай, хороший трофей получим!
Не выдержав обстрела с двух сторон и нарастающей напряженности боя, канадские диверсанты перебежками поскакали на запад, отходя в сторону долины. Один хромает, другой держится за бок. А вот за вами Федя бегать не собирается, тут мое геройство кончилось, я рационалист. Опа, а у нас, похоже, тоже один подранен.
Снял и отключил гарнитуру: все равно отвлекает от природного шумового фона, хоть и маленькая.
Пш-шш…
— «Рейнджер» вызывает «Клевер». Вы где там?
— Готовы, Тео!
— Они твои, шкипер. Пошли к долине, пятеро, пулеметов нет, двое ранены. Гасите там, до кого дотянетесь.
Погромыхивая гусеницей, к месту боя подошел еще один «кеттенкрад», с шумом подлетел к засевшим пограничникам. Поди, теперь-то бронекоконы напялят после баталии… Следом катили два квадроцикла. Интересно, пойдут в погоню?
— Что-то людно тут становится, не находишь? Пошли-ка, родная, заберем свой законный пулемет, так оно надежней будет. Хоть и заявились мы… С бою взято, значит, свято, из рук не выдерешь.
Zicke понимающе кивнула, вбивая в «томми» свежий магазин.
— Закон фронтира, чувак.
Как ее не поцеловать? Я и поцеловал. Солнце, море и пальмы, пальба и поцелуи. Что еще нужно Феде для счастья…
Что я, правда, жаловался — мол, приключений не хватает?
Глава 4
КОГДА ЧУДЕСНО НАЧИНАЕТСЯ ДЕНЬ…
Петр Уксусников, шериф анклава, профессионал другой стороны обыденного
День для меня начинался просто замечательно — редко такое бывает, я как на допинге, — никто с утра не опаскудил настроения, чудеса.
Как с вечера договорились мы с Геной Самохиным, что утром прикачу к нему на Остров, так все и получалось. Шерифу устроить себе отгул непросто, поэтому пришлось постараться хоть как-то подбить нескончаемые текущие дела.
В сентябре погоды тут стоят отменные, синий бархат, да и в октябре не хуже. Дожди-предупреждения начинаются лишь в ноябре, с каждой декадой все более холодные, колючие. А пока — самое время для спокойной, вдумчивой рыбалки. Есть у Гены свои закутки, свои «правильные точки»: как же им не быть у главного браконьера. Это у них семейное: сынуля на «Стерегущем» хорошие места находит, папаша — по роду занятий. С тех пор как Самохин-младший ушел на катер, заменив Олега Бочкарева, Гена как-то затосковал, остепенился, теперь все чаще подумывает переехать с женой в Посад: годы берут свое, душа требует покоя, оседлости.
С Острова мы собирались быстренько долететь на сыновнем катере до какой-то заимки пониже Щитовой, а там и озерца есть захоронные, и кордон невеликий — балок да лабаз, в самой чащобе. Гена говорит, что в тех краях лучшая рыбалка на удочку: карасики, окушата, щучки молодые… Никаких вам трехпудовых нельм и осетров, этих и у Замка можно брать. А вот так, чтобы с удочкой, да у тихого омута… Самая лучшая рыбалка, мелочная, наша, родная.
У немцев, например, не так: слишком они рациональны.
Есть неподалеку от Берлина небольшой островок на озерце, там стоит бывшая локалка, ставшая детским оздоровительным лагерем летом и вторым центром скаутской подготовки зимой, так берлинцы в этот «водный бублик» зеркальных карпов запустили, в кулинарных целях. Зачем это все? Лучше бы дикое завелось, само собой. Но с немецкой точки зрения это нерационально.
И вот только я собрался на причал, как меня догнала радиограмма: Командор собирает совещание. Да не с утра, а очень уж неудобно — в обед. Все, думаю, накрылась моя рыбалка, день будет сложный — я верю в приметы.
На всех совещаниях, и не только у Сотникова, я сажусь отдельно — всегда так делаю, да. Подальше и чтобы незаметен был. В большом кабинете Главного такое «мое» место — за камином, я ставлю стул в уголок, сажусь и тихо слушаю, внимательно смотрю. Иногда говорю что-то, но очень редко.
Камин — это хорошо, жилище огня настраивает на спокойные мысли, даже если сам огонь и не горит. Меняешь ритм, это несложно. Каждый якут, когда садится перед печкой-камельком, становится философом, а когда садится верхом на лошадь — певцом, так говорят они сами. А я наполовину якут по матери, так что необходимое впитал.
Сегодня тут что-то особо нервно.
Кроме силовиков, сталкеров и разведки Потапова за столом и вдоль стен сидят все главы поселений — обсуждаются важнейшие для них вопросы, ключевые. Хорошо, что у шерифа свое место: теснота страшная.
Окно открыто настежь — иначе задохнемся, на дворе стоит теплый день, можно сказать, жаркий. И безветренный. Даже огромная «труба» донжона не дает тяги — антициклон, вода на реке как зеркало.
— Я тебя услышал, Руслан, садись. — Сотников указующе дернул подбородком, переложил бумаги. — Ну что, все по первому разу высказались? Хорошо.
Он встал, сделал пару шагов к висящей на стене огромной рукотворной карте земель — освоенных, разведанных и дальних.
— А теперь и я спрошу.
Интересный момент.
В такие мгновения я всегда смотрю на людей, на их реакцию. Мне вот понятно, что сейчас Главный начнет кипеть. Кто еще понимает это прямо сейчас? Вижу, Хромов, старшина Посада, понимает. И Семен Туголуков понимает. Эти пока будут молчать, мудрые, должность обязывает, им не воевать нужно, а развиваться. Не на убой людей слать, а новых добывать.
А Русик Бероев не понимает. И Фокин не понимает. К сожалению, именно те, кто больше всего общаются с человеком по долгу службы или просто на путях судьбы, порой его не понимают — довольно обычный случай.