— Да, я тоже убиваю людей, но счет моих жертв идет на десятки, а Рашну намерен уничтожить тысячи и тысячи. Даже жестокость кровавых владык древнего Ашшура покажется детской забавой в сравнении с тем, что будет творить Рашну!
Тут Скилл умолк, ожидая, каков будет ответ Бомерса.
— Ты знаешь, скиф, я верю тебе. — Слуга одарил Скилла пристальным взглядом. — Но буду честен — я не в силах сделать то, о чем ты меня просишь. Я не смогу, я струшу.
— У тебя не хватит решимости выплеснуть под ноги Рашну кувшин с вином? — изумился Скилл.
— Да. Я могу пообещать тебе все, что ты просишь, но в тот момент, когда придет пора действовать, я просто-напросто не смогу заставить себя сделать это. Я поставлю сосуд на стол и уйду. И ты окажешься в дураках, а мне вовсе не хотелось бы, чтобы так случилось, так как я и впрямь обязан тебе.
— Хорошо, что ты хотя бы честен.
— Я тоже считаю, что это хорошо! — подхватил Бомерс. — Но вот что я тебе посоветую. Если ты, конечно, готов принять мой совет.
— Говори, — велел Скилл.
— Я знаю человека, который поможет тебе.
— Дорнум? — Скиф покачал головой. — Он отказался.
— Не Дорнум. Я имею в виду наместника. Выпуски его из темницы и проведи в залу, где будет Рашну.
Полагаю, его появление вполне заменит опрокинутый сосуд с вином.
Скилл оживился:
— Это мысль! Но согласится ли наместник помочь мне?!
На мгновение задумавшись, Бомерс ответил:
— Он — разумный человек. Не думаю, чтобы неприязнь к тебе затмила его разум настолько, что он откажется выслушать тебя. Кроме того, наместник люто ненавидит чародея, понимая, что это именно он — а не вы трое — лишил его власти и перстня.
В словах Бомерса был резон. Отпустив его с миром, Скилл направился в темницу, где томился свергнутый властелин Бактры.
За время, проведенное в темнице, наместник оброс и одичал. В его облике не осталось ровным счетом ничего от того холеного господина, который некогда, не скрывая брезгливости, соизволил бросить перчатку лучнику Скиллу. Увидев скифа, наместник решил, что пришла его смерть, и вознамерился встретить ее достойно. Каково же было удивление узника, когда Скилл извлек из принесенной с собою сумы запечатанный сосуд с вином и пару бокалов и произнес:
— Нам надо поговорить…
Бомерс оказался прав, наместник без малейших колебаний согласился помочь своему недругу. Когда Скилл напомнил ему, что неудача или оплошность будут стоить жизни, наместник с грустной усмешкой заметил:
— Как можно потерять то, чего уже лишен.
Скилл не стал откладывать дело в долгий ящик, так как Рашну с каждым днем обретал все большую власть. Нужно было спешить, в противном случае чародей мог сконцентрировать в себе магию кольца и перестать зависеть от него. Скиф назначил исполнение плана на ближайший праздник, посвященный дню рождения правителя Бактры, то есть дню рождения Скилла. Ему исполнялось ровно тридцать — дата, достойная быть отмеченной. Не очень-то приятно умирать в свой день рождения, но более удобного случая могло не представиться, так как Рашну затевал грандиозный поход на запад, после которого должен был обрести такую власть, при которой надобность в помощниках, подобных Скиллу, отпадала.
И вот назначенный день настал. Сначала прошло официальное торжество, во время которого Скилла чествовали горожане и посланцы тех соседних племен, что поспешили признать власть правителя Бактры в надежде, что она будет менее обременительной, чем персидская, или из страха. Церемония была проведена с подобающей случаю пышностью и отличалась фальшью, переполнявшей каждые слово и жест. Потом властелин Бактры и его друзья собрались в более тесном кругу, дабы усладить себя пиром и плясками грациозных танцовщиц. После второго или третьего по счету бокала сидевший на самом краю стола Бомерс обратился к своему повелителю с просьбой:
— О, могущественный владыка! — провозгласил слуга, склоняясь в низком поклоне. — Окажи своим рабам честь! Продемонстрируй нам то непревзойденное умение, с каким ты владеешь страшным оружием под названием лук!
Надо ли говорить, что эта просьба была частью плана и единственным, на что отважился согласиться Бомерс.
Изобразив некое сомнение, должное означать — а уместно ли подобное здесь, в пиршественной зале, Скилл в конце концов удостоил Бомерса милостивого кивка и приказал ему принести лук и стрелы. При этом он незаметно покосился на сидящего чуть поодаль Рашну, отметив, что лицо чародея выражает сомнение. Видно, тот заподозрил что-то недоброе. Но отступать было поздно, потому Скилл положился на волю судьбы. Приняв из рук Бомерса лук, он трижды под восторженные возгласы друзей и придворных поразил установленную в противоположном конце залы мишень, после чего повесил грозное оружие на спинку своего кресла. Все время, пока Скилл стрелял, Рашну, с трудом скрывая напряжение, наблюдал за ним, сейчас он наконец позволил себе расслабиться. И напрасно.
Как раз именно в этот миг в зале объявился бывший наместник Бактры, загодя выпущенный Скиллом из темницы и до поры до времени прятавшийся в своих прежних покоях. Облаченный в грязные одежды, с лицом, заросшим бородою, он совсем не походил на того надменного правителя, каким привыкли видеть его обитатели дворца. Но тем не менее наместника сразу узнали. Оживлённые разговоры смолкли. Все, затаив дыхание, ждали, что же будет дальше.
Выйдя на середину залы; оборванец остановился точно против того места, где сидел Рашну, и гневно воскликнул:
— Наконец-то я могу видеть тебя, мерзавец, низостью и обманом овладевший моим городом! Да пусть все кары мира падут на твою мерзкую голову! Да пусть твое лживое сердце разорвут на части демоны ада! Я проклинаю тебя и твое потомство, тобою еще не рожденное!
Остолбенев от неожиданности, пирующие внимали этим проклятиям. Первым опомнился Гартикс. Оттолкнув кресло, на котором сидел, он бросился к наместнику с явным намерением схватить наглеца. Но опомнившийся Рашну опередил своего ретивого слугу.
— Не трогай его! — Голос чародея походил на львиный рык. — Я сам!
Рашну вытянул вверх левую руку, кольцо на его пальце запульсировало. Цвет чудесного камня становился все более густым, пока не приобрел оттенок налитого влагой изумруда. Тогда Рашну начал медленно опускать руку, вытягивая ее по направлению к наместнику. Сидевшие вокруг чародея люди невольно подались прочь, опасаясь попасть под губительный луч. Лишь наместник остался недвижим. Он сыграл свою роль, и теперь все зависело от Скилла, который уже взял в руки лук.
Выстрел должен оказаться непременно точен. Скилл чувствовал тоненькое биение вздувшейся на его виске жилки, пальцы, оттянувшие тетиву, побелели от напряжения. Рука Рашну поравнялась с массивной фигурой наместника. Пора! Тонко тренькнула освобожденная от оков тетива. Вибрируя, подобно живому существу, стрела проделала отмеренное ей расстояние, срезав палец с перстнем под корень.
Рашну закричал от неожиданной боли. Окровавленное кольцо со звоном покатилось по столу и упало на пол, прямо под ноги пирующих. Поднялась суматоха. Большинство гостей, не понимающих, что происходит, но быстро сообразивших, что рискуют очутиться в центре таких событий, какие могут стоить головы, бросились вон из залы, другие пытались спрятаться — кто за портьеры, кто под стол. Но некоторые из тех, что полезли под стол, наверняка делали это не из желания укрыться.
Перстень! Скиллу во что бы то ни стало нужен был перстень. Или Рашну. Но перстень валялся где-то на полу, а чародей, воспользовавшийся начавшейся сумятицей, куда-то исчез. Зоркие глаза скифа так и не смогли высмотреть его в толпе ломящихся в узкие двери гостей. Потому приготовленная для Рашну стрела вонзилась в грудь одному из вождей кочевников, попытавшемуся посредством меча разделить нынешнего владыку Бактры надвое. Скилл юркнул под стол. Перстень! Где же этот перстень?!
— Скиф, вот он! — Высунувшись из-под стола, Дорнум показывал Скиллу бесценную безделушку. — Я нашел его!
— Отдай!
Появившийся невесть откуда Рашну с диким криком вцепился в руку разбойника. С другой стороны на помощь магу спешил Гартикс, сжимавший в руке короткий скифский меч. Свистнула стрела, вонзившись Рашну в плечо. Вскрикнув, чародей освободил Дорнума, и тот бросил перстень Скиллу. Это движение было последним в жизни грабителя, в чью спину вонзился меч Гартикса, который пережил своего приятеля лишь на крохотное мгновение и упал на его тело, пораженный в шею стрелой Скилла.
Зала моментально опустела, из многих десятков пирующих в ней остались лишь Скилл, Рашну да ошеломленный происшедшим наместник.
— Скилл, верни мне перстень, и давай забудем обо всем. Мы еще можем договориться.
— Не делай этого! — крикнул наместник.
— Скилл, хорошенько подумай, — процедил Рашну. — Если ты отдашь камень ему, — чародей указал головой на вельможу, — думаешь, он отблагодарит тебя?! Как бы не так! Тебя ждет плаха! А договорившись со мною, ты сможешь стать властелином мира.
— Не делай этого! — вновь крикнул наместник.
В залу вошли несколько воинов. Не зная, чью сторону принять, они встали у входа, предоставляя Скиллу, Рашну и наместнику самим определить — кто же станет победителем.
— Скилл… — змеино прошептал маг, устремляя на скифа свой давящий взгляд.
Усилием воли сбрасывая оцепенение, скиф крикнул ему:
— Ты помнишь, колдун, мы говорили о грани, разделяющей негодяя и героя! Ты говорил, что она столь тонка, что, по сути, не существует. Так вот, она есть! Она заключается в том, что в решающий миг, когда на кону судьба многих людей, а быть может и всего мира, герой становится на сторону добра, в то время как негодяй обращается ко злу!
С этими словами Скилл швырнул кольцо на стол и что есть сил ударил по нему тяжелым золоченым кубком. Раздался грохот, заставивший дворец содрогнуться. Невидимая сила оторвала скифа от пола и швырнула его на стену, соприкосновение с которой было весьма болезненным. Глаза застил туман, сквозь который Скилл успел различить Рашну, корчащегося и исчезающего в облаке ядовито-зеленого цвета, в которое обратился чудесный камень. А потом пелена стала столь плотной, что скиф не мог различить даже собственную руку.
Когда же она рассеялась, Скилл обнаружил, что находится в той самой темнице, с которой впервые познакомился после ночного визита во дворец. Он отнесся к этому открытию философски. Благодарность владык непредсказуема — это общеизвестно.
Глава 8
ИДУЩИЕ ЗА СОЛНЦЕМ
Судьба играет с человеком, Скилл привык философски относиться к поворотам собственной судьбы. Будучи вознесен ею на трон, он с такой же легкостью этого трона и лишился, очутившись в темнице — месте, не слишком приятном, но способствующем работе мысли. А поразмышлять, право, никому не вредно. Если только сей процесс не растягивается на месяцы. Но до этого покуда не дошло и, как полагал Скилл, дойти не могло. Наместнику было за что поквитаться со своим обидчиком, а потом и спасителем. Весь вопрос заключался в том, какова будет расплата. Скилл мог запросто лишиться головы, получив в довесок всю гамму удовольствий от знакомства с местными заплечных дел мастерами, а мог и отделаться изгнанием. Все зависело от того, как поведет себя наместник. Но покуда он вел себя странно, а вернее, никак себя не вел. Вот уже который день скиф сидел в каменном мешке и его никто не тревожил. При этом питание было сносным, а обращение почти что вежливым. Потому Скиллу лишь оставалось теряться в догадках относительно своей будущей судьбы.
Поначалу его терзали самые скверные предположения; богатая фантазия кочевника порождала образ мрачного здоровяка в кожаном фартуке, с руками по локоть в крови. Здоровяк скверно улыбался и показывал Скиллу стальные клещи с острозубыми концами.
Но шло время, и здоровяк ушел. На смену ему явились крысы. Они посещали Скилла во снах и противно пищали, а одна самая большая, размерами почти с человека, жаловала пленника глумливыми замечаниями.
— Тебе, милок, придется провести здесь всю свою жизнь! Всю жизнь!!! — Голос крысы был противно скрипуч, а смех, каким она завершала свою речь, расходился по закоулкам сознания раскатами грома.
На смену крысе пришла паутина, липкая и клейкая, словно сладкий фруктовый сироп. Скилл беспомощно барахтался в этой паутине, а свет, маячивший перед его взором, отдалялся в неведомое никуда. Первый раз это огорчило узника, но потом он привык и прощался с исчезающим светом идиотским хихиканьем. Примерно так и сходят с ума. Ну нет! Скилл рассвирепел от самой возможности подобного. Чтобы он, скиф, с которым не смогли совладать ни Ариман, ни его могущественные слуги, ни земные владыки, поддался такому ничтожному врагу, как безумие! Скилл начал сопротивляться. Он воскрешал в памяти яркие картины былого — свои путешествия по бескрайним просторам Скифии и Парсы, диковинные странствия по подземному миру Аримана с его Синим, Серебряным и Золотым городами, блуждание в Заоблачных горах. Он вызывал к себе тех, кого некогда знал, и они приходили — и друзья, и враги. И Скилл беседовал с ними, распивая воображаемый килик доброго вина. Он вновь вел заумные разговоры со Сфинксом, внимал хитрым словесным вывертам Дракона и любовался чуть грустным лицом Лаоники. Грозный стратег Ренелс цедил в лицо Скиллу скупые слова, поигрывая мечом, с которого стекала загустелая кровь Калгума, и два Дорнума, один — киммериец, другой — согдиец, дарили Скилла своею щедрой улыбкой. И Черный Ветер… Скиф безумно скучал по Черному Ветру.
Он уже устал ждать, когда в один из дней, — а быть может, то был вечер или ночь, — дверь в его темницу широко распахнулась, заставив Скилла зажмуриться от обилия света.
— Вытащите его, — сказал чей-то знакомый голос.
Две пары сильных рук подхватили Скилла под мышки и, выдернув его из замкнутого пространства каменного мешка, выволокли в коридор. Прислонясь спиною к стене, скиф беспомощно хлопал глазами, из которых ручьем лились вызванные обилием света слезы. Потом свет стал менее ярок, и пленник смог оглядеться. Он находился в окружении большой группы людей, среди которых были наместник, Бомерс и несколько вельмож, преданно служивших Скиллу в бытность его царем.
— Очухался? — поинтересовался наместник. Скиф кивнул. Лицо бактрийца осветила широкая улыбка. — Вот теперь ты выглядишь должным образом. Точь-в-точь как некогда выглядел я! — Слуги отреагировали на шутку господина дружным хохотом. Наместник оборвал его энергичным взмахом руки. — Следуй за мной!
— Куда? — поинтересовался Скилл. — На казнь?
— Посмотрим, — пробурчал властелин Бактры. — Но покуда я предлагаю тебе разделить кувшин вина и кое о чем поговорить.
Что ж, кувшин вина был не самым дурным поводом для того, чтобы вытащить человека из темницы. Решив так, Скилл последовал за наместником. Ослабшие от долгого сидения ноги плохо держали его, и время от времени скиф опирался на плечи шагавших по сторонам от него воинов, которые, к его удивлению, не выказывали протеста против подобного поведения узника. Все это натолкнуло скифа на мысль, что дела его, возможно, не так и плохи.
В подобной мысли он укрепился еще больше, когда его отвели сначала в баню, где о тощих телесах узника проявили нежную заботу три ядреные девки, а потом и к каламистру, сбрившему кочевнику бороду и приведшему в порядок шевелюру. Все это еще не означало, что казнь отменена, но свидетельствовало о некоем почете, на который Скилл, признаться, не рассчитывал и каковой ему был приятен. Переоблачившись в чистую добротную одежду, скиф оглядел свое отражение в громадном медном зеркале и убедился, что заключение в темнице не слишком отразилось на его внешности, да и на его здоровье. Если исключить вполне объяснимую слабость в членах, в остальном Скилл чувствовал себя превосходно. Именно в этот миг объявился Бомерс.
— Идем, — сказал толстяк.
Скилл послушно двинулся за Бомерсом. Два воина, все это время следившие за скифом, замыкали шествие. Убедившись, что они находятся достаточно далеко, чтобы не расслышать произнесенную вполголоса фразу, Скилл негромко бросил своему спутнику: