Прошло довольно много времени, и старый Эмиль успел раздать почти все свои шоколадки. Подойдя к окну, он выглянул на улицу. Ветер стих, деревья и немногие пережившие холод цветы едва шевелились в ночном воздухе. На улице не осталось прохожих — впрочем, нет, вот у ворот как раз стоит один: высокий, очень худой, в подходящем для такого телосложения костюме скелета. Видимо, парень слишком устал или просто не решался войти во двор.
Эмиль свалил в пакет все оставшиеся шоколадки и открыл дверь.
— Иди сюда, любезный! — и он зазывно потряс сумкой. — У меня тут для тебя сладкий сюрприз!
Однако фигура в маске скелета не двинулась с места — лишь отрицательно качнулась голова.
«Ах так? Это что еще за глупости!» — рассерженно подумал Эмиль.
И поспешил к вытянувшейся у ворот фигуре.
Теперь он мог хорошо разглядеть ее.
Череп, на который он смотрел, был вовсе не маской.
IV
— Так, парни, давайте потише, — предостерег всех Ронни Сирз. — А то старушка Шарлотта опять разорется и вызовет полицейских.
Молодые люди, все еще одетые в хэллоуинские костюмы, привольно расположились на полу и на диванах (непременно свесив ноги с подушек и валиков) в комнате, в которой старина Элмер в свое время оборудовал звукозаписывающую студию. Некоторые — в основном совсем зеленые юнцы — дымили папиросами с марихуаной (травка им вовсе не нравилась, но надо же как-то выпендриваться перед друзьями), а остальные предпочитали травить молодые организмы обычным никотином.
Родители Ронни уехали из города, чтобы избежать праздничной суеты, и, как всегда в таких случаях, Ронни протянул из своего располагавшегося по соседству дома электрический провод и сумел включить в особняке свет. А еще он обнаружил на улице кран и запустил в доме водопровод. Особняк Хэррода давно стал чем-то вроде клуба местной молодежи, хотя обычно дело ограничивалось прослушиванием старых записей и просматриванием книг в библиотеке (запустить кинопроектор у них так и не вышло).
— Отвянь, Рон, — лениво отмахнулся кто-то. — Дай спокойно музыку послушать.
— Ага…
— Ладно, ладно, все понял, — вздохнул Ронни Сирз. — Но вот что я вам скажу, парни. Неправильную, неправильную музыку вы тут поставили. Надо реально страшную такую, ну, типа той, что доктор Файбс на органе бацает! А то фигня какая-то выходит — мы окрестных старперов злим, а должны напугать до смерти!
— Точно! Точно! Чтоб из них труха посыпалась! Старые пердуны, блин… Видали, как этот Эмиль Пердайсман конфетки раздаривал? С улыбочкой, блин… небось, тараканов туда намешал, старая погань…
— Да иди ты в задницу! Я кассеты перерывать не нанимался! Сами ищите свой страшный музон! Ну или давайте поставим чё-нить, что еще не слушали, а? Как вам? — И предложивший это молодой человек поднял небольшой диктофон с письменного стола Элмера Хэррода.
Диктофон нашли на трупе мистера Хэррода. Полицейские прослушали его несчетное количество раз в поисках разгадки таинственной смерти хозяина дома, однако записанные на пленку слова оказались сущей бессмыслицей. Чушь, самая настоящая чушь, которая никак не могла помочь расследованию.
— Ну давай, включай…
Из диктофона донеслись звуки ночи — шелест ветра в ветвях деревьев, странный топоток — словно от множества лапок.
— Фигасе, прям как на кладбище…
— Да ну, выключай! Слов-то не слышно!
И, словно желая опровергнуть это высказывание, диктофон выплюнул слова — их четко выговаривал голос Хэррода:
—
Туннель круто уходил вниз, в самые глубины земли, причем, судя по скобам для факелов, они здесь явно шли не первыми. В стенах то и дело попадались неглубокие ниши, Ронни светил в них фонариком, но они каждый раз оказывались совершенно пустыми. И никто, совершенно никто не попадался навстречу — даже крысы.
Они шли вперед, причем — почему-то — ускоряя шаг. Никто не желал оказаться в хвосте процессии, так что все сбились в стайку — настолько тесную, насколько позволяла ширина туннеля. А ход то и дело изгибался под странными углами и закладывал лихие петли, и каждый раз направление звука менялось: он то слышался сверху, то подплывал снизу, и, завороженные ритмичным распевом, мальчишки один за другим подхватывали речитатив, быстро попадая в такт и примериваясь ко все более привычным словам:
V
Мисс Мэри Пибоди уже довольно долго бродила по кладбищу — пожалуй, уже несколько часов. Похоже, она потерялась и не могла найти дороги наружу. Ей еще не приходилось бывать на кладбище ночью, и в темноте все выглядело совсем по-другому — по-другому и гораздо, гораздо страшнее. Топоток мелких лап слышался сейчас совершенно отчетливо, и время от времени до слуха ее доносился крик, явно принадлежащий кому-то, кто бился в смертной агонии.
Она прислонилась к стволу дерева, дрожа с головы до ног: тонкий свитер и так не очень-то грел, а ночь выдалась весьма холодной. Издалека доносился собачий лай, и она вздохнула с облегчением: звук свидетельствовал, что где-то неподалеку живут люди, стоят дома и проходит улица, по которой она сюда спустилась.
О, не то чтобы она не видела этой ночью людей — они ей попались сегодня во множестве, причем самых разных видов. По какой-то странной причине она все время оказывалась в Ведьминой Лощине — там собрались жаболицые и рыболицые люди, и совершали они какой-то странный ритуал, к тому же сопровождая его очень страшными звуками и пением.
Однако мисс Пибоди предпочитала оказаться свидетелем подобной церемонии, лишь бы не смотреть на черный высокий столб в новой части кладбища. Всякий раз, когда она проходила мимо, обелиск, как ей казалось, поворачивался вокруг своей оси, и от одного этого вида у мисс Пибоди начиналось головокружение.
— Мэй-миии!..
Ее окликнули откуда-то неподалеку. Мисс Пибоди внимательно прислушалась.
— Мэйми, где ты! Мне холодно и одиноко, Мэйми!
— Бенджи? Бенджи, это ты? Бенджи!
Однако ей не ответили. Мисс Пибоди поспешила на голос, едва не споткнувшись о собственный зонтик.
— Ах вот ты где, Бенджи…
И она быстро пошла к чему-то, что очень походило на Бенджи — таким, как она его запомнила. Маленький мальчик в кепке и старомодных ботинках. Однако Бенджи вдруг обернулся стволом дерева, и Мэри едва не налетела на него лбом.
Как же темно под этими деревьями… И как теперь отыскать Бенджи?..
Она развернулась, очень расстроенная — и едва не налетела на что-то, что загораживало тропу. Что-то очень высокое, очень темное и весьма выделяющееся даже на фоне ночной темноты.
Это что-то заступило ей дорогу и обвилось вокруг.
— Оставь меня! Ты не Бенджи!
— О нет, я — это он. Я был им когда-то… А ты — хотела ли ты и впрямь найти Бенджи? Ты же ударила меня по голове камнем и похоронила здесь! А ведь я еще дышал, когда ты меня закапывала…
— Отпусти! Мне больно!..
— О да, я твой Бенджи. Мне очень холодно, очень одиноко. А еще я очень, очень голоден…
VI
Ночь все тянулась и тянулась, исполненная стольких ужасов, что миссис Кармоди уже потеряла всякую надежду уснуть. Снова поднялся ветер и заколотился в окна ее спальни. За стеклами кто-то стонал — жалобно и пронзительно, словно баньши. Залаяла собака, ей ответила другая, потом третья и четвертая, словно псы заражали друг друга желанием побрехать в темноту.
И лаяли-то они безо всякого энтузиазма, наоборот, собаки словно делились горестями и пытались хором преодолеть какой-то безымянный страх. Словно их беспокоило присутствие незнакомца на улице. Незнакомца — или незнакомцев. Однако вскоре лай затих и сменился совершенно иными звуками: псы скулили и повизгивали, словно просясь, чтобы их пустили внутрь. И тут один из псов взвыл от боли, а остальные сорвались в панический, отчаянный лай. Миссис Кармоди казалось, что она видит, как несчастные создания рвутся с привязи.
Однако звуки, доносившиеся из дома Элмера Хэррода, пугали ее еще больше. Она снова и снова слышала знакомый сардонический голос Хэррода, и сердце отвечало страшным стуком, однако потом она сообразила: наверняка проигрываются какие-то старые записи. Да, точно, она видела эту передачу несколько лет назад — и узнала музыку и слова.
Затем голос Хэррода принялся читать нечто новое. Видимо, то были слова, совершенно бессмысленные на первый взгляд. Бессмысленные — однако, несмотря на кажущуюся непонятность, они внушали инстинктивное отвращение. Словно участники шабаша читали задом наперед строки из Библии… Слова внушали первобытный ужас, она чувствовала, знала, что когда-то и где-то их уже слышала, однако душа противилась даже малейшей попытке припомнить, когда же это могло произойти.
И тут, со стороны — о ужас! — кладбища, кто-то подхватил декламацию. Слова повторяли и прибавляли к ним новые — такие же мерзкие и невнятные. В отвратительной тарабарщине слышались словно бы имена запретных мест. Речитатив становился все громче и громче, и миссис Кармоди, задрожав от холодного ужаса, поняла, что тот, кто их произносит, идет сюда, на ее улицу. Однако, почему «тот» — те, ибо поющих явно насчитывалось больше одного…
И вдруг, неожиданно, звуки, доносившиеся из дома Хэррода, стихли. Однако на кладбище продолжилась какая-то возня: сначала миссис Кармоди показалось, что она слышит женские крики, а голоса, декламирующие бесконечный бессвязный монолог, и не думали униматься — напротив, они все приближались.
Теперь ее дом оказался в осаде. Со стороны кладбища послышался перестук тяжелых колес — знакомый перестук, ей уже приходилось слышать, как по улице проезжает повозка — и тихое ржание лошадей. Люди, правившие таинственным экипажем, молчали, лишь изредка перекидываясь словцом-другим. Они останавливались у каждого дома, словно уборщики мусора, чувствовалось, что двигаются они медленно, словно ворочая нечто тяжелое. При их приближении собаки принимались захлебываться в отчаянном лае. И вот теперь невидимые дроги остановились перед ее домом.
Она заледенела под простынями. Миссис Кармоди не то что не желала полюбопытствовать — она знать не желала, кто или что остановилось перед ее домом. До сего момента ей редко приходилось испытывать ужас, однако сейчас она чувствовала себя испуганной как никогда в жизни.
Послышались звуки, словно кто-то осторожно взбирался вверх по ступенькам ко входной двери, подтаскивая себя вверх, к крыльцу, подволакиваясь через крыльцо к двери. Потом этот кто-то (или все-таки что-то?) подергал ручку и зацарапался — словно у этого кого-то были когти! — в дверь и потом в окна. Она лежала и слушала, затаив дыхание, не в силах пошевелиться от ужаса. Однако таинственный посетитель не успокоился на этом и проделал все — от окна до дверной ручки — в обратном порядке. И сволокся вниз по ступеням. Однако затем она услышала, как нежеланный гость медленно, до ужаса медленно прошел по дорожке и остановился под окнами спальни.