– Тут миссис Чавенсворт, – не преминула заметить я, – поэтому все совершенно прилично.
Такое явное недоверие со стороны Эдварда, одного из самых близких мне людей, возмущало до глубины души.
– Это ничего не значит для меня, Кэтрин. Я не желаю, чтобы ты продолжала общаться с этими людьми.
Лицо лорда Дарроу словно бы окаменело. А у меня дыхание перехватило от возмущения.
– Эдвард, веди себя прилично, – строго потребовала я у брата.
Как он только мог обходиться подобным образом с мистером Уиллоби, мистером Оуэном и уж тем более с лордом Дарроу. Право, они подобного никак не заслужили. И даже если Эдвард не знал обо всем, что делали для меня эти люди, не знал, что мы пережили вместе, однако разве же это повод так дурно обходиться с ними.
– Ваш тон неуместен, молодой человек, – холодно заметил лорд Дарроу, смерив осмелившегося выступить против него тяжелым взглядом, который словно бы тянул к земле.
Я уже знала, как сложно выдержать недовольство его милости, но Эдвард упорно продолжал смотреть прямо в глаза лорду, всем видом своим демонстрируя вызов. Хотелось встать между ними и закрыть брата собой. Но мне было страшно сейчас даже пошевелиться.
– Ваше присутствие в жизни моей сестры – вот что неуместно, – не желал уступать брат.
Если бы он только знал о том, как защищает меня его милость от дивного народа… Впрочем, сперва пришлось бы заставить Эдварда поверить в то, что он считает нелепыми сказками. В конце концов, брат не пережил того же, что и я сама. Для него жизнь все еще оставалась… нормальной.
– Боюсь, об этом я буду говорить с вашим отцом, но не с вами. Разговор окончен. Мисс Уоррингтон вернется домой в экипаже миссис Чавенсворт.
Его милость сказал это твердо, решительно, а после встал и вышел, не размениваясь более на разговоры.
Все собравшиеся проводили его взглядами, но если в глазах Эдварда сияло злое торжество, то мы с моими друзьями смотрели вслед лорду с тоской. Пусть он и бывал тираном, но именно его милость наставлял нас, помогал, исправлял за нами последствия ошибок.
Но в итоге пришлось молчать до того момента, когда подали экипаж. И я не просто молчала – даже смотреть в сторону Эдварда лишний раз не рисковала.
В итоге, когда пришло время покидать дом миссис Чавенсворт, в моей душе возникло такое чувство, будто бы я осиротела. Как же так вышло, что находиться с друзьями мне стало куда проще и легче, чем с людьми, родными по крови?
Эдвард, вопреки всем моим надеждам, поехал не верхом. Он предпочел экипаж… И это приговаривало мне к «беседе по душам». То есть жуткому разносу…
Который начался, стоило только захлопнуться дверям.
– О чем ты только думаешь, Кэтрин? – тут же набросился на меня брат. – Как ты могла отправиться к этим людям совершенно одна? На что похож твой наряд?
Столько вопросов разом… И ведь ни на один не удастся ответить так, как понравится Эдварду. Особенно, если в мою голову придет сказать ему правду.
– Так было нужно, Эдвард, – тихо отозвалась я, понимая, насколько жалко звучат мои слова.
Он яростно сверкнул глазами и сложил руки на груди, всем видом демонстрируя, как он относится к моим попыткам объясниться.
– Ты говоришь какую-то удивительную чушь, – резко сказал брат.
Никогда прежде он не обращался ко мне таким возмутительно грубым тоном.
Я отвернулась с твердым намерением не произносить более ни единого слова. К сожалению, у Эдварда были совершенно другие планы. Он намеревался продолжить допрос.
– Что случилось на самом деле, Кэтрин? У тебя была с кем-то из этих людей неудавшаяся интрижка?
От незаслуженной обиды у меня перехватило дыхание.
– Я похожа на ту, с которой можно завести интрижку? – прохладно спросила я у брата, не желая смотреть ему в глаза.
Если быть до конца честной, то я надеялась на извинения. Однако Эдвард меня разочаровал…
– Я уже не знаю, на кого ты похожа, Кэтрин. Ты вернулась домой совершенно раздавленной, но стоило только этим людям снова оказаться в наших краях, как ты тут же бросилась к ним, позабыв обо всяком чувстве собственного достоинства. Кто из них? Уиллоби? Оуэн? Быть может, вовсе их дядя?
Каждое слово ранило и возмущало до глубины души.
– Как ты только… Создатель, как только ты мог подумать что-то подобное? Как только твой язык повернулся… – ужаснулась я. – Мистер Оуэн и мистер Уиллоби были мне хорошими друзьями. А лорд Дарроу вел себя с отеческой строгостью. Как можно думать, будто кто-то из них пожелал бы повести себя недостойно!
Казалось, будто мир вокруг меня постепенно сходил с ума… Предполагать что-то подобное обо мне… Предполагать нечто подобное о лорде и его племянниках...
Брат скептически хмыкнул.
– Он не настолько стар, чтобы я мог не опасаться его!
Словно бы двенадцать лет могли казаться такой уж смешной разницей.
– Я не желаю более слушать всю эту чушь, Эдвард, – тихо ответила я и устало прикрыла глаза. – Не унижай других. Этим ты унизишь только себя.
Разумеется, брат желал только лучшего для меня, да и у него имелись определенные основания думать обо мне именно так… Но… Но я так хотела, чтобы он просто верил мне. Верил – и ничего больше, без объяснений и оправданий.
Дома я поспешно поднялась в свою комнату и первым делом завесила зеркало простыней. Как жаль, что няня уже давно преставилась, а сама я не обладаю никакими способностями к ведьмовству. Только крест и моя слабая вера защищали меня от фэйри.
Слабая защита…
Днем мне еще удавалось держать себя в руках, но чем темней становилось на улице, тем быстрей билось мое сердце. С каждой секундой становилось все страшней и страшней.
Однако я не знала, что мне стоило бояться не только фэйри…
В положенное время я спустилась к ужину, стараясь держать себя в руках и не вздрагивать от каждого шороха. Наверняка родители заподозрят неладное, если я продолжу вести себя странно.
Энн и Эмили уже сидели внизу и щебетали как две пташки. Не так давно в городке неподалеку расположился на постой гвардейский полк, что внесло сумятицу в бесхитростные души сестер и стало заодно и главной темой их разговоров. Они пытались втянуть в беседу и меня, однако военные не казались мне интересны. Да и я внезапно очень ясно осознала, что предпочитаю мужское общество. Более того, общество вполне конкретных мужчин. И именно они в моем доме стали не самыми желанными гостями.
– Дорогая, Эдвард сказал, сегодня ты нанесла визит миссис Чавенсворт? – спросила у меня матушка украдкой.
У меня появилось страстное желание отомстить брату за излишнюю словоохотливость. Ведь прежде он не так уж и часто делился с родителями моими похождениями, даже если не одобрял их. Мы предпочитали все решать промеж собой и не волновать мать и отца.
Почему теперь все внезапно изменилось? Неужели мы настолько сильно отдалились с ним?..
Покосившись на Эдварда, поняла, что да…
– Да, мама, я была у миссис Чавенсворт, – тихо ответила я.
Матушка наверняка подозревает, что с моим воскрешением в детстве все нечисто… Но мне не казалось, она не сумеет так легко принять новость о том, что меня вернули к жизни фэйри.
– Вероятно, что тебя интересовала… не столько миссис Чавенсворт, сколько ее гости?
На это я предпочла промолчать. Не хотелось дальше что-то объяснять.
Папа последним сел за стол.
Казалось, будто все в полном порядке…
Мы мирно беседовали, наслаждались ужином, пока отцу не принесли письмо. Обычно папа предпочитал не открывать корреспонденцию за обеденным столом, но слуга что-то шепнул ему и подал нож для бумаг. Вероятно, нечто особенное было с этим письмом.
Когда отец пробежал глазами по первым строчкам, он изменился в лице и словно бы побледнел.
– Дорогой? – окликнула его мама, но в ответ папа только махнул рукой, не отрывая взгляда от послания.
– Кэтрин… – хрипло выдохнул родитель, и мне показалось, будто я вот-вот лишусь чувств.
Что бы ни написали в злосчастном письме, это было обо мне… И отец пришел в ярость…
– Кэтрин, как ты могла?! Как ты могла так опозорить собственную семью?! Ты…
У меня перед глазами потемнело. Я не знала, кто написал отцу, но уже понимала, что именно сообщалось.
Мисс Кэтрин Уоррингтон пыталась бежать с мистером Греем, но была остановлена и возвращена домой родителям. С позором. Новость дошла до наших мест куда быстрей, чем мы рассчитывали с лордом Дарроу.
– Папа, я…
Отец тяжело поднялся и приказал:
– Замолчи!
Никогда прежде на меня не повышали голоса в собственном доме. Я беспомощно смотрела на отца и понимала, что моя жизнь уничтожена, как и мои отношения с семьей.
– Ты пыталась бежать с мужчиной, Кэтрин. Бежать!
Внутри все перевернулось от таких жестоких и несправедливых обвинений. Вот какой оказалась расплата за мою помощь мисс Оуэн.
– Это неправда, отец! – воскликнула я, из последних сил удерживаясь от слез. – Я никогда бы так не поступила!
Но по глазам родных я видела, что мне никто не верил. Даже мама… Даже Эдвард…
– Так вот почему тебя вернули домой, – тяжело вздохнул брат и сгорбился как старик. – Ты погубила себя… И нас всех погубила.
Сестры едва не рыдали от подобных новостей. Если раньше их шансы выйти замуж были невелики, то теперь исчезли вовсе. Им грозила участь старых дев… Обеим.
– Так вот почему ты говорила, что тебе нужно выйти замуж… – едва слышно прошептала мама, глядя на меня так, что захотелось умереть. Тут же.
Вокруг было только неодобрение, непонимание… и презрение. Никто не желал ничего слушать. Значит, не было смысла говорить...
– То есть теперь… теперь ты… п-падшая женщина?! – ужаснулась Эмили, взглянув на меня так, словно бы я была прокаженной. Энн глядела на меня с суеверным ужасом, уже явно представляя, как скончается в глубокой старости, окруженная одними лишь кошками.
Всего несколько слов – и вот я уже стала чужой для собственных сестер.
В этот ужасный момент мне хотелось, чтобы рядом оказался лорд Дарроу и защитил меня от всех ужасных слов, подозрений… Он ведь пришел на помощь, даже после того, как я пыталась помочь его любимой племяннице бежать с женихом, которого он не одобрял.
Хотелось встать за спину его милости и спрятаться от всех бед мира, от укоризненных взглядов родных, от собственной горечи. Он ведь сможет помочь мне, сможет все исправить…
– Уходи в свою комнату, – помертвевшим голосом произнес отец. – Я не желаю видеть тебя.
А в довершение всего папа приказал слуге запереть меня в собственной комнате. И это стало последним ударом, который лишил веры и надежды.
Я поднялась из-за стола и молча ушла к себе, не пытаясь больше оправдаться. Пусть так… Еще остались люди, которые верили мне. Люди, которые знали правду.
Оказавшись у себя в спальне, я дала волю слезам, которые беззвучно лились из глаз, не принося ни капли облегчения. Солнце уже зашло, на улице стемнело. Комнату освещала лишь одна свеча, и постепенно место обиды занял ставший привычным страх.
Ночь вступала в свои права. Время фэйри Неблагого двора. И словно в ответ на мои мысли донесся тихий, едва различимый голос.
– Зачем все эти страдания? Зачем боль? Идем, идем с нами, дитя человеческое, – говорил кто-то.
Я не видела того, кто обращался ко мне, и от этого страх становился только сильней.
– Что тебе делать в этом тварном мире, который так жесток?
Голос стал чуть громче, а потом я увидела, как простынь на зеркале зашевелилась, словно норовя сползти с него. А потом на ней проступили очертания ладони.
Создатель милосердный… Я одна, заперта, а в комнату пытается проникнуть фэйри.
Сжав зубы, кинулась вперед и прижала ткань к стеклу. Вряд ли такая детская уловка задержит нечисть, но не могла же я вовсе ничего не делать?
Комнату заполнил серебристый смех, и теперь я ни секунды не сомневалась в том, что за мной пришел именно Охотник. Его голос навсегда отпечатался в моей памяти.
– Ну и что же ты делаешь? Ведь тебе не удержать меня. И той безделушке, которую тебе дали, тебя не защитить...
Та ладонь, что тянулась ко мне из зеркала, попыталась схватить мою руку, и мне не хватило смелости: с истошным криком я отскочила и принялась стучать в дверь, умоляя выпустить меня наружу.
Простынь соскользнула со стекла. Из глубины зеркало мне жутко улыбался Охотник.
– Создатель, спаси и помилуй, Пресвятая дева защити… – прошептала я, не надеясь, что небеса откликнутся на мою молитву. – Да выпустите меня хоть кто-нибудь!!!