Гном бухнулся на колени.
– Не могу сказать, новый сагиб, поклялся кровью потомков, новый сагиб, это страшная тайна…
– Ладно, ладно, – махнул рукой Зимин. – Все с тобой понятно. Ты, это, к вечеру тут все в порядок приведи, а мы пока прокатимся.
Зимин вернулся в конюшню, гном в полусогнутом состоянии шагал за ним.
– Ну, как замок? – с издевкой спросил Ляжка.
– Просто отличный. Мечтал о таком с юных лет.
– Так я и думал. Я тоже о таких башмаках мечтал. И мечта моя осуществилась. Именно поэтому Страна Мечты и есть Страна Мечты.
И Ляжка громыхнул гробоходами.
– Однако нам пора, – сказал Зимин и шагнул к Игги.
Надо было взгромоздиться на лошадь, но Зимин никогда этого в жизни не делал. На помощь пришел гном Яша. Он пододвинул к коню сундук, Зимин влез на сундук, набрал побольше воздуха, затем перегрузился на конскую спину. Сунул ноги в стремена, взял в руки поводья, Игги заржал.
Зимин осторожно ткнул пятками в круглые бока, бока спружинили.
– Вернусь поздно, хочу подышать воздухом… Ты, это, подготовь тут все, не забудь… Овес там, ключевую воду… Осуши камин, растопи его, зажарь свежего вальдшнепа, взбей рыбий мех. Короче, чтобы все было… Ты, Ля… вернее, мой верный оруженосец, отправишься со мной, займи свое место…
И Зимин по примеру Перца попытался закинуть Ляжку на седло одной рукой, но ничего не получилось, сам чуть не свалился. Впрочем, услужливый гном Яша как раз вовремя согнул спину, и Ляжка, вскочив прежде на гномовскую хребтину, переправился на коня.
– Бывай, Яша, – кивнул Зимин гному.
Игги выскочил на улицу. Зимин с непривычки натянул поводья, и Игги поднялся на дыбы. Зимин неожиданно почувствовал под собой мощь, живую настоящую мощь, он ослабил повод и чирканул Игги шпорами. Конь заржал.
– Вперед! – рявкнул Зимин.
Игги рванул вперед, через дождь.
Держаться в седле на такой скорости было довольно сложно, особенно с непривычки. Зимин и Ляжка подскакивали, как мешки с гнилой картошкой. Зимин подскакивал не так сильно, поскольку он сидел в седле и упирался ногами в стремена, Ляжке же, устроившемуся на крупе, приходилось туго.
Однако через несколько минут такой скачки и Зимин почувствовал, что спина, особенно ее нижняя часть, начинает просто отваливаться. Он собрался было сбавить скорость Игги, но подумал, что негоже ему ронять свое лицо перед каким-то там Ляжкой. И поэтому Зимин терпел.
Они скакали еще несколько минут, потом Ляжка не выдержал.
– Сто-то-то-й-й! – простонал он. – Н-не могу…
– Ч-чего? – Зимин сделал вид, что не расслышал.
– Ос-тт-та-но-вись… – провыл Ляжка.
Зимин натянул поводья. Игги послушно остановился.
– Лучше пешком. – Ляжка сполз на землю.
– Как знаешь, – пренебрежительно ответил Зимин и пустил коня шагом.
Они медленно обогнули озеро, по узкой тропинке поднялись на холм на противоположном берегу. Дождь кончился, и немедленно выглянуло солнце. Озеро на самом деле было светлым и красивым. Даже унылые замки на противоположном берегу и то казались светлыми и гостеприимными, от их крыш шел пар, а в слюдяных оконцах блестела вода. Откуда-то появилось стадо рыжих почему-то баранов, стадо тряслось безо всякого управления, шарахалось из стороны в сторону. Потом оно замерло и рвануло к озеру. Зимин решил, что у баранов разыгралась жажда, но это было не так. Хорошенько разбежавшись, бараны бросились в воду и исчезли.
Зимин немножко подивился. Бараны-самоубийцы… Трудно что-то сказать. Хотя… Если есть киты-самоубийцы, которые выбрасываются на берег, то почему бы не быть баранам-самоубийцам, которые бросаются в озеро?
А может, это такие бараны-амфибии? Может, именно как раз из таких баранов делаются одеяла на рыбьем меху?
– Вранье, – зевнул Ляжка. – Все тут сплошное вранье. И Перец тоже бздун. Эта его сказка про удавов…
– Про анаконд, – поправил Зимин.
– Ну, про анаконд…
Зимин сплюнул через левое плечо и прикусил язык. Вспоминать историю про лабиринт и анаконд не хотелось. Зимину почему-то казалось, что история эта нехорошая. Он вообще давно заметил, что есть некоторые вещи, которые притягивают неприятности. Некоторые фильмы, некоторые книги, некоторые истории. Они как бы изначально несут в себе темный заряд и разливают его вокруг, при каждом удобном случае. На все. Смотришь темное кино вечером, а ночью на тебя нападает таракан. А днем отрывается подошва американских кроссовок. А вечером начинается ангина. Да и вообще, все из рук валится.
И Зимину казалось, что он даже знает, почему некоторые истории производят такой разрушительный эффект. Не потому, что они страшные, а потому, что они настоящие.
История про тринадцатого в лабиринте ему не нравилась. Потому что казалась настоящей. Такое ведь вполне могло произойти, думал Зимин. В наше время все может произойти. И еще Зимину казалось, что эта история…
– А тебе не кажется, – спросил Зимин, – что эта история имеет какое-то отношение к… к самому Перцу?
– Конечно, имеет, – ответил Ляжка. – Он ее выдумал. Высосал из пальца, чтобы нас напугать, вот и все. Я тебе сам кучу таких историй расскажу, только вот ночь наступит… Погоди…
Ляжка даже остановился. Потом пристально, одним прищуренным глазом посмотрел на Зимина:
– Ты что, Зима, думаешь, что тринадцатый из этого рассказа – это и есть наш безвременно усопший слабоумный Рыцарь Серобуромалиновой Подвязки?
– Ну, я не знаю…
Ляжка принялся жирно ржать:
– Если он такой крутой, то тогда чего ж он этих красных тварей не раскидал? Это ему было бы вообще влегкую? Такому-то супермену!
– Не знаю…
Ляжка не переставал смеяться:
– Не знаешь, а болтаешь! То же мне, теоретик и практик героизма, возьмите двух сушеных альпинистов…
– Тише ты, – сказал Зимин, – сейчас какую-нибудь Несси местную разбудишь. Она давно такими, как ты, не закусывала.
Ляжка смеяться сразу перестал.
– Нечего делать из обычного вруна романтического героя, – сказал он. – Врун, самый зауряднейший врун. Такой же, как ты.
– А я-то чего?
– А с чего это ты вдруг заделался рыцарем? У тебя что, на лбу написано, что ты рыцарь? Или, может, у тебя наследственность?
– Оставь мою наследственность в покое, – пренебрежительно выдавил Зимин. – Ясно же, что из нас двоих рыцарь я. К тому же ты обещал быть моим вассалом.
– Мало ли чего я в жизни не обещал?!
– Ты что, перерулить все хочешь?
– Допустим, – сказал Ляжка, хотя особой уверенности в его голосе Зимин не услышал.
Зимин бережно пришпорил Игги. Дороги никакой не было, но трава была невысока, газонно-американского типа, продвижению коня она не мешала.
– И каковы же твои требования? – спросил Зимин.
Ляжка принялся рассуждать о том, что Зимин записался в рыцари совершенно самочинно, с формально же юридической точки зрения их обоюдные права на рыцарский титул равны, а может быть, у него, Ляжки, этих прав даже больше. Поскольку Ляжка старше и опытнее в житейских вопросах.
Зимин отвечал, что он согласен, в общем-то, с такой постановкой вопроса, в рыцари он никогда не набивался, напротив, стал рыцарем волею судеб. И он с охотой уступит рыцарский титул и, может, даже имя, если только Ляжка возьмет на себя все случаи форс-мажора – то есть разборки с оголодавшими гоблинами, дуэли с другими рыцарями за прекрасных дам и насущные материальные ценности. Все остальные поединки со всеми вероятными и невероятными противниками.
Ляжка секунду думал, затем от такой чести отказался.
– Оно и правильно, – заключил Зимин. – Хлопоты одни, а прибытку никакого. К тому же на тебя доспехи не налезут. Сначала избавься от лишней телесности, а потом уже в рыцари записывайся!
И Зимин рассмеялся.
Вообще, он с удивлением обнаружил, что без Ляжки ехать стало гораздо легче и приятнее, езда стала Зимина даже забавлять: он тянул поводья влево – и Игги шел влево, он тянул вправо – и Игги поворачивал вправо. А если он тянул на себя – Игги послушно останавливался. Иногда Зимин трепал его за гриву и осторожно стукал между ушами железной боевой перчаткой, говоря:
– Но, зараза. Двигай тазом, не будь унитазом.
Это выражение очень Зимину понравилось, он его повторил про себя несколько раз и почувствовал, как улучшилось настроение. Зимин стянул перчатку и погладил коня ладонью по шее. Ему нравилось повелевать таким большим существом, как Игги. Это было приятно. От этого он чувствовал себя почти взрослым.
Солнце постепенно раскочегаривалось, Зимин разморился на этом солнце и стал подремывать, потому что местность вокруг была однообразная и клонившая в сон. Справа объявилась река, видимо, питавшая озеро, она текла медленно, без извивов и плесов, через сочную осоку и низкие кустарники с кучерявыми листьями. Зимин почему-то представил, как в эту реку войдет кит или какое другое водяное чудовище, как он застрянет между берегами и будет пыхтеть, пуская фонтаны и радуги.
Скоро по сторонам стали попадаться небольшие и абсолютно круглые озерца, да и вообще, все вокруг было какое-то круглое или овальное, даже деревья, глаз не цеплялся за предметы, и от этого Зимину хотелось спать еще больше.
Вот Зимин и спал. Сквозь сон его немного смущало отсутствие дороги. Так, самую малость. Иногда Игги оступался, Зимин просыпался и думал, что трава – это, конечно, хорошо, но неплохо бы было, если бы ландшафт немножечко изменился. Чтобы снова случилась степь, но не высохшая до серого состояния, а желтая и жизнерадостная. Впрочем, как показывал опыт пребывания Зимина в Стране Чудес, все изменения ландшафта здесь происходили неожиданно.
Потом Зимин проснулся и начал думать: есть ли здесь волки или какая другая голодная фауна? И сразу успокоился. Голодная фауна, безусловно, заинтересуется сначала не им, сначала она заинтересуется Ляжкой.
Зимин посмотрел на Ляжку.
– Чего смотришь? – спросил тот.
– Да вот, думаю, это ты или просто куча навалена.
И громко, как и подобает настоящему рыцарю, засмеялся.
Солнце разозлилось уже совсем не на шутку, и Зимин, закупоренный в многослойную броню, стал поджариваться. Вода, которой была пропитана вся его одежда, принялась испаряться, и Зимин оказался будто в пароварке. Ему хотелось искупаться, но речные берега были непроходимо заосочены, а в озерцах купаться он опасался, так как выглядели они подозрительно спокойно и гладко, что являлось верным свидетельством обитания в озерных глубинах вредоносных тварей вроде водозавров или там саблезубых бегемотов. Распускать же броню Зимину не улыбалось, в броне ему очень нравилось. И еще он опасался, что обратно затянуть ее не удастся. Он попробовал снять шлем, но без шлема было еще жарче, так что ему пришлось вернуть шлем на место.
Очень скоро Зимину захотелось пить, а во фляге воды не было, и Зимин принялся искать озерцо поменьше, в котором саблезубый бегемот не уместился бы. Но озера как назло попадались все достаточно крупные, а Зимин рисковать не хотел.
Ляжка тоже мучился от жары, но, как всякий настоящий приспособленец, он быстро нашел выход – шагал точно в тени Зимина и коня Игги, тем и спасался.
Подходящее озерцо Зимин обнаружил не скоро. Водоем был невелик в размерах, где-то двадцать на двадцать, берег песчаный и низкий, вокруг произрастали кусты, и никаких звериных троп и водопоев не наблюдалось. Зимин ускорил Игги с помощью шпор. Подгоняемый жаждой и чувствуя себя Монтесумой, он приблизился к озеру уже метров на двести, как вдруг кусты по берегу раздвинулись, и на пляж выбежала девчонка.
– Смотри-ка – мурена, – громко прошептал Ляжка.
Зимин натянул поводья, спрятался за какой-то ближайшей ракитой и стал наблюдать. Ляжка дышал ему в ухо, причем умудрялся это делать прямо с земли.
Девчонка была красивая, стройная, с волосами красными и короткими, одетая в узкую кожаную куртку и в кожаные штаны. На ее бедрах был широкий плетеный пояс с ножом, а из-за спины торчал костяной меч с длинной рукояткой.
Она вынула меч, воткнула в песок, сбросила мокасины и подошла к воде. Видимо, вода была холодная – пощупав ее пальцами, девчонка села у самой кромки и стала мыть ноги.
– Какая, блин, – шептал Ляжка и переминался с ноги на ногу. – Пригласить бы такую в пирожковую…
– Тише ты, – шептал ему Зимин.
Девчонки никогда особо не занимали Зимина. Нет, он иногда на них посматривал, но они не вызывали у него никаких эмоций. Ему не хотелось втыкать в них булавки, подкладывать кнопки или приглашать на дискач, он был к ним вполне равнодушен. В друзья девчонки не годились, да и не нужны были Зимину друзья. Правда, однажды он вроде типа влюбился в Ташку Иванову, но это была слишком душераздирающая история…
И вообще.
К тому же девчонки, по мнению Зимина, совершенно не секли в компьютерных играх и были глупы и легкомысленны. Но эта чем-то привлекла его, наверное, легкими восточными чертами и немного смуглой кожей, а также тем, что была на кого-то похожа. Во всяком случае, что-то пошевелилось в глубине души Зимина. Красные кровяные тельца, ужаленные генетической памятью татаро-монгольской конницы, засуетились, и Зимин, удивленный этим, распялил глаза пошире, чтобы разглядеть девчонку получше.
Если бы он был внимателен и следил за собой, то обнаружил бы, что ни восточных черт, ни смуглой кожи он с этого расстояния просто не может видеть в силу слабости своего зрения. Восточный образ красавицы всплыл в его мозгу так, сам по себе. Вроде как случайно.
И если бы он был спецом в ретрогипнозе и умел бы размахивать перед зеркалом маятником и шептать мозгокрутским вкрадчивым голосом, то заглянул бы туда, вглубь, в тишину, в десятки поколений своих предков – и увидел бы таки всадника с маленьким круглым щитом, на угрюмой низкой лошадке и в меховой островерхой шапке.
Треугольное лицо всадника лоснилось от сала, предохраняющего от зимнего ветра, а за спиной уходил в небо черный смоляной дым.
Но ничего этого Зимин не увидел и ничего этого он не знал. Он вгляделся в девчонку и решил, что она сильно походит на Яну Тэкс, Потрошительницу Глазниц из некогда любимой Зиминым игры, пройденной им, по крайней мере, восемь раз. И после этого она понравилась ему еще сильнее, поскольку Яна Тэкс была самой симпатичной виртуальной красавицей. У Зимина на стене имелся даже плакат с ее изображением.
И вообще, присутствие девчонки Зимина удивило – до этого он полагал, что в Стране Мечты обитают одни лишь мальчишки. А вот, оказывается, нет. Зимин попытался решить, хорошо это или плохо и будет ли ему от этого какая-то польза, но тут Игги оступился и вывалился из кустов на пляж. Зимин лишь успел принять подобающий вид и стереть с лица выражение крайнего интереса. Затем Игги, влекомый силой тяжести и конской вредностью, споткнулся и припал на передние ноги, отчего Зимин проскользнул между лошадиными ушами и позорно бухнулся в ледяную озерную воду.
Глава 14
Valciriа vulgaris
Зимин зажмурился. Досчитал до десяти, потом открыл глаза. Это была она, Зимин узнал. Именно она была вырезана на плече рыцаря Перца. Неизвестным художником. За шпагу с богатым эфесом, в виде морского змея, вступившего в бой с кашалотом. Зимин смотрел и не знал, что сказать. И что вообще делать.
– Ты кто?
Зимин не нашел что ответить. В голове вертелось сакраментальное «конь в кожаном пальто», но озвучить подобное Зимин в присутствии девушки почему-то постеснялся. К тому же Зимину было стыдно за свое позорное падение меж лошадиных ушей, за свою неловкость, недостойную положения мужчины и рыцаря без страха и упрека. Поэтому он промолчал и поискал глазами Ляжку.
Девчонка сидела на корточках возле самой воды, Ляжка рядом с ней. Ляжка учтиво смотрел ей в глаза. Он находился за ее левым плечом, но все равно умудрялся смотреть ей в глаза. Зимин подивился такому редкому умению, но потом вспомнил, что Ляжка в делах подобострастия чемодан способный.
– Ты кто? – повторила вопрос девчонка.
– Это высокородный рыцарь…
Зимин мгновенно оценил ситуацию.
Сейчас Ляжка булькнет, что его зовут сэром Персивалем. Девчонка настоящего Персиваля вполне, может быть, и знает. Знала. Или она уличит Зимина во лжи и пошлет его подальше. И правильно сделает. Или ему придется рассказать ей всю правду. Про гибель Перца, про красных волков. Плохое начало знакомства.