— Ваша мать хотела узнать, все ли в порядке?
— Полагаю, что да. Я до сих пор не могу поверить! Кажется, она немного перестаралась.
— Таким образом она хотела показать, как рада вашему возвращению, — сказал Эдвин. — И я тоже рад, Рикс. Мы с Кэсс скучали по вам больше, чем вы можете подумать. — Он нежно дотронулся до плеча Рикса.
— Кэсс на кухне? Я бы хотел ее увидеть.
— Нет, она уехала в Фокстон за свежими фруктами. Хочет приготовить к вечеру для вас уэльский пирог. Э-э… Я полагаю, вы привезли с собой костюм и галстук?
Рикс слабо улыбнулся.
— Я знал, что, если не привезу, останусь голодным. — Его мать впускала в столовую только тех, кто был одет цивилизованно, по ее понятиям. — Она ведь никогда не изменится.
— Ваша мать была воспитана как настоящая леди, — дипломатично ответил Эдвин. — У нее есть определенные стандарты. Но пожалуйста, Рикс, помните, что сейчас она под сильным эмоциональным напряжением.
— Я буду себя вести образцово, — пообещал Рикс.
— Тогда мы поговорим об этом позже. Мне бы хотелось услышать о вашей новой книге. Как она называется? «Бедлам»?
— Совершенно верно.
С полгода назад Рикс в длинном вечернем телефонном разговоре изложил Эдвину замысел «Бедлама». Рикс помнил его молчание, последовавшее за тем, как он принялся в деталях описывать расчлененные тела, висящие в подвале на крюках. Эдвин изо всех сил старался показать Риксу свою заинтересованность, но тот знал, что пристрастия Бодейна лежат в области американской истории и биографий различных исторических личностей.
Когда Эдвин ушел, Рикс положил чемодан на кровать и открыл его. Внутри, среди одежды, лежал десяток пузырьков с разными витаминами. Рикс начал принимать их более трех лет назад, когда, взглянув однажды в зеркало, обнаружил, что стареет неестественно быстро. Он думал, что сможет с их помощью вернуть аппетит. Однако до сих пор он ел как птичка. Но полагал, что какая-то польза от витаминов все же есть. Во всяком случае, волосы перестали выпадать клочьями.
В ванной Рикс наполнил водой стакан и кинул туда по пилюле из каждого флакончика.
— Добро пожаловать домой, — сказал он старику в зеркале.
Часть 2
Мальчик с горы
Глава 4
Солнце садилось в оранжевую полосу, тянувшуюся вдоль горизонта. Холодный ветер, шелестевший в кронах сосен и багряных дубов, в густых зарослях колючего кустарника на горе Бриатоп, усилился.
Пятнадцатилетний мальчик по имени Ньюлан Тарп стоял на выпирающей из земли глыбе, известной как Язык Дьявола. В каждой руке он держал по пластиковой корзине, до краев наполненной ежевикой. Его пальцы, губы и подбородок украшали ярко-синие пятна. Живые темно-зеленые глаза смотрели на просеку, лежавшую почти в семистах футах ниже.
Густой лес и черные озера Эшерленда покрывала глубокая тень, перемежавшаяся с оранжевыми отблесками уходящего солнца и оттого напоминавшая пестрое лоскутное одеяло. На острове в центре огромного озера стоял самый большой в мире дом. Он назывался Лоджией Эшеров. Нью когда-то считал, что весь Фокстон может поместиться внутри и еще останется место для ранчо. Мать говорила, что даже сами Эшеры не смогли там жить и дом давно необитаем, если не считать той твари, что одиноко бродит в темноте.
Но что это за тварь, она не сказала.
Закат на несколько минут окрасил стены Лоджии в огненный цвет. Нью видел искры на дюжине флюгеров и громоотводов, установленных на наклонной шиферной крыше. Гранитный выступ под ней украшали статуи львов. Когда на них падало солнце, как сейчас, мраморные кошки, казалось, потягивались, охраняя вверенную им территорию.
Нью заметил стаю из шести диких уток, щипавших траву на западном берегу озера. Даже в ярких лучах солнца вода оставалась черного цвета. Сколько мальчик ни приходил сюда, он ни разу не видел, чтобы на поверхности плескалась рыба.
Лоджия занимала практически весь остров, соединенный с одной из мощеных дорог Эшерленда каменным мостом. Однажды после сильного дождя Нью пришел сюда и увидел, что вода плещется о фундамент здания. Он позволил воображению перенестись за голубые горы, составлявшие границу его мира. «Какова была бы моя жизнь, — думал он, — если бы мама носила фамилию Эшер, а не Тарп? Что, если бы я мог бродить по тем лесам, скакать на лошадях по пологим зеленым холмам? Увидеть здоровенную Лоджию изнутри?»
Иногда при виде всадников, разъезжающих внизу по лесным дорогам, мальчик испытывал сильную зависть. Хотя Нью жил на западном краю Эшерленда, он знал, что мог бы жить ста милями восточнее. Лоджия снилась ему по ночам, и желание посетить ее становилось все сильнее. Но Нью никогда не говорил об этом матери. Она запретила ему и его десятилетнему брату Натану ходить по извивающимся тропинкам Бриатопа в глубь Эшерленда. «Это проклятое место, — говорила она. — Эшеры погрязли в пороке, и лучше оставить их в покое».
Помня о Страшиле, разгуливающем по лесам со своим черным приятелем, мальчик сдерживал любопытство. Он никогда никого подозрительного не встречал, но принимал истории о них близко к сердцу. В лесах жили существа, бродившие по ночам, от которых следовало держаться подальше.
Однажды Нью обнаружил на земле перед домом отпечаток огромной лапы, а потом в холодную январскую ночь услышал, как что-то большое двигается по крыше. Нью взял фонарь, ружье и вышел наружу, потому что теперь он был главой семьи, и не имеет значения, страшно ему или нет. Мальчик посветил на крышу, но там никого не было.
Вдруг он увидел, как утки замахали крыльями и дружно поднялись с поверхности воды. Они построились клином и полетели через озеро мимо Лоджии.
«Летите быстрее, — думал Нью. — Быстрее».
Утки набрали высоту.
«Скорее, — мысленно подгонял он. — Скорее, пока она не проснулась».
Внезапно строй уток, словно попав в вихрь, нарушился. Четыре из них, войдя в штопор, неистово замахали крыльями.
Две другие опустились и заскользили по поверхности озера.
«Скорее», — подумал мальчик и затаил дыхание.
Четыре утки отклонились от курса, их несло к северной стене Лоджии.
Одна за другой они врезались в нее и осыпались дождем из перьев, ложась среди гниющих трупов других птиц.
Нью услышал вдалеке крик спасшейся утки, а затем — только шелест ветра. Окна в Лоджии отсутствовали, все они — сотни отверстий любых мыслимых размеров и форм — были заложены кирпичами. Нью догадался почему: за долгие годы птицы, вероятно, выбили все стекла, и Эшеры решили вовсе от них избавиться.
— Темнеет, — произнес Натан позади брата.
Он нес еще одну корзину, доверху наполненную ежевикой, и держал ту чертову дудку, что мама купила ему в Фокстоне.
— Угу, — ответил Нью, не сдвинувшись с места.
Он поддал ногой камешек, и тот полетел вниз. Всю лучшую часть дня мальчики собирали ежевику. Мама клала ее в пироги, которые пекла для фокстонского кафе «Широкий лист». Им не надо было проходить мимо Языка Дьявола, но Нью выбрал именно эту дорогу и уже десять минут стоял, разглядывая Лоджию. На многих балконах, как снег, лежали птичьи трупики. Над Лоджией, между дымоходами и башенками, возвышалось нечто, похожее на большой бесцветный фонарь, тусклый и грязный. Почему этот дом такой огромный? Почему все сильнее хочется попасть туда? Он увидел, как одна из уток все еще бьется у подножия здания, и отвернулся. Образ Лоджии, купающейся в лучах заходящего солнца, не давал ему покоя.
— Ладно, — сказал он. — Пора домой.
— Ага, пошли скорее. Уже темнеет.
Они покинули Язык Дьявола. Нью бросил короткий взгляд назад, и мальчики пошли по узкой каменистой тропинке, которая примерно через полторы мили должна была привести к дому. Им следовало возвратиться задолго до наступления темноты.
На продуваемых ветром, грязных склонах Бриатопа белые люди обитали уже не одно десятилетие. На полянах и вырубках приютилось несколько сот дощатых домиков, в одном из которых жила семья Тарпов. Бриатоп был массивной горой со скальными уступами, покрытыми зарослями колючего кустарника. Поговаривали, будто он может оплести человека, пока тот стоит к нему спиной, и тогда уже нипочем не выпутаешься. Многие охотники, забредшие на Бриатоп в поисках оленей, были схвачены и пожраны кустарником, и даже костей не осталось.
Бриатоп был частью Эшерленда и стоял на северном краю имения площадью в тридцать тысяч акров. Населяли его выходцы из Шотландии и Ирландии. Они держались за свои домишки и существовали благодаря обилию оленей, зайцев и перепелов. Тех, кто жил не на горе, быстро прогоняли предупредительными выстрелами, да и не годилась гора для чужаков. Трудности жизни здесь были естественны и принимались как должное. Но люди сторонились нехоженых тропинок и крепко запирали двери после заката.
— Я бы собрал ягод не меньше тебя, будь у меня еще одна корзина! — сказал Натан по дороге. — Я бы мог наполнить три корзины!
— Ты не можешь нести одну корзину, не опрокидывая другую, — ответил Нью. — Как в прошлый раз.
— А вот и могу!
— Не можешь.
— Могу!
— Не можешь.
Подаренная Натану дудка издала гневный свист.
Нью заметил, что тени становятся длиннее. Темнота наверняка застанет их в пути. «Надо было выйти на час раньте», — подумал он. Но мальчики ели ежевику, а солнце так приятно грело спину, что они обо всем забыли. Стоял сезон сбора урожая, и это означало, что Страшила мог быть рядом.
«Он выходит, когда вырастают тыквы, — говорила мама. — Он может нестись как ветер и просачиваться сквозь кустарник. Нападает так быстро, что ты и глазом не успеваешь моргнуть».
— Пойдем скорее, — сказал Нью.
— У тебя ноги длиннее, чем мои!
— Прекрати свистеть в чертову дудку!
— Я скажу маме, что ты ругаешься! — предупредил Натан.
Сильный холодный ветер обдувал мальчиков и раскачивал деревья по сторонам тропинки. Нью поежился, хотя был одет в коричневый свитер, заплатанные джинсы и грубую куртку, которую раньше носил отец. Она еще хранила его запах, смесь ароматов лавра и сосны.
Нью был слишком высок для своего возраста и очень похож на отца: такой же худой и костлявый, с острым носом и подбородком, с веснушками, рассыпанными по щекам, и вьющимися рыжевато-каштановыми волосами. У него были большие выразительные глаза, в которых светились одновременно любопытство и озабоченность. Стоя на пороге зрелости, он не знал, чего хочет — покоя или бури. Натан, напротив, больше походил на мать. Он был маленьким, хилым, только щеки пухлые. Дети в школе на другом склоне горы дразнили его, и Нью не раз дрался, защищая младшего брата. Нью остановился, чтобы подождать его.
— Боже милосердный! Давай скорее!
Он старался говорить спокойно, хотя на душе скребли кошки. Темнота уже окутывала Бриатоп. Мама говорила, что у Страшилы в темноте блестят глаза.
— Я не могу идти так быстро! — заныл Натан. — Если бы мы не топтались на…
Внезапно вокруг головы Натана замелькали неясные тени, метнувшиеся из кустов. Он завизжал, прыгая по кругу.
Что-то запуталось в его волосах. С криком «Летучие мыши!» он в ужасе запустил корзиной с ягодами. Тени рассыпались и взметнулись в небо.
Нью от страха едва не выскочил из штанов, но, приглядевшись, рассмеялся.
— Перепелки, — сказал он. — Ты испугался выводка перепелок.
— Это были летучие мыши! — возразил Натан. — Они залезли мне в волосы!
— Перепелки.
— Летучие мыши! — Натан не собирался признавать, что несколько жалких перепелок заставили его сердце стучать, словно дятел. — И здоровые! — Он все еще сжимал дудку в руке, но неожиданно понял, что закинул корзину в лес. — Мои ягоды! — вскричал он.
— Ха-ха! Должно быть, ты зашвырнул их прямо в Эшвилл.
Ягоды рассыпались по всей тропинке.
— Ма спустит с меня шкуру, если я не принесу обратно корзину!
Натан начал шарить в кустах, ойкая каждый раз, когда натыкался на шипы.
— Ничего она не сделает. Давай, нам надо… — Нью запнулся, когда Натан посмотрел на него.
Брат готов был заплакать от огорчения: он не разгибаясь работал весь день, и теперь несколько перепелок все испортили. Жизнь, казалось, получала злобное наслаждение, мучая Натана.
— Хорошо. — Нью поставил свои корзинки. — Я помогу тебе найти.
Темнота сгущалась. Нью полез в кусты, шипы цеплялись за его одежду.
— Почему ты это сделал? — спросил он сердито. — Глупо так себя вести!
— Потому что это были летучие мыши и они запутались у меня в волосах, вот почему!
— Перепелки, — веско сказал Нью.
Он заметил что-то в нескольких футах от себя и приблизился. Выцветший клочок ткани, наколотый на шип. Похоже, от рубашки. Нью оцарапал щеку о колючку и тихо выругался. — Ну, не знаю, куда она улетела! Ты мог ее забросить на луну…
Он сделал еще шаг вперед, и земля ушла у него из-под ног.
Нью падал, прорываясь сквозь густую траву и живую колючую проволоку.
Он слышал, как Натан зовет его по имени, а потом услышал свой собственный крик.
«Я свалился с горы, — подумал Нью, — и сейчас разобьюсь насмерть».
Он продолжал катиться вниз, его болтающиеся руки часто натыкались на шипы. Мальчик больно стукнулся затылком обо что-то твердое. «О скалу… Ударился о скалу… Проклятье! Моя голова!» Он ничего не понимал, пока не услышал вопли оставшегося наверху Натана.
Нью лежал без движения. Он задыхался, во рту была кровь.
— … Слышишь, Нью?! Ты меня слышишь?! — вопил обезумевший от страха брат.
От боли по щекам Нью текли слезы. Он ничего не видел и когда попытался протереть глаза, то не смог даже освободить руку. Он на чем-то висел. Сильно пахло землей, к этому запаху примешивался другой, более острый, сладковатый. Воняло мертвечиной, прямо рядом с ним.
— Натан? — позвал он, не понимая, что говорит почти шепотом. — Натан?! — крикнул он громче. — С тобой все в порядке?
«Отлично!» — подумал Нью и едва не рассмеялся. Каждая клетка его тела пылала как в огне. Он изо всех сил дернул правой рукой и услышал треск одежды. Затем отер слезы и липкую грязь с глаз и увидел в слабом свете, где он находится.
Нью не свалился с Бриатопа, а лишь упал в яму, скрытую кустарником. Ее глубина была примерно тридцать пять футов, крутые земляные стены уходили куда-то в темноту. Он угодил в ловушку; ежевика обвилась вокруг ног и груди, она же держала левую руку. Повсюду были уродливые ветви, свившиеся в петли, кольца и узлы, покрытые огромными колючками. Нью с ужасом обнаружил, что стоит пошевелиться, и он увязает в этих тенетах еще крепче.
Но хуже всего было содержимое ямы.
Здесь валялись трупы, находящиеся на всех стадиях разложения — от вздувшейся плоти до пожелтевших костей. Стоял скелет безнадежно запутавшегося оленя, задрав в небо рога.
Повсюду белели кости енотов, скунсов, лис, змей и птиц. Справа виднелся свежий труп еще недавно бившейся лани. Нью повернул голову налево, и шипы впились ему в шею.
Менее чем в шести футах от него лежал оплетенный зарослями скелет человека. На нем были обрывки красной фланелевой рубашки, украшенные бахромой кожаные штаны и ботинки. Вдоль позвоночника торчали огромные шипы, а сквозь череп пророс вьюнок. Правая рука вывернулась за спину под острым углом, кости были явно сломаны. В отдалении Нью заметил ржавое ружье, а на поясе висели пустые ножны.
Нью яростно боролся за свободу, но колючие витки все туже оплетали его туловище.
— Помогите! — крикнул он. — Натан! Беги скорее за помощью! — У него страшно болела голова.
Натан несколько секунд не отвечал. Затем произнес:
— Нью, я боюсь. Кажется, я сейчас что-то слышал. Чьи-то шаги.
— Беги за помощью! Беги к маме! Скорее, Натан! — Шип глубоко вонзился в щеку.
— Я его слышу, Нью! — Голос брата дрожал. — Он приближается!
Взошла луна. Как тыква, подумал Нью и похолодел.
— Беги, — прошептал он, а затем закричал: — Беги домой, Натан! Давай! Беги домой!
Когда донесся голос Натана, в нем опять была уверенность.
— Я бегу к маме! Я спасу тебя! Вот увидишь! — Послышался треск, будто Натан продирается сквозь кустарник, затем слабый крик: «Вот увидишь!» — и наступила тишина.
Подул ветер, и в яму полетели увядшие листья. Нью слышал свое прерывистое дыхание. Вокруг сгустился запах смерти.
Он не знал, сколько времени прошло. Вскоре он задрожал, ужасный холод пронизывал до костей. Кто-то смотрел на него. Нью чувствовал это так же ясно, как борзая чует кровавый след лисицы. Мальчик взглянул наверх, и сердце учащенно забилось.