Весьма потасканного вида косоглазый парень появился из дверей трактира и взял под уздцы лошадь Брента. Бывший шпион понадеялся, что в услугу входила и обратная доставка лошади.
— Отнеси эти сумки в мою комнату, — приказал он. Это была самая длинная фраза, произнесенная им за последние дни.
К тому времени как шлюха помогла Бренту подняться на второй этаж, где располагались спальни, их догнал косоглазый, тащивший чересседельные сумки Брента.
— Сюда, — пробурчал он, указав на одну из хлипких дверей, выходивших в полутемный коридор.
Девица помогла Бренту войти внутрь и опустила его на кровать. Трактирщик грохнул сумки на пол и вышел, сально ухмыльнувшись, прежде чем закрыть за собой дверь.
— Хочешь, чтобы я сняла с тебя все это, сладенький? — осведомилась девица и, не дожидаясь ответа, сноровисто принялась стаскивать с Брента одежду, произведя при этом парочку сладострастных движений, которые должны были подогреть интерес клиента. Похоже, она была всерьез обеспокоена возможной неудачей. Когда обнаженный Брент растянулся на кровати, она перешла к более откровенным действиям и принялась расстегивать пеструю обтягивающую блузку. На свет появился весьма внушительный бюст, отмеченный красными пятнами там, где предыдущие воздыхатели впивались в него зубами, и все же, по ее мнению, самый лучший на улице.
Однако ее предполагаемый зритель уже спал.
Девица подождала целых полторы минуты — достаточно для того, чтобы убедиться, что клиент находится в бессознательном состоянии, — затем застегнула блузку, забрала все деньги Брента и ушла.
«В любом случае, — подумала она, — похоже, выдалась недурная ночь».
Проснувшись, Брент приоткрыл глаза, надеясь понять, где он находится, но окружающий мир расплывался, словно он смотрел на него сквозь пелену слез, туманящих взор. Он обладал определенным жизненным опытом, который подсказал ему две вещи: он больше не находится на спине лошади и очень скоро ему предстоит умереть. Последнее обстоятельство, должно быть, заслуживало глубочайшего сожаления, однако, если смерть способна погасить пожар, бушевавший у него внутри, Брент готов был лишь приветствовать ее приближение.
— Доброе утро.
Голос был веселым и слишком громким. Брент моргнул и постарался повернуть голову. Неподалеку маячил туманный овал, который, по всей вероятности, являлся головой незваного гостя. Брент вновь моргнул, попытавшись сфокусироваться на пятне.
— Ну, как мы чувствуем себя нынче утром? Это надо же, настолько расслабиться прошлой ночью, и где, в Лабиринте Блейка! Насколько я знаю, ты вполне мог бы позволить себе что-нибудь более пристойное. Обуяла ностальгия по дешевому пиву и еще более дешевым женщинам?
Брент прикрыл глаза и тихонько застонал. Если уж ему суждено умереть, то пусть это произойдет побыстрее, поскольку этот голос он узнал бы из тысячи.
— Как ты нашел меня, Марвик? — с трудом прохрипел он.
Человек расхохотался.
— Нельзя сказать, что тебя совсем уж не знают в нашем городишке. Да и вел ты себя вчера не то чтобы неприметно.
Брент помотал головой. Движение отозвалось жуткой болью, которую, по его представлениям, нельзя было не только вытерпеть, но даже представить.
— Я не настолько лез на рожон, к тому же прошли годы с тех пор, как я в последний раз бывал в Белфаре.
— Что ж, — продолжил Марвик все тем же игривым тоном, — не хочется тебе льстить — мамаша некогда говаривала, что лесть забивает башку так же быстро, как мерзкие вши, — но годы оказались к тебе милосердны. Малость прибавилось седины на висках, но в остальном…
— И все-таки, как ты разыскал меня?
Бренту было безумно тяжело говорить, но он решил, что боль, вызванная собственными словами, предпочтительнее мучительной болтовни Марвика.
Приятель вздохнул.
— Ладно. Местная шлюха неплохо развлеклась на твои золотые прошлой ночью.
— Шлюха? Мои золотые?
Брент чуть не сломал голову, пытаясь восстановить в памяти хоть что-то о своих передвижениях по Белфару. Он не помнил никакой женщины и сомневался, что был способен как-то себя с ней проявить. Он прижал ладонь к глазам, которые все еще не желали открываться.
— Не притворяйся, что не помнишь, — хмыкнул Марвик. — Особенно учитывая, что ты валяешься здесь голышом, словно ощипанная курица. Скромность никогда не была твоей отличительной чертой. В любом случае, старина, тебе не следовало забывать о необходимости сначала выгнать из своей постели девку, а потом уже засыпать. В общем, ты захрапел, а она облегчила твои карманы и отправилась на один из тех кутежей, которыми мы некогда так гордились. Высосала почти все виски в баре Бейдена. К тому времени как девка угомонилась, каждая собака знала о том, что она разбогатела и каким образом. Мне оставалось только пошевелить мозгами и выяснить, как выглядел заезжий купец.
Брент снова застонал. Отправляясь в Белфар, больше, чем чего-либо иного, он хотел избежать неприятностей, воплощенных в Марвике. А взамен наткнулся прямо на него, словно корабль на рифы. Брент полагал, что ему необходимо открыть глаза и взглянуть на друга юности — вряд ли Марвик уберется прочь как минимум без этого признака узнавания.
На этот раз его зрение функционировало более сносно. Комната все еще казалась расплывчатым пятном, впрочем, нужды в корректировке не было — то немногое, что видел Брент, выглядело достаточно отвратительным, чтобы погасить дальнейшее любопытство. Он так и не понял, были ли стены выкрашены в зеленый цвет или просто покрылись плесенью.
И посреди всего этого, на стуле рядом с постелью, сидел Марвик. Он не видел этого человека много лет, с тех самых пор, как им обоим едва сравнялось двадцать и когда товарищ его юности решил остаться в Белфаре, а не отправиться с Брентом и Карном в Прандис. Как ни странно, Марвик не сильно изменился. Возможно, линия волос слегка отступила, но вор все так же стягивал свои кудрявые рыжие волосы в тугой хвост. Подобный странный стиль обычно предпочитали лишь индорцы. Однажды Брент задумался, не текла ли в жилах Марвика толика индорской крови, однако молочно-белая кожа и россыпь веснушек свидетельствовали скорее о северо-восточных горах, но никак не об Индоре.
Что же касается всего остального, Марвик сохранил ладную, подтянутую фигуру. Брент решил, что бывший товарищ не оставил своего ремесла, поскольку ни одна обычная работа не требовала подобной тренированности. И, похоже, его бизнес процветал. Марвик был одет в синюю бархатную куртку и такие же штаны. Костюм имел отделку в виде золотых петелек на запястьях и лодыжках. На вкус Брента слишком кричаще, но Марвика всегда тянуло именно к этому, несколько вульгарному стилю.
— Мне нужна помощь, — слабым голосом произнес Брент.
— Ну, это очевидно, стоит только взглянуть на тебя, — ответил Марвик, и его губы сложились в привычную ухмылку. Брент заметил, что когда Марвик улыбается, морщинки становятся глубже, чем в былые годы. — Боже, Брент, я не припомню, чтобы ты так плохо выглядел, с того самого раза, когда мы с тобой впервые попробовали виски. — Марвик закинул голову и расхохотался, смакуя воспоминания. — Ты был зеленее кузнечика и блевотина из тебя хлестала, как из бака с дыркой. Нам с Карном пришлось тащить тебя всю дорогу от трактира Парсона до дома. Кстати, как поживает старикан? В этом месяце я не получил от него письма. Брент сморщился при упоминании Карна. Имя его друга вновь открыло в мозгу ту крысиную лазейку, ведущую к образу убийцы.
— Кончай болтать, Марвик, мне нужна помощь. В том кошельке были все мои деньги…
— Не слишком благоразумно, — перебил Марвик, сморщив кончик своего длинного, острого носа. — Мамаша всегда говорила, что монеты ревнивы, как любовники, и потому их не следует держать вместе.
— Мне нужно, чтобы ты отнес письмо моему банкиру в Белфаре, — продолжал Брент, проигнорировав реплику Марвика с мастерством, рожденным долгим опытом. Скорость, с которой вернулась эта привычка, поистине впечатляла.
— Ах, да, — протянул Марвик, откидываясь на спинку стула и улыбаясь. Верно, теперь у тебя в каждом городе по банку. Ты ими владеешь или просто держишь там свои деньги? Мамаша всегда говорила…
Брент застонал.
— Держись, — подбодрил Марвик, забыв, что хотел сказать до того. Знаешь, я уже позвал доктора. Ты не слишком-то хорошо выглядишь.
На самом деле это было еще мягко сказано, но стон спровоцировали не физические страдания, а упоминание о почтенной родительнице Марвика. Брент с нею никогда не встречался. Они с Марвиком познакомились еще детьми и с тех пор вместе болтались по белфарским улицам; уже в те дни никакой матери у Марвика не было и в помине, хотя он постоянно цитировал ее высказывания, немногие из которых имели хоть какой-то смысл. Брент подозревал, что матушка его приятеля являлась не более чем мифом. Трудно представить себе женщину из плоти и крови, способную превзойти разговорчивостью самого Марвика.
— Напиши просьбу о кредите, — наставлял Брент. — А я подпишу…
— Вовсе незачем, — перебил Марвик, роясь в карманах. — К тому времени как я появился в баре, девка напилась в стельку, и забрать у нее обратно кошелек было сущим удовольствием.
С этими словами Марвик швырнул на кровать маленький кожаный мешочек, и он со звоном приземлился у бока Брента. Каррельян подозревал, что звенел он гораздо более уныло, чем предыдущей ночью. Да и выглядел он тогда гораздо более внушительно.
Марвик поймал взгляд Брента и пожал плечами.
— Я же сказал тебе, очень много виски.
«Без сомнения», — подумал Брент, заодно задаваясь вопросом, уж не прошлой ли ночью Марвик обзавелся роскошным синим костюмом.
Беседа старых друзей прервалась, поскольку Брент снова погрузился в мучительный сон, в котором он вновь превратился в статуэтку. Пальцы хмурого незнакомца сжимали его талию, в желудок ввинчивались гвозди, все глубже и глубже, так что Бренту в какой-то момент показалось, будто они сейчас выйдут наружу из его спины. И когда боль стала невыносимой, в сон вмешался новый элемент: жуткий, отвратительный запах, наполнивший легкие и завладевший всем его существом.
Нет, это не новый элемент сна, все происходило наяву. Проснувшись, Брент обнаружил, что по комнате и в самом деле плавает дым. Первая его мысль была о пожаре, но он быстро признал ее ошибочность, поскольку понял, что существует более безобидное объяснение. На краю кровати восседал странно одетый человек, сжимавший в руках небольшую медную курительницу, которая чадила Бренту прямо в нос. Заметив, что больной очнулся, человек передал ее стоявшему рядом Марвику.
— Брент, — так же весело, как и обычно, начал тараторить старый приятель. — Рад познакомить тебя со Старым Сычом.
Старый Сыч мрачно наклонил голову, словно он в отличие от Марвика понимал серьезность ситуации.
— Вам повезло, юноша, — начал он, — что мой путь пролегал через этот городок и я остановился в сей замечательной гостинице. Дальнейшее отсутствие медицинской помощи, по всей вероятности, привело бы к фатальным последствиям.
Брент не сомневался, что медицинская помощь, оказанная любым лекарем, который останавливался в этом трактире, могла оказаться не менее фатальной, но он был слишком слаб, чтобы протестовать.
Старый Сыч склонился над пациентом, внимательно вглядываясь ему в глаза и таким образом предоставляя возможность вернуть любезность. Человек выглядел, как ходячие мощи. Его голову, по-видимому лысую, прикрывала шапочка, связанная из оранжевых ниток. Яркий цвет придавал какой-то болезненный, желтоватый оттенок его лицу, и без того подвергшемуся глубокому воздействию погоды и времени. Наряд Старого Сыча представлял собой совершенно бесформенный каскад шарфов и плащей, старых и новых, но все без исключения они были самых разных кричащих оттенков, и все предметы одежды были сшиты из разных материалов.
— В первую очередь, — объявил старик, — прочь это одеяло.
Брент при всем желании не смог бы возразить, когда Старый Сыч быстро сдернул с него рваное одеяло. Он остался лежать абсолютно голым, сердито глядя на непрошеного лекаря.
— Ну а теперь, — сказал Старый Сыч, — посмотрим, что вас беспокоит. Опишите симптомы.
Брент подозрительно уставился на старика. Тот гораздо больше смахивал на нищего, чем на врача, и Каррельян с тоской подумал о докторе Парди, оставшемся в Прандисе.
— Ты ведь знаешь, мне есть, чем заплатить, — пробурчал он, обращаясь к Марвику. — Почему ты не сообразил послать за приличным врачом?
— Может, я и не «приличный», — язвительно ответил Старый Сыч, — но хороший. Очень хороший. И хотя я не имею привычки навязывать кому-либо свои услуги, должен предупредить: сомневаюсь, что вы проживете достаточно долго, чтобы дождаться кого-то еще, даже если какой-нибудь приличный доктор, как вы выразились, согласится пойти к больному, лежащему в Лабиринте Блейка.
Весьма убедительная логика. И столь же убедительно выглядел сам Старый Сыч.
Брент коротко описал, как началась боль у него в животе, со временем проникая все глубже, и наконец распространилась на все тело, затронув голову и затруднив дыхание.
Внимательно слушая, старик тщательно размял пальцы и засучил рукава. Учитывая многочисленные слои одежды, процесс этот занял немалое время. Наконец его тощие, морщинистые руки обнажились по локоть. Кожа беспомощно отвисла и покачивалась при каждом движении. Брент сморщился от отвращения, когда старик положил руки ему на плечи и принялся исследовать его тело. Ткнул там, потер здесь, задумчиво надавил ладонью, приняв позу человека, который к чему-то прислушивается. Брент подозревал, что подобная пантомима помогала ему сохранить хоть какую-то репутацию целителя в течение нескольких последних десятилетий.
Вскоре скрюченные руки лекаря добрались до живота пациента, осторожно коснувшись пораженного места. Даже это мягкое прикосновение оказалось непереносимым, и Бренту пришлось крепко сжать зубы, чтобы вытерпеть острую боль.
— Ага! — воскликнул Старый Сыч, когда его пальцы легко пробежались по животу Брента. — Мне следовало догадаться!
Возглас лекаря заставил Марвика подойти на шаг ближе и взглянуть через плечо врача на своего обнаженного приятеля.
— Что вы нашли?
— Неудивительно, что ваш друг страдал от боли в животе. Это общие симптомы родовой деятельности.
— Простите?.. — опешил Марвик.
— Проще говоря, ваш друг забеременел. Марвик отступил назад и скептически воззрился на старика. Его безграничная вера в человеческую природу подверглась серьезному испытанию, однако он не мог пройти мимо комического аспекта.
— Брент забеременел? — уточнил Марвик, и его глаза заблестели. — Но ты никогда не говорил мне, что вышел замуж!
С Брента было вполне достаточно. Пока Марвик шутит, а Старый Сыч несет ахинею, убийца спокойно продвигается к западу. Брент с трудом протянул руку, вцепился в один из шарфов Старого Сыча и воспользовался им, чтобы подтянуться и сесть.
— Нет времени, — прошипел он, пристально глядя на Марвика. — Убийца…
Старый Сыч осторожным толчком уложил его обратно в постель и водворил на место свой шарф.
— Нет, — покачал головой старик. — Я врач, а не убийца. А теперь давайте займемся нашей проблемой.
С этими словами лекарь начал потирать свои сложенные руки. Он занимался этим дольше, чем кому бы то ни было могло показаться необходимым, а Марвик с интересом наблюдал за странной процедурой. Постепенно руки Старого Сыча становились все более бесплотными. Теперь они испускали тусклый свет, соперничавший с тем, что лился сквозь окно в комнату, и Бренту показалось, будто он может разглядеть цвета одежд старика сквозь его пальцы.
— Интересный вопрос, — продолжил Старый Сыч, словно его и не прерывали. — Как всегда. Беременный чем?
Задав этот сакраментальный вопрос, он раздвинул бесплотные ладони и почти по локоть засунул руки в желудок Брента. Издав дикий крик, больной потерял сознание.
Услышав крик Брента, Марвик тоже закричал, но не только не упал в обморок, но шагнул вперед и схватился за рукоять кинжала.
— Ты что делаешь, старик? — резко спросил он, и былое веселье в его голосе сменилось угрожающими нотками.