– Вчера они ударили по нашему штабу в Питере. Восемнадцать погибших. Потеряно все. Все! Документы, хроники, переписка – все это сгорело при пожаре. Милиция, конечно же, списала все на бандитские разборки, хотя...
– Хотя вы на самом деле совсем не бандиты, – не удержался я. – Такие беленькие и пушистенькие. Ну прямо ангелочки.
– На самом деле это первый шаг к апокалипсису, – невозмутимо закончил Рогожкин, будто бы и не заметив моей непочтительной выходки. – Мировая война не нужна ни нам, ни им...
Негромко запищал мобильник. Рогожкин недовольно скривился и, вытащив его, приложил к уху.
– Да... Я слушаю... Конечно, шеф... Да... Да, контакт установлен... Он здесь, рядом со мной... Да, шеф... Сделаю... – Федор убрал мобильник и снова повернулся ко мне: – Шеф передает тебе пламенный привет, Зуев.
– Скажи ему, что я весьма польщен, – мрачно буркнул я.
– Сам скажешь при встрече. Значит так, Антон Зуев, сейчас ты можешь отправляться по своим делам, а завтра я за тобой зайду. И готовься к дальней поездке.
– Ага... Ща-ас, разбежался!
Рогожкин глубоко вздохнул:
– Слушай, Зуев, у тебя ведь нет выбора. Выйти сухим из воды ты не сможешь, и сегодня вопрос стоит так: либо мы, либо они. И это значит, что или ты делаешь то, что я тебе скажу, или мы забираем кольцо, а эту процедуру ты, скорее всего, не переживешь. Помни, Зуев, твоя жизнь зависит только от тебя. – На мгновение усталая грусть в глазах Рогожкина сменилась выражением хищным и холодным.
Его взгляд буквально пронзил меня насквозь, привнося в душу страх и ощущение нависшей над моей головой смертельной опасности. Я отпрянул, содрогнувшись и чувствуя, как на запястье свинцовой тяжестью наливается кольцо вероятности. А в следующую секунду все исчезло. Федор снова смотрел на меня устало и чуть-чуть улыбаясь.
– Ну, бывай, Зуев. До завтра.
Он тяжело поднялся, скривился и извлек из кармана предмет, похожий на портсигар. Из портсигара появился шприц, наполненный какой-то буроватой дрянью. Рогожкин быстро сдернул колпачок с иглы и умело всадил шприц себе в плечо. Я поморщился. Не наживаемся на людских пороках, значит? А сам колет себе какую-то мерзость.
Федор облегченно вздохнул и зашвырнул пустой шприц в кусты.
– И последнее, Зуев. Не пытайся от нас сбежать. Скрыться от Братства ты не сумеешь даже на Северном полюсе. А, кроме того, у нас ведь останется твоя жена.
Он ушел, а я еще долго глядел ему вслед, сжимая кулаки и пытаясь унять бурлившую во мне ярость. Сейчас я даже пожалел, что в том бумажном пакете оказался не пистолет, а всего лишь печенье. Так хотелось всадить этому уроду пулю между лопаток... И потом будь что будет.
А-а... Мать вашу...
Беззвучно матерясь, я медленно поднимался по лестнице, любуясь оставленными на стене после перестрелки глубокими выбоинами. Сбитая пулями штукатурка хрустела под ногами. Блин, сколько дней уже прошло, а убрать никто так и не удосужился.
Я остановился перед дверью, украшенной несколькими наспех приколоченными фанерными заплатами. Но по крайней мере дверь была на месте – я помню ее валявшейся на полу после того, как несколько психованных молодчиков ворвались в мою квартиру. Теперь она снова висит на вывороченных петлях. Наверное, Иванович помог, надо будет при случае поблагодарить. И за то, что навещал меня в камере, – тоже. Ольга вот ни разу не была, хотя, может быть, ее и не пустили.
Подняв руку, я негромко постучал. Звонок не работал – в этом я уже успел убедиться.
За дверью царила настороженная тишина. Ни звука. Я уныло кивнул. Ольгу можно понять. Она там сейчас одна. В разгромленной квартире, испуганная, дрожащая, шарахающаяся от каждой тени. Сейчас небось сжалась в кресле, боится даже глаза поднять. Я бы на ее месте так себя и вел. Или, что вероятнее, вообще под кровать забился.
За дверью по-прежнему было тихо. А может, ее нет дома? Или Рогожкин?.. Решительно отбросив такие мысли, я снова несколько раз стукнул в дверь.
Тишина. Потом едва слышно раздался какой-то тонкий, почти неузнаваемый голосок:
– Кто т-там?
Милая, любимая, родная, ты жива! Ты дома. Оля, я тебя люблю!
– Это всего лишь я. Быстро прячь любовников на балкон и открывай дверь своему верному мужу.
Дверь распахнулась, со скрежетом пробороздив бетонные плиты пола. Машинально я отметил вырванный автоматной очередью замок и перекосившиеся петли. Чтобы открыть эту дверь, теперь не нужны были ключи, достаточно всего лишь пинка.
– Все, можешь войти. Только под кровать не заглядывай.
Храбрится. На подбородке ссадина, губа разбита, глаза покраснели от слез. И взгляд испуганный, но в то же время счастливый.
Я шагнул вперед и обнял ее. Зарылся лицом в ее волосы.
– Оля. Любимая. Все кончено. Все, Оленька. Все теперь будет хорошо. – Врал я, конечно, бессовестно врал, но так было надо. – Ты жива, я тоже. А все остальное – не важно. Оля...
Ольга тихо плакала, уткнувшись мне в плечо. Я ласково поглаживал ее по спине.
Что же ты пережила? Какого страху натерпелась, когда вокруг свистели пули, когда в двух шагах от тебя упал на пол прошитый очередью человек, когда твой муж с безумным воплем выскочил в окно, чтобы рухнуть вниз головой с четвертого этажа? Беготня, стрельба, драка. Милиция, с ходу ворвавшаяся в квартиру и выволокшая тебя из-под стола. Я сам до сих пор не верю в то, что это все происходило на самом деле. Иногда кажется, что вот сейчас я проснусь и все будет иначе. Все станет таким же, как и раньше. И я встану утром под монотонное тарахтение будильника, пойду на работу, поздороваюсь за руку с ухмыляющимся Валеркой, которого все зовут не иначе как Медведем... Но этого не будет. Все это осталось в прошлом.
В сегодняшнем дне у меня разнесенная вдрызг квартира, доведенная до тихой истерики жена, подозревающий меня во всех смертных грехах майор Таранов и чертово Братство Придурков на хвосте.
А завтра?.. О завтрашнем дне не хотелось даже и думать. Что затеял этот Рогожкин? Что хочет от меня его идиотская организация? Чем я могу помочь ему, и как бы мне ухитриться провернуть дело так, чтобы выбраться из этой каши живым?
– Все хорошо, Оля. Все будет хорошо...
Я закрыл протестующе заскрежетавшую дверь, подхватил Ольгу на руки и отнес в комнату. Уложил на кровать, поцеловал и молча сел рядом. Оля держала меня за руку, стиснув пальцы так, что мне было больно. Но я терпел.
– Я хотела прийти к тебе, – захлебываясь, бормотала она, – но меня не пустили... Я ждала... Семен Иванович сказал, что тебя скоро выпустят... Они что-то нашли... Я верила, что все еще образуется...
– Тише, тише. Спи. Конечно, все образуется.
Я ждал, пока она не уснула. Потом осторожно высвободил руку и встал. Осмотрелся.
Да, наша скромная квартирка все еще напоминала место мамаева побоища. Изрытые щербинами стены и превращенная в щепу мебель. На месте люстры торчали два обрывка провода, зеркало исчезло, оставив только широкую круглую раму, у стены сиротливо притулилась хромая табуретка с тремя ножками. Но при этом было видно, что здесь уже поработали хозяйственные руки моей жены. Весь мусор куда-то исчез, вместо выбитого стекла вставлено новое, кровавые пятна со стен были удалены вместе с клочками обоев. В углу стояло ведро, наполненное мыльной водой, рядом валялась тряпка.
Я вздохнул, заглянул на кухню, в туалет. Поморщился. Следы разрушений были и здесь. Осмотрев пробитую пулей кастрюлю, я задумчиво пожал плечами и осторожно водрузил испорченную посудину на холодильник.
Наше жилье после того незабываемого дня требовало капитального ремонта. Эх, жаль, что денежки Михаила сгинули в милицейских застенках, сейчас они бы ох как пригодились.
Да, тогда было бы гораздо проще.
Несколько минут я смотрел на свернувшуюся калачиком Ольгу, потом вышел на балкон и глубоко вдохнул пахнувший надвигающейся грозой воздух. На улице уже почти стемнело. И если бы не затянутые тучами небеса, то можно было бы разглядеть, как одна за другой зажигаются на небе первые звезды.
Глядя на многочисленные огни соседних многоэтажек, я методически перебирал в уме события сегодняшнего дня, раскладывая все по полочкам. Перед глазами все еще стояло постное лицо майора Таранова и ухмыляющаяся рожа Рогожкина, в грустно-спокойных глазах которого медленно разгоралась ледяная искорка презрения и готовности немедленно нажать на спуск.
«Ты нужен нам», – сказал Рогожкин. Итак, это необходимо обдумать. Я им действительно нужен? Всесторонне рассмотрев эту мысль, я пришел к неизбежному результату. Нет. Я им совершенно не нужен. Зачем Братству возиться с лопухом, оказавшимся настолько глупым, что сдуру нацепил на руку кольцо вероятности, ничего о нем не ведая? Гораздо проще забрать кольцо и передать его кому-нибудь из более достойных кандидатов. Но ни Михаил, ни Рогожкин так этого и не сделали, хотя неоднократно грозились. Вывод: либо я гораздо более ценная фигура, чем они пытаются показать, либо... Либо действует еще какой-то фактор, которого я не знаю. Это тоже не исключено. В конце концов, что я знаю о кольцах? Ничего, кроме того, что сказали мне Михаил и Федор.
А что они мне сказали?
Я постарался вспомнить долгую речь Рогожкина. Он говорил... А ведь ничего конкретного он мне не сообщил. Только толкал какие-то сказочки, замаскировав их под историю Братства.
Семнадцать колец. Хм... Ну ладно. Пусть будет семнадцать. Семнадцать всемогущих людей, способных с легкостью перевернуть историю всей Земли. Предположим. Скрывшиеся в тени неизвестности полубоги, которые, опутав своими ниточками все человечество, ведут его известными только им самим тропами. Мм?.. Сомнительно. Правительства большинства стран – это всего лишь марионетки, пляшущие по воле незримых кукловодов с белесыми ободками колец на запястьях. Ох... Черт... Об этом даже и думать не хочется. Ведь если это правда, то получается, что... Ой-ой-ой! Лучше бы я этого не знал!
Но кто сказал, что я должен верить словам Рогожкина? Он изложил довольно связную и почти логичную историю, хотя только одному богу известно, сколько в ней правды. О чем он умолчал? Я был больше чем уверен, что Федор поведал мне только то, что счел необходимым. Вероятно, его треп – сплошная липа, замаскированная жалкими клочками правды. Быть может, сегодня не было сказано ни слова правды. Хотя... Невозможно отрицать, что где-нибудь во всей этой трепотне могло затеряться драгоценное зерно истины. Возможно, я просто не могу разглядеть его.
Хорошо. Пусть будет так. Мне, собственно, безразлично, что наговорил сегодня Рогожкин. Сейчас передо мной стоит одна проблема: как выпутаться из всего этого, не потеряв головы и сохранив в живых свою очаровательную жену?
Что же хочет от меня Рогожкин? Он хотел, чтобы я отправился с ним куда-то, черт его знает куда. Ладно. Пусть так и будет. Я поеду. Что дальше? Если бы он хотел меня убить, то мог бы сделать это давным-давно. Если бы он хотел забрать кольцо – забрал бы. Так какого дьявола ему от меня надо?
Рогожкин, чтоб тебе пусто было... Твоими бы устами да мед пить.
Где-то не слишком далеко отчетливо громыхнуло. Я вытянул руку и ошутил, как о ладонь тяжело шлепнула тяжелая дождевая капля. Гроза приближалась.
Я вернулся в комнату и, раздевшись, нырнул в постель, хотя сна не было ни в одном глазу. За окном снова раздался раскат грома. Уже гораздо ближе. Ольга чуть вздрогнула во сне, что-то едва слышно пробормотала, но не проснулась. Я осторожно обнял ее, стараясь не разбудить, и слепо уставился в окно, периодически озаряемое вспышками молний.
Глава 5
Телефон заверещал ни свет ни заря. Моментально вскочив, я с трудом подавил искреннее желание вышвырнуть ненавистный аппарат в окно.
– Слушаю! – Я машинально взглянул на часы. Черт! Еще семи не было. Проклятый телефон! Если эта чертова машинка разбудила Ольгу, я... Я не знаю, что с ней сделаю... – Кто это?
– Привет, Зуев. С добрым утречком.
Блин... Это же мой вчерашний собеседник, чтоб его черти драли. Федор Рогожкин. Вот кого я совсем бы не хотел слышать. Тем более в такую рань.
– Что надо? – не слишком-то любезно бросил я.
– Поговорить. – Голос Рогожкина прямо-таки излучал жизнерадостность. – Тут работенка одна сыскалась. Как раз для тебя. Давай поднимайся и выходи к подъезду. Я буду через десять минут.
Я успел только что-то неразборчиво проблеять, а он уже тараторил дальше:
– Давай собирайся, Зуев. И не забывай, о чем мы вчера говорили напоследок. Счастливо.
В трубке послышались короткие гудки. Я вздрогнул, поежился и аккуратно вернул трубку на свое место.
– Антон. – Ольга все-таки проснулась и теперь испуганно смотрела на меня, закутавшись в тонкую простынку. – Антон, что-то случилось?
Что-то случилось? Я едва сдержался, чтобы не заорать. Да, случилось! Еще как случилось!
Вчера я уснул, так и не придя ни к какому решению. Половину ночи я ворочался с боку на бок и вздыхал, глядя на счастливо посапывающую Ольгу. А потом решил отложить решение на утро. Но теперь...
– Нет, Оля. Все нормально.
На мгновение в голове мелькнула мысль плюнуть на все и спокойно забраться на кровать, чтобы досмотреть последний сон, а Федор пусть проваливает ко всем чертям. Но эту соблазнительную идейку я постарался быстренько прогнать. Если Рогожкину надоест меня ждать, то с него станется снова вломиться сюда во главе десятка головорезов, чтобы вытащить меня за ноги. О господи, за что мне это наказание?..
Я взглянул на левое запястье и недовольно скривился. Вот она. Вот причина всех моих бед. Сконцентрировав всю свою нерастраченную злобу, я мысленно рявкнул, обращаясь к кольцу: «Ты! Немедленно вылезай! Быстро! Убирайся из моего тела!»
Чертово кольцо вероятности! Как же. Так оно и разбежалось. Проклятый браслет даже не подумал выползти наружу. Никакой реакции.
– Я ненавижу тебя, – едва слышно сказал я, обращаясь к скрытому внутри моего тела кольцу. – Я тебя ненавижу, тварь. Если бы ты знало, как я тебя ненавижу.
Никакой реакции со стороны браслета. Еще бы. За те тысячи лет, которые он видел в этом мире, его явно сотни раз проклинали и благословляли. Что этому древнему реликту какие-то слова ничтожного человека?!
– Что? Тоша, что ты сказал?
– Ничего, Оля. Все нормально. Не обращай внимания. – Я с лихорадочной поспешностью влез в брюки и потянулся за рубашкой. – Ольга, я хочу тебе кое-что сказать.
Она непонимающе смотрела на меня, а в ее глазах снова полыхала искра страха.
– Оля, я хочу, чтобы ты уехала к маме... Нет. Не говори ничего. Просто выслушай и сделай все, как я прошу. Поверь мне, так будет гораздо лучше. Ты должна уехать к маме в Новосибирск. Возьми деньги в коробке из-под конфет и езжай.
– Антон...
– Оля, пожалуйста, не спорь. Так надо.
– Тоша...
Но я уже вылетел за дверь.
Около подъезда стояла машина. Черная «волга». Тонированные стекла были опущены, и я сразу же узнал сидящего за рулем Рогожкина. Рядом с ним расположился какой-то незнакомый мне тип в костюме с галстуком.
– Еще раз доброе утро, Зуев. Садись. – Федор расплылся в широкой улыбке, вызвавшей у меня желание заехать в эту ухмыляющуюся рожу кулаком. – Пересядь назад, освободи человеку место. – Это уже относилось не ко мне, а к его соседу.
Мужик беспрекословно повиновался, покинув переднее сиденье. Я машинально кивнул ему, он кивнул мне в ответ, но ничего не сказал. Зато Рогожкин трещал без умолку:
– Извиняйте, что пришлось встать так рано, но дело не терпит. Да ты садись. Расслабься. Ехать придется долго.
«Волга» рванула с места так, что у меня зубы клацнули. Мы выехали на дорогу и понеслись, не обращая внимания на сигналы светофоров и возмущенные гудки редких в это раннее утро автолюбителей. Рогожкин увлеченно вертел руль, лихо бросая машину на обгон и только чудом уходя от столкновения в самый последний момент. И при этом не переставал болтать.
– Хорошее утречко, правда? Самое подходящее для того, чтобы подложить свинью Старому Братству. Вчера мы хотели отправить тебя, Зуев, в одно надежное местечко, но, похоже, планы немного изменились. Вечерочком мне звонил шеф... Похоже, вместо визита за рубеж тебе пока придется поработать на родине. Это ведь твоя родная страна. Ты русский?