— Ничего не понимаю… — пробормотал он. — Кто-то спросил, получили ли мы почту? И голос какой-то странный… Пацаны что ли балуются?
Он положил трубку на рычаг и почесал в затылке.
— Какую еще почту? — буркнул он непонимающе. — Мы сто лет уже ничего не выписываем… Мам! — крикнул он, выходя в другую комнату. — А где у нас ключ от почтового ящика?
Через минуту хлопнула входная дверь: Кирилл вышел из квартиры. Сергей сел на диван, и тут же вновь зазвонил телефон.
— Да, — сказал он, снимая трубку.
На том конце не ответили, только слышно было, как кто-то невидимый очень шумно дышит в трубку.
— Ну что, будем в прятки играть? — поинтересовался Сергей.
В трубке хихикнули, потом хриплый голос спросил:
— Ну?
— Баранки гну, — сказал Сергей.
В трубке не то засопели, не то зачавкали, потом раздались короткие гудки.
— Хм, — произнес Сергей задумчиво и положил трубку. — Пацаны, говоришь?..
Ему почему-то показалось, что не пройдет и минуты, как позвонят снова. Но прошло больше, чем минута, никто не позвонил, зато вернулся Кирилл. Выражение лица у него было странное-странное, какого Сергей еще никогда у него не видел. В руке он сжимал листок бумаги.
— Ты чего это? — удивился Сергей. — Что за письмо?
— А это не письмо, — осклабившись, проговорил Кирилл. — Полюбуйся.
Сергей взял протянутый ему листок бумаги. Он был сложен вдвое. На одной стороне его размашистыми печатными буквами было написано: «Зеленину», а на другой, такими же буквами — «Не суй свой нос в чужой вопрос. Меньше знаешь лучше спишь. Мы несколько раз предупреждать не будем».
— Забавно… — проговорил Сергей озадаченно. — Стало быть, «мы»?.. Слушай, сейчас опять кто-то позвонил!
— Что сказали?
— Ничего. Видимо, ждали, какая будет реакция. Кир, это не пацаны!
Кирилл бухнулся на диван и стал методично колотить ладонями по коленям. В его глазах сверкал огонь.
— Нет, ты посмотри! Кто-то будет меня учить, что ли?! — почему-то весело выпалил он. — Ну, что ты об этом думаешь?
— Да ничего пока что… — пробормотал Сергей. — Интересно, а какой чужой вопрос имеется в виду? Кир, а ты сам что думаешь? Какой вопрос-то?
— А это неважно! — воскликнул Кирилл. — Это, Серега, по идее, неважно…
Он опять вскочил на ноги и по своему обыкновению стал ходить по комнате, насупив брови и закусив губу.
— Это неважно! — повторил он, взмахнув рукой. — Они не будут несколько раз предупреждать… Ты понял главное-то, а?
— Нет, — честно признался Сергей. — Я вообще не понял, чему ты так обрадовался.
— Ты не понял? — Кирилл оживленно потер ладони. — Ты не понял главного?! Ну-ну!
— Нет, а что произошло, отчего у тебя так поднялось настроение?
— Да то! Это означает, — Он вырвал у Сергея записку и потряс ей в воздухе, — что мы на верном пути! Понял?! Это означает, что противник начал нервничать. Это означает, что мы их где-то зацепили! Зацепили, Серега, вот и все! А раз мы их зацепили… — Он подскочил к Сергею и ткнул пальцем его в грудь. — Раз зацепили, то рано или поздно должны клубочек этот распутать!
Нелепо размахивая руками и треща сучьями, он начал спускаться по склону в ложбину.
— Лешка!.. — выкрикнул я.
Но Прохоров никак не отреагировал. Он шел прямо туда, на свечение. Я не знал что мне делать: остановить его или нет. Я был в растерянности. Березин в нерешительности шевельнулся и посмотрел в мою сторону.
— Куда это он?! — вдруг встрепенулся Холодов, вытягивая шею. — Вы что? Верните его!
— Прохоров, стой! — крикнул я, но тот продолжал удаляться. — Саня, бросил я Березину. — Его надо остановить!..
— А если там радиация? — с опаской проговорил Березин. — Или еще какая холера…
— Нет там радиации! — выпалил Холодов. — Я же проверил… Да остановите его!
Он поднялся с травы, опираясь рукой о ствол дерева. Мы с Березиным, не дожидаясь его, стали торопливо спускаться в ложбину вслед за Прохоровым. И тогда мы столкнулись с еще одним феноменом этого странного свечения. По мере приближения оно нисколько не увеличивалось в размерах. Мы подходили к нему все ближе, расстояние до него сокращалось, но одновременно оставалось неизменным. Это было совершенно необъяснимо, это никак нельзя описать словами, и это настолько потрясало, что на какое-то время я даже потерял из виду фигуру Прохорова. Я был приворожен и загипнотизирован этим розовым светом, и в какой-то момент мне даже почудилось, что ноги сами несут меня к нему. Потом я словно очнулся и увидел, что Прохорова впереди уже нет. Когда и куда он успел исчезнуть, я не заметил. Очевидно, Березин испытал похожие ощущения, потому что мы одновременно застыли на месте и растерянно посмотрели друг на друга. До свечения оставалось не более двадцати метров. Прохоров никуда не мог ни свернуть, ни упасть на этом протяжении. Значит, он был внутри?!
— Что за черт?.. — прохрипел Березин, недоуменно таращась, то на меня, то на свечение. — Иван, он что, туда залез?
Нехорошие предчувствия стали овладевать мной. Даже в горле пересохло.
— Лешка! — прокричал я осипшим голосом. — Где ты?!
Прохоров не отозвался. Как вкопанные, мы стояли и не знали, что делать.
Сзади зашуршало — это нас догонял Холодов. Лицо его было очень озабоченное и серьезное.
— Что?.. — проговорил Холодов, отдуваясь. — Где он?
— Кажется, там… — произнес я.
— Ну, зачем?.. — как-то сдавленно произнес Холодов. — Что за ребячество, прямо!..
— А что? — вскинулся Березин. — Это опасно?
Он вдруг в два прыжка оказался возле Холодова и схватил его за отвороты плаща.
— Что теперь-то?! — со злостью выдохнул Березин ему в лицо и грубо встряхнул. — Что ты все молчишь как глухонемой?!
Холодов никак не ожидал такого поворота. Он ошеломленно выпучил свои бесцветные глаза и открыл рот, отчего стал похож на рыбу, выброшенную на берег.
— Мне надоело! — прорычал Березин и снова встряхнул его. — Ты нас сюда приволок неизвестно зачем… а теперь что?! Что теперь, я тебя спрашиваю?!
— Что эт-то значит?.. — вырвалось из Холодова. — Отпустите меня!..
— Саня, перестань! — сказал я. — Что ты в самом деле?
Но Березин не слышал меня. Он был напуган, он был зол. Он подтянул Холодова к себе вплотную и процедил:
— Может, ты желаешь туда? Вслед за ним? А то давай!..
— Иван… К-константинович… — запинаясь, вымолвил Холодов. — Скажите вы вашему… коллеге…
— Саня! — снова крикнул я. — Ну, причем здесь он? Он же тоже… Второй пилот!!! — рявкнул я раздраженно и тогда Березин остановился.
Он выпустил из рук Холодова и сник. С виска по щеке у него пробежала капля пота. Холодов обиженно засопел рядом. Я почувствовал внутри холодок. Я не знал, что делать. И самое паршивое, что этот Холодов, похоже, тоже не знал. Надо было принимать какое-то решение. И я так и не знаю до сих пор, какое бы я принял тогда решение, если бы в следующий момент не появился Прохоров.
Он возник в полной тишине, медленно проступив из свечения, словно изображение на фотографии, опущенной в проявитель. Он как будто вышел из облака. Я уже не помню точно, как он появился: сразу лицом к нам, или спиной, а потом уже развернулся. Он двинулся к нам, и каждый шаг, казалось, стоил ему огромных усилий, будто он шел на негнущихся ногах. Руки его безжизненно болтались вдоль тела, а на голове, почему-то, уже не было фуражки. Но самым странным было его лицо. Оно напоминало изваяние. Оно даже не было окаменевшим от шока или чего подобного, нет. Оно просто было лишено эмоций, как лица экспонатов в музее восковых фигур. Мы, потрясенные, смотрели, как он приближается, не в силах вымолвить ни слова. Не дойдя до нас каких-нибудь пять шагов, Прохоров упал плашмя, лицом в траву, словно подломленный.
В следующее мгновение в руке Березина появился пистолет. Он, наверное, и сам не понял, зачем вытащил его. Я поймал себя на том же порыве, но затем отдернул руку от кобуры. Какое, к черту, здесь могло быть оружие?! Помявшись в нерешительности, Березин спрятал пистолет обратно. Потом мы кинулись к лежащему Прохорову. Мы подхватили его за руки и ноги и стали выбираться обратно из ложбины. Прохоров был недвижим, и все время пока мы несли его, не издал ни звука. Глаза его были, тем не менее, открыты и устремлены куда-то к вершинам деревьев. Березин что-то рычал по дороге, но я уже не помню что. Холодов молчал. Я тоже молчал, в мозгу колотилась одна мысль: лишь бы с ним ничего не случилось! Только бы ничего не случилось!
Выкарабкавшись по склону из ложбины, мы снова остановились на ее краю. Прохорова мы прислонили спиной к стволу дерева. Он был жив и, на первый взгляд, нигде не пострадал. Если не брать во внимание его полнейшую неподвижность и очень странное выражение лица. Точнее отсутствие какого-либо выражения.
— Леша! — Я стал хлопать его по щекам. — Ты слышишь меня? Леша!
Прохоров медленно моргнул, не отрывая взгляда от неба, видневшегося среди кромок деревьев.
— Все, — вдруг отчетливо и ровно произнес он.
— Что? — Я даже подскочил. — Что ты говоришь?
— Все, — таким же бесцветным голосом повторил Прохоров. — Все значит все.
— Леша, с тобой все в порядке? — проговорил я растерянно. — Ответь, я прошу… Ты слышишь меня?!
— Слышу, — сказал Прохоров.
Рядом склонился Березин, утирая с лица пот.
— Как твое состояние? — спросил я.
— У меня его нет, — прозвучал странный ответ. Монотонный, безжизненный тон его голоса не менялся. — У меня нет состояния. У меня ничего нет. И меня тоже нет.
Мы переглянулись с Березиным.
— Ты идти можешь? — спросил Березин.
— Могу… — не сразу отозвался Прохоров. — Наверное. Но не хочу. А если не хочу, то, значит — не могу.
Березин нервно сплюнул на землю.
— Мы не понимаем, — с замиранием проговорил я. — Ты ногами можешь шевелить?
— Зачем? — произнес Прохоров. — С какой целью? Цели больше нет. Ничего больше нет. И никого больше нет. Все бессмысленно. Все.
— Тронулся, что ли?.. — прошептал Березин, облизывая губы. — Вот же, черт возьми!..
— Леша, что ты такое говоришь? — выдохнул я, теряясь. — Надо уходить, понимаешь меня?! Надо встать и идти!
— Идти некуда, — сказал Прохоров. — И незачем. Бесполезно. Несущественно.
— Спросите его, что там внутри… — робко вставил Холодов.
— Не лезь! — огрызнулся Березин.
— Что ты видел? — спросил я. — Можешь рассказать? Что там внутри?
— Там все, — ответил Прохоров после некоторой паузы.
— Что — все!? — выпалил Холодов, подвигаясь к нам.
— Все, значит — все, — снова сказал Прохоров. — Суть. Смысл. Все…
— Дохлый номер… — бросил Березин уныло.
— Чего — смысл? — спросил я. — Чего, Леша?
— Всего. Там смысл и истина. Все остальное — ложь. Все остальное ничтожно и глупо. Остальное — бессмысленно. И ненужно. Ненужно никому и ничему.
— О, господи боже!.. — вздохнул я и посмотрел на Холодова.
Он втянул голову и часто моргал. Березин мрачно косился то на него, то на свечение. Помнится, я пытался еще что-то выудить после этого из Прохорова, но он перестал отвечать так же неожиданно, как и начал.
— Ну что, Дмитрий Андреевич? — процедил я. — Как вы можете все это прокомментировать?
— Никак… — тихо отозвался Холодов. — Зачем он туда сунулся? Кто его просил…
— Давайте, мил человек, выкладывайте начистоту! — резко сказал я. — Я не прошу даже, а требую!
— А что выкладывать? — пробормотал Холодов. — Нечего, можно сказать…
— Ты тут не прибедняйся! — недовольно выкрикнул Березин. — Рассказывай все! Что это за хреновина, мать ее?! Только невинного из себя не строй! Чего с парнем стало?
— Я правда не знаю… — стал оправдываться Холодов. — Я понятия не имею, что с ним случилось! Понятия не имею, что там внутри… Честное слово!..
— А кто тогда знает?! — выпалил Березин. — Кто тогда знает?! Я, что ли? Кому сюда надо было, ни жить, ни быть, спрашивается?! Мне, что ли?..
— Саня, не кипятись, — Я попытался немного осадить Березина. — Дмитрий Андреевич, не хотите ли вы сказать, что вообще ничего не знаете про данное явление? Что вы, вообще, видите его впервые?..
— Это не совсем так…
— Простите, а чем же тогда занимается ваша комиссия?
— Многим занимается, — ответил Холодов. — В том числе и тем, что к этому случаю не относится…
— Это чем же? — осведомился Березин.
— Что к этому случаю не относится, — тихо, но твердо повторил Холодов.
— Но нас интересует этот случай, — сказал я. — И ему подобные. Так были подобные случаи, все-таки? Судя по вашим фразам в кабинете Медведева, они были.
— Были, — с вздохом сказал Холодов. — Хотя и немного.
— Ну и что? — сказал я, чувствуя, что его все время надо подпинывать. Говорите же, господи! Чего вы так трясетесь-то? Хотите, мы вам расписки напишем? О неразглашении, или еще там какие…
— Расписки вам и так придется написать, — заметил Холодов. — В любом случае. Такие у нас правила…
— Так в чем же дело!? — недовольно сказал Березин. — Чего тогда кокетку из себя строить, я не понимаю?!
— Послушайте вы! — нервно бросил Холодов ему. — Что вы постоянно мне тут… Как будто я виноват, что парень туда сунулся! В конце концов, взрослые же люди!..
— Ладно, тихо! — сказал я. — У нас нет времени выяснять отношения. Вы можете вразумительно сказать, что вы знаете об этой штуковине?
— Да практически ничего! — воскликнул Холодов. — Понимаете, практически ничего! В этом все и дело. Мы знаем только, что эти излучения возникают неожиданно и всегда в местах, достаточно отдаленных от населенных пунктов. Знаем еще, что они во время своего существования меняют цвет. Сами же видели…
— Ну, видели, — буркнул Березин.
— Но не это главное, — сказал Холодов. — Главное в другом. В том, что эти излучения существуют очень недолго! Всего несколько часов! А потом бесследно исчезают. И когда мы, предположим, прибываем на место, то уже все… В общем, не везло до сих пор. И никто из людей, по нашим данным, не был с этими явлениями в близком контакте.
— Значит, нынче повезло? — сказал я.
— Вот именно, — пробормотал Холодов, слегка возбуждаясь. — Вы, Иван Константинович, думаете, с чего такая спешка? Тут, можно, сказать, стечение обстоятельств… Я в городе, вообще, оказался случайно. Проездом просто. А тут, как обычно, со спутника засекли… Москва меня достала, начальство говорит, что хочешь сделай, но не проворонь. Тем более что не так далеко от города… Раньше гораздо дальше бывало. То где-то в степи, вообще за десятки километров… А тут такой шанс! Вы понимаете или нет?! — воскликнул он. — Мы с вами, можно сказать, первые люди, которые наблюдают это явление! Первые! До сих пор еще никому не удавалось! Понимаете вы?!
— Я понимаю только одно, — сухо сказал я. — Что мой бортинженер, молодой парень двадцати пяти лет влип в очень скверную историю. И ему сейчас нужна помощь. Вот это я понимаю!
— Конечно, конечно, — торопливо закивал Холодов. — Безусловно. Он, вообще, для науки сейчас бесценен! Он побывал там, в самом, так сказать… Это даже трудно переоценить…
— Перестаньте! — оборвал я его. — Это он для матери своей бесценен! Для невесты бесценен… А не для вашей науки! Вашей науке только бы лапу на что-нибудь наложить. Знаем вы вашу науку…
— Зря это вы так… — сконфуженно произнес Холодов.
— Да что ты с ним, Иван… — сказал Березин, морщась. — Ни чего он не знает. Время зря теряем. Что делать будем, командир?
— Носилки будем делать, — сказал я, выпрямившись.
Холодова мы оставили возле Прохорова — все равно толку в этом деле от него не было никакого — а сами пошли на поиски подходящего кустарника для носилок. На это у нас ушло минут, наверное, пятнадцать или больше. Уже потом, когда мы заканчивали делать носилки, Березин мне сказал:
— Знаешь, я, кажется, понял, что тут не так. В этом лесу.
Я в ожидании уставился на него, и он пояснил:
— Здесь тихо. Как в могиле. Птиц не слышно. И вообще, ни одной живности нету… Я, когда догадался, специально стал наблюдать вокруг. Хоть бы одна букашка! Шиш! Все будто повымерли…
— Но так в лесу не бывает.
— В том и дело, что не бывает… Это означает, знаешь что? — спросил Березин. — Они все ушли, понял?! Слиняли отсюда подальше. Животные они на такие дела чувствительные, я знаю… Дело запахло керосином — они и ушли.
— Это мне не нравится, — мрачно сказал я. Я понял, что Березин насчет живности был абсолютно прав. — Это погано, ой, как погано!..