Рикс вспомнил вычитанное в дневнике Норы: грозы боялся Ладлоу, а Нора чувствовала, как дрожит Лоджия. Эрик говорил, что она построена в районе, который: подвержен землетрясениям. «Способна ли сильная гроза, — думал Рикс, — вызвать такую дрожь?»
— Я думаю, что любовь Буна к Лоджии — опасное увлечение, — сказала Маргарет. — Недавно он просил меня, чтобы там включили свет. Не удивлюсь, если узнаю, что ему действительно нравится ходить по Лоджии. — Она поколебалась, на лице промелькнул страх. — Я всегда думала, что по каким-то причинам Лоджия предназначена для того, чтобы привлекать гром и молнии всеми этими громоотводами и высокими шпилями на крыше. Когда гроза выходит из-за гор, кажется, что ее притягивает прямо к дому, — проговорила она с оттенком отвращения.
— В тысяча восемьсот девяносто втором или третьем году здесь, кажется, было землетрясение? Оно не нанесло Лоджии ущерба?
Мать вопросительно посмотрела на Рикса, как будто интересуясь, откуда он получил эту информацию. Наконец сказала:
— Четыре года назад я сидела как раз в этой комнате, когда вылетела большая часть стекол на северной стороне дома.
Одного слугу пришлось увезти в больницу. У Кэсс была порезана рука. Несколько раз на обеденном столе дрожала посуда.
Так что, возможно, тут время от времени бывают подземные толчки, хотя это не идет ни в какое сравнение с тем, что творится в Лоджии в разгар бури.
— Окна на северной стороне? — Рикс прошел в другой конец комнаты, к выходящему на север окну, и отдернул занавеску. Перед ним была Лоджия и гора Бриатоп. — Я никогда об этом не слышал.
— Мы никогда не обсуждали это между собой. Однажды, правда, Уолен сказал, будто это природная аномалия, что-то связанное с атмосферным давлением, или самолет преодолел звуковой барьер, или что-то в этом роде. Я помню, что шел дождь, вода стала попадать внутрь и устроила ужасный беспорядок.
Рикс повернулся к ней лицом.
— Это тоже случилось в грозу?
— Да, в грозу. Весь ковер был в стекле, и мне еще повезло, что осколок не попал мне в глаз.
— Стекла летели внутрь? — спросил он, и мать кивнула.
Землетрясения, грозы и Лоджия, размышлял он, есть ли между ними связь? А еще стекла, летящие внутрь… Это скорее наводит на мысль об атмосферных возмущениях, чем о подземных толчках. Может быть, ударная волна? Но откуда она приходит?
— Я не говорила этого ни одной живой душе, а тебе скажу. — Маргарет пристально смотрела на огонь, не желая встречаться глазами с сыном. — Всем своим сердцем я ненавижу Эшерленд.
Это было сказано с такой убежденностью, что Рикс ничего не смог ответить. Он всю жизнь полагал, что его мать гордится великолепием Эшерленда, что она не согласится жить ни в каком другом месте.
— Вначале, — продолжала она, — я думала, что Эшерленд — самое прекрасное место в мире. Возможно, так оно и есть. Я любила Уолена, когда вышла за него замуж. Я до сих пор его люблю. Он всегда был одиночкой. На самом деле ему никто не нужен, и я это понимаю. Но до того как Эрик передал Уолену скипетр, твой отец был беззаботным, счастливым молодым человеком. Я видела его в тот день, когда он спустился из Тихой комнаты Эрика, сжимая в руках трость.
Клянусь, что выглядел он так, будто постарел на десять лет. На трое суток Уолен заперся в своем кабинете, а утром на четвертые сутки вышел, так как Эрик ночью скончался. — Она подняла голову, и ее блестящие глаза встретились с глазами Рикса. — С этого времени Уолен стал другим. Он больше никогда не улыбался. Он превратил свою жизнь в сплошную работу. — Она пожала плечами. — Но я терпела. Что я еще могла поделать? У меня были вы. Мне было чем заняться.
— Ты винишь Эшерленд в том, что он изменил папу?
— До того как этот скипетр был передан, мы с твоим отцом ездили отдыхать. В Париж, на Французскую Ривьеру, в Мадрид и Рио-де-Жанейро. Но после того как Уолен стал хозяином Эшерленда, он отказывался покидать поместье. Всегда находились отговорки. Эшерленд поймал нас обоих и сделал пленниками. Это, — она устало кивнула на стены, — наша золотая клетка. Пришло время, когда скипетр опять должен перейти к новому хозяину. Мне жаль того, кто его примет.
Остальные получат свободу и смогут жить, как им вздумается. Я надеюсь, что они будут жить как можно дальше от Эшерленда.
Она глубоко вздохнула, как будто освободилась от тяжкой ноши. Рикс подошел и встал у нее за спиной. Мать выглядела хрупкой и утомленной — старая женщина с напряженным, слишком густо накрашенным лицом. Рикс чувствовал, что после смерти Уолена она долго не проживет. Вся ее жизнь, вся ее сущность связана с Эшерлендом. Маргарет всегда была украшением дома Уолена Эшера — не больше и не меньше.
Его переполняла жалость к матери. «Как получилось, — думал он, — что родители оказались для меня самыми чужими людьми?» Он наклонился, чтобы поцеловать Маргарет в щеку.
Та неловко подвинулась и отвернулась.
— Не надо. От тебя пахнет бурбоном.
Рикс выпрямился. Тишину нарушил легкий стук в дверь.
— В чем дело? — резко спросил Рикс.
Дверь отворилась, и внутрь осторожно заглянула горничная.
— Миссис Эшер, джентльмены хотели бы с вами поговорить.
— Введи их, — сказала Маргарет, и Рикс увидел, что мать неожиданно изменилась, как будто у нее в голове сработал переключатель.
Она поднялась с кресла, чтобы встретить гостей. Ее движения стали плавными и уверенными, глаза блестели, а улыбка ослепляла.
Вошел человек в военной форме, которого Маргарет называла генералом Маквайром. Он был плотного телосложения, несколько угловат, с седыми бакенбардами и маленькими глазами, взгляд которых пронизывал комнату, как луч мощного голубого лазера. За ним следовал мистер Меридит с военного завода — темно-синий костюм в обтяжку, короткие светлые волосы, припорошенные сединой. Глаза прятались за темными очками, а к левому запястью был пристегнут наручниками черный портфель.
— Пожалуйста, простите нас, — сказал генерал Маквайр с сильным южным акцентом, который показался Риксу нарочитым. — Миссис Эшер, я хочу, чтобы вы знали причину нашего посещения. Спасибо за гостеприимство.
— Мы всегда вам рады, генерал. Мне известно, что Уолен считает очень важными ваши визиты.
— Очень жаль вторгаться к вам в такое время, но работа есть работа. — Взгляд генерала переместился с Маргарет на Рикса.
— О, простите. Вы, наверное, еще не знакомы с моим младшим сыном. Рикс, это генерал Маквайр… прошу прощения, но я не знаю вашего имени.
— Все друзья зовут меня Бертом. — Генерал сжал руку Рикса с такой силой, будто хотел раздавить. Рикс ответил тем же, и они, как два осторожных зверя, оценивающе поглядели друг на друга. — Я полагаю, вы знакомы с мистером Меридитом?
— Мы никогда не встречались.
Голос Меридита был тихим и сдержанным, а когда военный промышленник заговорил, его рот скривился, как серый червяк. Руки он не подал.
Маквайр, казалось, изучал каждую пору на лице Рикса.
— Вы пошли в отца, — заключил он. — Тот же нос и такие же волосы. Я давно знаю Уолена. Он спас мою шкуру в Корее, прислав десять тысяч превосходных зажигательных бомб.
Естественно, все, что он делает, ценится на вес золота. — Генерал широко улыбнулся, показав большие ровные зубы. — Точнее говоря, на вес платины.
Рикс кивнул на портфель, который держал Меридит.
— Работаете над чем-то новеньким?
— Да, не бездельничаем, — ответил тот.
— Не возражаете, если я спрошу, что тут у вас?
— Прошу прощения, все засекречено.
«Последний проект Уолена? — предположил Рикс. — „Маятник“»?
Он улыбнулся генералу.
— Даже намекнуть нельзя?
— Нет, молодой человек, если вы не подпишете кучу бумаг и не пройдете весьма тщательную проверку. — Маквайр улыбнулся в ответ. — Думаю, кое-кто, о ком я предпочел бы не упоминать, захотел бы на это взглянуть.
Меридит посмотрел на свои часы.
— Генерал, нам нужно возвращаться на завод. Миссис Эшер, было приятно снова вас увидеть. Рад был познакомиться, мистер Эшер.
Рикс дал им дойти до дверей, а затем наудачу выпалил:
— Генерал, для чего предназначен «Маятник»?
И генерал, и Меридит остановились, будто наткнулись на стеклянную стену. Маквайр обернулся, все еще улыбаясь, хотя глаза его глядели холодно и настороженно. Лицо Меридита осталось бесстрастным.
— Что ты сказал, сынок? — спросил Маквайр.
— «Маятник», — ответил Рикс. — Так, кажется, называется последний проект моего отца? Мне хочется знать точно, что это такое и как Пентагон намерен это использовать. — Он внезапно понял, что уже видел раньше лицо, очень похожее на лицо генерала Маквайра. Это была заплывшая жиром самодовольная физиономия полицейского, который назвал его чертовым хиппи перед тем, как опустить дубинку ему на голову. Они были одного поля ягоды. — «Маятник», — повторил он под пристальным взором Маквайра. — Это же вы придумали название, угадал? — Рикс с трудом улыбнулся, скулы свело. Было странное ощущение, что он теряет контроль над собой. Эти двое олицетворяли все, что он презирал, будучи Эшером. — Давайте подумаем, что же это может быть?
Ядерная бомбочка, которая попадает точно в сердце ребенка? Капсулы с вирусом чумы, снабженные таймером?
— Рикс! — прошипела Маргарет.
Ее лицо исказилось.
— Нервно-паралитический газ, вот что это такое! — сказал Рикс. — Или какая-нибудь штука, которая превращает кости в кисель. Теплее, генерал?
На лице Маквайра застыла улыбка.
— Я полагаю, нам следует удалиться, — тихо, но настойчиво сказал Меридит.
— О нет! — сказал Рикс и сделал два шага вперед; отступать он не намеревался. — Мы ведь только начали понимать друг друга.
Меридит схватил генерала за руку, но тот быстро высвободился.
— Я много слышал о тебе, парень, — спокойно сказал Маквайр. — Ты был арестован на так называемом марше мира, и твое лицо появилось в газетах. Что ж, позволь кое-что сказать. Твой отец — патриот, и если бы не такие люди, как он, мы бы ползали сейчас перед русскими на коленях и умоляли не рубить нам головы! Для того чтобы создавать оружие сдерживания, требуется больше мозгов, чем для того, чтобы маршировать на парадах хиппи! Хоть ты и остриг волосы, но ума у тебя от этого не прибавилось! — Он взглянул на Маргарет. — Прошу прощения за срыв, мэм. Всего хорошего. — Он коснулся рукой фуражки и быстро вышел из комнаты вслед за Меридитом.
Рикс пошел было за ними, готовый продолжить спор, но Маргарет сказала: «Не смей!» — и он остановился у двери.
Она надвинулась на него, как грозовая туча.
— Я вижу, ты гордый, — проскрежетала она. — Чувствуешь себя властелином мира! Ты что, сошел с ума?
— Я просто выразил свое мнение.
— Тогда упаси нас бог от твоих мнений! Я думала, что научила тебя хорошим манерам!
Рикс не сдержал короткий и резкий смешок.
— Манерам? — недоверчиво переспросил он. — Боже мой!
Есть ли у тебя под белым шелком и бриллиантовыми ожерельями душа? Этот мерзавец разгуливает здесь с очередной машиной для убийства, о которой мечтает мой отец!
— Я думаю, молодой человек, вам лучше уйти в свою комнату, — холодно сказала Маргарет.
В горле у Рикса застрял сдавленный крик. Неужели она не понимает? Неужели никто, кроме него, этого не понимает? Никакое количество одежды, мебели, еды или дорогих автомобилей не может изменить того простого и ужасного факта, что Эшеры сеют смерть!
— Успокойся, — сказал он. — Я сейчас уйду отсюда, к дьяволу!
Он повернулся и вышел из комнаты. В спину ему летели крики.
На середине лестницы он понял: началось. Боль поднялась по шее и застучала в висках. Восприятие цвета и звука начало обостряться. Рикс зашатался и был вынужден схватиться за перила. Он знал, что приступ будет сильным, но куда спрятаться? Биение сердца оглушало. В мозгу мельтешили размытые образы: истощенный отец, умирающий в Тихой комнате, открытая и ведущая в темноту дверь Лоджии, блестящий серебряный круг с мордой ревущего льва, медленно качающийся в дверном проеме скелет с кровавыми глазницами, плавающие в красной воде волосы Сандры, искаженное лицо Буна, его голос: «Никак, обмочился?»
Кости у Рикса ломило так, будто они вышли из суставов.
Он карабкался по лестнице, направляясь в Тихую комнату Кэт. Перила жгли кожу на ладонях.
В спальне Кэт Рикс рывком распахнул дверцы большого гардероба. Внутри на металлических плечиках висела одежда, а на полках стояли сотни пар обуви. Он отшвырнул одежду от задней стенки. Боль усилилась, Рикса почти ослепило буйство красок. Он бешено шарил по стене. На лице выступил пот.
Пальцы сжали маленькую ручку, и он яростно дернул, моля, чтобы дверь не была заперта.
Она открылась, и Рикс протиснулся в помещение размером с гроб. Стены и пол тут были покрыты толстым слоем пористой резины. Когда Рикс закрыл дверь, все звуки — грохот воды, текущей по трубам, свист и стоны ветра на улице, артиллерийская канонада тикающих часов — заметно притихли. Но от шума собственного сердца и дыхания он убежать не мог. Рикс застонал, зажал уши и свернулся тугим калачиком на полу.
Приступ усиливался. Под одеждой кожу покалывало, она покрылась потом.
И к ужасу Рикса, под дверью прочертилась серебристая полоска. При обычных обстоятельствах увидеть ее было бы невозможно, но для Рикса она пульсировала, как ослепительный неоновый свет. Его жар опалил ему лицо. Серебряный луч превращался в лезвие меча, тянулся по полу, становясь все ярче и острее.
Рикс отвернулся, и в лицо ему с силой ударило ярко-красное сияние, похожее на свечение инфракрасной лампы. Свет отражался от предмета, стоявшего на полке прямо над его головой. Он протянул руку и нащупал затычки для ушей, бархатную маску с резинкой и маленькую металлическую коробку. Свет нагревал ее угол, и тот сиял, как новая звезда. Рикс натянул маску на глаза; он ждал, весь дрожа, усилится приступ или ослабнет.
Сквозь стук сердца пробивался какой-то ужасный булькающий звук. Рикс не сразу догадался, что это такое. Звук становился все громче, и Рикс наконец понял.
Из Тихой комнаты несся безжалостный смех отца.
Рикс скорчился в тяжком приступе, и, когда он вскрикнул, голова у него едва не раскололась.
Глава 30
— Нью… — Голос был мягким, как черный бархат. Он настиг мальчика, когда тот спал, и теперь деликатно проникал в сознание. — Иди домой…
Закутавшись в тонкое одеяло, Нью беспокойно ворочался на кровати.
— Иди домой…
Из Лоджии сочился свет, золотыми полосками мерцал на поверхности озера. Ночь была теплой, в саду благоухали розы. Нью стоял на берегу озера, у края моста, и наблюдал за фигурами, двигающимися в залитых светом окнах. Легкий ночной ветер доносил тихую музыку. Целый оркестр играл среди прочих и танцевальную мелодию, которую любил слушать по местному радио его папа.
— Иди домой…
Нью повернул голову. Музыка стала тише. Лоджия звала его. Прекрасная, волшебная, фантастическая Лоджия ждала: он был ей нужен. Он моргнул, пытаясь восстановить в памяти то, кажется, плохое, что говорила мама про Лоджию Эшеров. Вспомнить, однако, так и не смог, и мысли его плавно перешли на другое.
По камням зацокали копыта. Через мост ехала карета, запряженная четверкой белых лошадей. Кучер, одетый в длинное черное пальто и цилиндр, щелкал над лошадьми кнутом, чтобы они держали шаг.
— Добрый вечер, — сказал кучер. Он был в белых перчатках, а из ленты цилиндра торчало трепещущее перо. — Вас ждут, мастер Ньюлан.
— Меня… ждут?..
Ведь он знал, что спит в своей хибарке на горе Бриатоп.
Но все выглядело реально. Он дотронулся до моста и почувствовал шероховатость камня. Кучер смотрел на него, как старый друг.
Нью осознал, что на нем то, в чем он лег в постель: длинная шерстяная пижама и отцовская фланелевая рубашка.
— Лендлорд ждет, мастер Ньюлан. Он желает лично поприветствовать вас, — терпеливо сказал кучер.
Нью покачал головой.
— Я… не понимаю.
— Залезай, — сказал кучер. — Мы празднуем твой приход домой, которого давно ждали.