— «По-дружески»! — проворчал я себе под нос. — С такими друзьями врагов не надо!
— Все не можете забыть Добрин? — Улыбка гостя стала такой участливой, что хоть волком вой от показного дружелюбия. Ведь притворяется, гад, но как умело! — Понимаю… Тогда — чисто по-человечески. Вы ведь могли погибнуть в схватке с мроем![6]
— И лишить вас удовольствия прикончить меня самостоятельно! — не выдержал я.
— Поверьте, Груви, ваша смерть не входит в мои планы. — Инквизитор прижал руку к сердцу. — Особенно если учесть, кем вы являетесь.
Ну все, приплыли! Теперь студенты мне прохода не дадут, пока не допытаются, что имел в виду этот тип. Вон уже глаза так и горят, особенно у девчонки.
— Зачем вы пришли?
— Удостовериться, что с вами все в порядке, — опять эта противная улыбка.
— Удостоверились? Тогда…
— Понимаю. Удаляюсь. Но не прощаюсь!
Выразительно постучав ногтем по своему медальону — намекает, что я мог бы носить такой же! — инквизитор повернулся и спокойно ушел.
Я, как подкошенный, рухнул в кресло. Откуда-то возник Зверь, запрыгнул на колени и с урчанием стал тереться мордой о подбородок. Куббик наполнил мой бокал вином. Студенты, забыв про дела, таращили глаза.
— Ну и ну! — первой не выдержала девушка. — Рассказать кому — не поверят! А откуда он вас знает?
Вот ведь настырная! Или глупая. Впрочем, рано или поздно это станет известно.
— Я сидел в инквизиторской тюрьме.
Выпалив эти слова, залпом допил вино, встал и ушел. Настроение испортилось всерьез и надолго. За моей спиной несносные студенты бегом ринулись к выходу — понаблюдать за таким зрелищем, как уходящий из логова некромантов живой инквизитор.
Тем временем где-то…
К вечеру погода испортилась — задул резкий ветер, похолодало, небо заволокли низкие тучи. На горизонте, в той стороне, где полыхал багровый закат, время от времени вспыхивали зарницы — начиналась гроза. По всему выходило, что вскоре после полуночи ветер должен будет пригнать непогоду сюда.
В большом зале в камине ярко пылал огонь; наступала осень, и в старом замке было прохладно. Граф Марек Гневеш с семьей и домочадцами сидел здесь.
Сегодняшний день был особенным: ровно в полдень в семейный склеп были положены останки найденной в одной из башен замка девушки. Судя по сохранившемуся портрету, это было тело той самой Аниты Гневеш, которая казалась спящей. Но что это за сон, который длится больше тридцати лет? Ответ на этот вопрос мог бы дать квалифицированный некромант, но вызывать из города специалиста граф не захотел. Он своими глазами видел прекрасно сохранившийся труп и отдал приказ перенести тело в склеп, что находился в старом парке.
Парк больше напоминал лес, ибо последние пятнадцать лет за ним никто не ухаживал. Деревья и кусты росли как хотели, трава и опавшие листья погребли под собой дорожки. Пруд зарос тиной и осокой, а деревянный навес над скамьей на берегу нуждался в починке. Не осталось ничего и от посаженных еще при бабушке Аниты Гневеш лекарственных трав и грядок с пряной зеленью. На этом месте буйно поднимались заросли крапивы и бурьян. И склеп, высившийся в противоположном от замка крае парка, казался обиталищем мертвецов с полным на то основанием.
— Не хотела бы я оказаться там, — качала головой графиня Гневеш, вспоминая мрачные стены из красновато-бурых каменных глыб, заросшие мхом и лишайником так, что рассмотреть, были ли они когда-то покрыты резьбой, уже не мог никто. — Как представлю… О, нет!
— Это усыпальница нашего рода, сударыня, — ответил граф Марек.
— Это усыпальница вашего рода, сударь, — холодно возразила графиня. — Я — урожденная Цепеш и желаю покоиться вместе с моими родственниками. И мне страшно представить, что мои дети, — тут она посмотрела на Бланку и Луциана, — когда-нибудь окажутся в тех ужасных стенах.
— К тому времени им будет уже все равно, — хмыкнул граф.
— Вы должны начать строительство новой усыпальницы, — стояла на своем его жена. — Еще есть время, чтобы выстроить новую, более просторную, светлую… и не такую мрачную! И надо облагородить парк. Все эти старые деревья давно пора вырубить. Многим из них больше ста лет. Такое старье пора на свалку!
— Как тебе будет угодно, — сухо откликнулся Марек Гневеш.
— И надо обязательно обновить наш дом в городе! — продолжала графиня. — Пристроить еще одно крыло, расширить крыльцо. Мы же теперь владетельные графы и должны соответствовать титулу.
Голос этой женщины почти заглушал звуки начинающейся бури. Но когда графиня ненадолго замолчала, сразу стало слышно, как воет ветер за окнами.
Сидевшая недалеко от матери Бланка слегка побледнела и опустила взор. Виконт Ламберт наклонился поближе:
— Вам нехорошо?
— Нет-нет, — пролепетала та. — Мне просто вспомнился… пруд. И еще…
— Усыпальницы, — подхватил Ламберт. — Ваша матушка права — жуткое место!
— Нет, вовсе не усыпальница, а сама Анита. — Бланка вскинула глаза, светлые, большие, под изогнутыми бровями. — Я ее видела! В гробу!
— Мы все ее видели.
— Да, но я почему-то не могу отделаться от мысли, что…
— Что такая молодая и красивая женщина умерла внезапно во цвете лет?
— Что она… — Девушка побледнела еще больше и, вытаращив свои и без того большие глаза, прошептала: — Что она все еще здесь!
Ламберт оглянулся по сторонам. В дальних углах зала, несмотря на яркий огонь в камине и свечи на столах, собирались мрачные тени. Даже развешанные по стенам гобелены не оживляли общую картину.
Внезапный раскат грома потряс замок и заставил всех присутствующих вздрогнуть. Многие подумали одно и то же: «Анита!» Почти треть века ее тело нетленным покоилось в одной из комнат замка, а сегодня его унесли и положили под могильную плиту. И сразу же раздался стук в дверь.
Бланка взвизгнула от страха. Графиня удивленно и гневно вскинула брови. Граф встал. Он, конечно, не верил во всю эту чушь, но…
Но на пороге показался начальник ночной стражи, и все перевели дух.
— Милорд, — стражник сделал шаг, — прикажете запереть внешние ворота?
— Давно пора было это сделать, — грубее, чем нужно, ответил граф, досадуя на то, что на миг поддался суеверному страху. — Выполняйте!
Стражник ушел, но после этого незначительного события никто уже не захотел дольше засиживаться за столом, и домочадцы и гости один за другим стали расходиться.
Постепенно замок затих. Но вой ветра и шум начинающегося дождя не мог заглушить чьи-то неверные шаги.
Оказавшись в своей комнате, в полумраке за тяжелыми портьерами и мощными деревянными ставнями, которые надежно закрывали ее от внешнего мира, Бланка почувствовала себя увереннее. Огромный дом производил на девушку тягостное впечатление. Эти мрачные стены, эти башни и винтовые лестницы. Просторные залы, где звук терялся и искажался, мощенный камнем внутренний двор, узкие окна-бойницы, ров и надвратная башня. Замку Гневешей было несколько столетий, и последние два десятка лет он медленно ветшал и старел.
Что-то потянуло ее к окну, хотя сейчас, ночью, рассмотреть что-либо было трудно. Но Бланка все равно подошла и с усилием распахнула ставни.
Порыв холодного ветра с первыми каплями дождя ворвался в комнату, разметал занавеси. Свеча, которую девушка принесла с собой, погасла, но девушка заметила странные огни вдалеке.
До города слишком далеко, да и не похоже это на зарево пожара. Усыпальница? Но она, кажется, с другой стороны, на ту часть парка, где она располагалась, выходят окна соседней комнаты, где положено спать даме-компаньонке. Она и сейчас там была — сорокалетняя старая дева, мирно спавшая и видевшая сны. Девушка выскользнула из платья и, оставшись в одной нижней сорочке, скользнула под одеяло.
Сначала ей показалось, что постель ужасно холодна. И это было странно — ведь уже началась осень, и служанки стали класть к ногам нагретые в печи, завернутые в ткань булыжники. Но потом девушка поняла, что не сама постель остыла, просто в ней под одеялом уже лежит что-то холодное.
От страха у Бланки закружилась голова, ее всю затрясло, но она все-таки протянула руку и…
И пальцы наткнулись на чье-то неподвижное, холодное, как камень, лицо.
Истошный визг услышали все.
Конечно, этот визит не мог не сказаться на моем душевном здоровье. Инквизитор приходит в гости! Одного этого было достаточно, чтобы в душе ожили все тягостные переживания прошлого года. Я расстроился так сильно, что даже госпожа Гражина однажды заметила, за завтраком подавая мне яичницу с салом:
— Шо это вы, Згашик, такий смурный? Може, вам куда-нито съиздить?
— Угу, — мэтр Куббик орудовал ложкой так, будто только что вернулся из голодного края, — например, в челюсть…
Сидевшие напротив студенты захихикали. Наивные! Думают, раз они еще молоды, их может миновать чаша сия!
— Я здоров. — В доказательство своих слов ткнул в яичницу ножом так, словно это было лицо моего злейшего врага.
— А если серьезно, Згаш, — проглотив то, что у него было во рту, мой партнер потянулся за добавкой, — вам стоит ненадолго сменить обстановку. Хватит киснуть в четырех стенах!
— Я не кисну!
— Киснете! Вы же под домашним арестом. Вот что, собирайте-ка вещи и отправляйтесь в объезд по округе. Посетите две-три деревеньки, развеетесь… Кого-нибудь из этих оболтусов с собой прихватите.
— Вы мне предлагаете уехать из Больших Звездунов? — не верилось, что законопослушный мэтр может такое сказать. — Но это же…
— Форс-мажорные обстоятельства. В крайнем случае, я вас прикрою. Напишу графу Масу, он подтвердит, что вы находитесь временно в его замке. А если инквизитор вздумает туда нагрянуть, пусть граф скажет, что вы только что выехали и разминулись буквально на полчаса.
— А здесь вы скажете, что я действительно только что тут был, но уже уехал?
— Именно! — кивнул Куббик. — И пусть попробует спорить. Сначала доказательства предъявит, а там поглядим…
Я покачал головой. Заманчиво было ненадолго вырваться из-под присмотра ордена. В конце концов, тварь я дрожащая или как? И натянуть нос инквизитору ох как хотелось… В конце концов, неужели меня не отмажут совместными усилиями гильдия и Анджелин Мас? У него такая разветвленная родословная, что если поднимет старые генеалогии, выяснится, что сам король ему родня.
— Ну, так кого берете с собой? — Мэтр правильно все понял по выражению моего лица.
Студенты напряглись. А зря, выбор уже был сделан.
— Зимовита хочу взять, — сообщил я. — С Дорис… прошу прощения, Марджет уже ездил на вызов, теперь его очередь.
— Но… — распахнула ротик девушка.
— Нормально, — кивнул парень. — Баба с возу — кобыле легче!
— За кобылу ответишь! — взъярилась студентка.
— Отставить! — повысил голос мэтр, шлепнув ложкой по миске так удачно, что ошметки овощного рагу полетели именно в спорщиков. — Пусть едет Зимовит. А мы с Марджет и без того найдем себе занятие.
Госпожа Гражина выразительно кашлянула и как бы невзначай перед тем, как поставить сковороду в печь, взвесила ее на руке.
Намек был достаточно понятен. Хотя в отношениях моего напарника и нашей домоправительницы и наступили кое-какие потепления, о том, чтобы ей переселиться жить к нам и тем более о свадьбе никто не заикался. И это злило госпожу Гражину, заставляя ее ревновать. На самого Куббика она сковороду не поднимет, а вот студентке достанется. В лучшем случае ее перестанут кормить и обстирывать. В худшем у некромантов резко прибавится работы.
Все прекрасно поняли телодвижения домоправительницы, и мэтр быстренько отыграл назад:
— А с другой стороны, лишняя пара рук в походе не помешает. Ну, мало ли…
— Кулеш сварить, носки постирать, — поддакнул Зимовит.
На том и порешили.
Мы направились в сторону, противоположную Малым Звездунам, вдоль реки Звезды, вниз по ее течению. Два года назад я проезжал этим путем, когда спешил сюда навстречу судьбе.
Дорога сделала поворот, спускаясь с одного холма и по дуге обходя другой. Предместья пропали из вида, кругом расстилались желтые поля, и дышать стало легче. Шла страда — виднелись фигуры косарей и жнецов. Урожай в этом году обещал быть хорошим, народ высыпал в поле, оставив по домам только стариков, больных и детей.
Я ехал впереди, студенты — следом. Городской магистрат выделил практикантам двух коней из конюшни при ратуше. Там до сих пор имелось что-то вроде городского гарнизона — десятка два вояк, исполнявших в мирное время роль городской стражи, и несколько лошадей. Лошади чаще использовались для перевозки тяжестей, чем под седло, так что студенты были не слишком довольны. А у меня, как назло, был крупный породистый мерин, умный, как человек. Именно на нем в прошлом году довелось возвращаться в Большие Звездуны из добринской тюрьмы. Мне тогда было плохо — состояние называется «не дали похмелиться, гады», а не то, что вы подумали, — укачивало ужасно, и мерин сам сообразил, что надо останавливаться через каждые полверсты, чтобы всадник полежал на травке, приходя в себя. Серый в яблоках красавец так контрастировал с разбитыми одрами студентов, что издалека меня можно было принять за лорда, путешествующего в сопровождении оруженосца и слуги.
Дорога сделала еще один поворот, и мы миновали развилку. По одну сторону лежала отдыхающая под паром земля, по другую стеной вставал еще не готовый к уборке лен. За полем виднелась деревушка, но три всадника решительно направились мимо.
— А мы туда не заедем? — Дорис-Марджет кивнула на домики.
— Нет.
— А почему? Насколько я поняла, инспекционная поездка состоит в том, чтобы объезжать все деревни и села?
— Отнюдь не все, а только те, где действительно что-то произошло.
— А откуда вы знаете, что там ничего такого не случилось? — поддержал подругу Зимовит.
— Давайте включим логику, — предложил я. — Эта деревенька находится достаточно близко от города. Мы в седлах всего три часа, едем не торопясь, а коли спешить, за час добраться можно. Если бы там что-то приключилось, селяне давно бы отправили заказ. Но его не было. Так что мы тихо-мирно едем дальше.
— И долго нам ехать?
— А что, задницы уже болят? — Я небрежно развернулся в седле. — У вас сколько часов наезжено?
— Сто шесть… и сегодня еще три, — подсчитал Зимовит.
— Восемнадцать, — буркнула Дорис-Марджет, отводя взгляд.
Все ясно. Девчонка просто-напросто пропускала уроки верховой езды. Вот пусть и пожинает плоды!
— До следующей деревни доедем — там передохнем и заодно спросим, не слышно ли чего, — пришлось сменить гнев на милость.
Слухи и сплетни гораздо более надежный источник информации, чем официальные сообщения. Там, конечно, многое преувеличивается, но зато вряд ли кто станет сочинять небылицы о том, что на соседей напали упыри, просто так, от скуки. Тем более сейчас жаркая страда в разгаре, а погода портится, как бы дождь не пошел.
Расчет оказался верным. Еще пару часов спустя мы въехали в большое село, там имелась даже собственная часовенка Свентовита, возле которой раскинулась торговая площадь. Домов было около полусотни, пришлось выбирать, где останавливаться.
Мне приглянулся забор, возле которого собрались три старухи, присматривающие за копошащимися рядышком внучатами.
Спешившись и попросив напиться, небрежно поинтересовался, не слышно ли в деревне чего-нибудь эдакого.
— На жальнике все спокойно? Собаки не лают? Кошки не воют? Ставнями ночами никто не скрипит?
— А чаво им скрипеть-то, когда они давно ишшо смазанные? — ворчливо отозвалась одна бабка. — И кошка у мене тихая. Стара она, чтоб ночами-то орать.
— А никто из покойников ночами не вставал?
— Да ну тя, господарь, — отмахнулась собеседница. — Ишь, чаво вздумал — на ночь глядя всякими ужасами стращать!
— А ежели дети услышат? — поддержала ее другая. — Полночи криком кричать станут.
— Не, у нас тихо все, — помолчав, вступила третья и на всякий случай добавила: — И у соседей тоже.