Искатель. 1971. Выпуск №6 - Вайнер Аркадий Александрович 20 стр.


— О'кэй, — сказал я, — перейдем к делу. В чем вы его обвиняете?

— Пока это нам не требуется. — Шериф был здорово обозлен.

— Вот что, Чет, — сказал я, — не пройдет и нескольких часов, как тебе потребуется официальное обвинение, да еще как. Так что тебе есть смысл начать думать над этим ужо сейчас.

— Я предпочитаю подождать и посмотреть, что скажет Чарли.

Он имел в виду прокурора Чарли Невинза.

— Ладно, раз нет обвинения, то каковы хотя бы обстоятельства ареста?

— Этот Джорд тащил ведро алмазов. А теперь ты мне ответь, где он его добыл?

— Возможно, это вовсе не алмазы, — предположил я.

— Утром, когда Гарри откроет свою лавочку, мы пригласим его посмотреть.

Гарри Джонсон был ювелиром, который держал магазинчик на другой стороне площади.

Я подошел к столу и взял несколько камней. Хотя я и не ювелир, мне они показались настоящими алмазами. Они были отшлифованы, и их грани так и горели, когда на них падал свет. Некоторые были с кулак величиной.

— Даже если это алмазы, при чем здесь арест? Я что-то не слышал о законе, который бы запрещал человеку носить алмазы в ведре.

— Вот, вот, выложи-ка им, Джон! — обрадовался дядюшка Джордж.

— Помолчи, — сказал я ему, — и вообще не суйся не в свое дело, раз я им занялся.

— До ведь у Джорджа отродясь не водилось никаких алмазов, — не сдавался шериф. — Должно быть, они краденые.

— Вы обвиняете его в краже? — спросил я.

— Ну не то чтобы вот так сразу, — шериф держался не слишком уверенно. — У меня пока нет доказательств.

— А потом еще эта картина, — вставил Элвин Сондерс. — Сдается мне, весьма ценная. Похоже, кого-то из старых мастеров.

— Меня удивляет одна вещь, — заявил им я. — Не скажете ли, где у нас в Уиллоу-Гроув можно было бы украсть картину старого мастера пли ведро алмазов?

Тут они, конечно, притихли. В пашем Уиллоу-Гроув единственно у кого можно найти порядочную картину, так это у банкира Амоса Стивинза, который привез одну, когда ездил в Чикаго. Хотя с его познаниями в искусстве, вероятно, что ему всучили подделку.

— И все-таки ты согласишься, что тут что-то не то, — вздохнул шериф.

— Возможно, — заметил я, — но я сомневаюсь, что этого достаточно, чтобы держать человека в тюрьме.

— Дело даже не столько в картине или алмазах, — шериф был явно озабочен, — сколько в остальном добре. Из-за него-то мне и кажется, что дело нечисто. Взгляни-ка сам.

Он взял со стола какую-то штуковину и протянул ее мне.

— Осторожнее, — предупредил он, — один конец у нее очень горячий.

Вещица была около фута длиной и по форме напоминала песочные часы из прозрачного пластика. Узенькая в центре, она расширялась к полым концам. В середину был вставлен небольшой, по-видимому, металлический прут. Один его конец мерцал, как раскаленное железо, и когда я поднес ладонь к открытой полости, то почувствовал дуновение горячего воздуха. Другой конец был белым, и его покрывали какие-то кристаллы. Я осторожно — повернул непонятное приспособление, чтобы осмотреть его.

— Смотри не вздумай дотронуться, — предупредил шериф. — Палец примерзнет. Видишь, на нем лед.

Я осторожно положил вещицу на стол.

— Как ты думаешь, что это такое? — спросил шериф.

— Откуда мне знать. — Я действительно не имел ни малейшего представления.

В школе физика никогда не была в числе моих любимых предметов, к тому же я давно забыл даже то немногое, что когда-то учил. И все же я готов был дать голову на отсечение, что лежавшая на столе штуковина не могла существовать в природе. Но тем не менее она была перед нами: один конец раскален черт знает до какой температуры, другой — холоднее льда.

— А как тебе нравится вот это? — поинтересовался шериф, взяв небольшой треугольник из тонких прутиков металла. — Это, по-твоему, что такое?

— Что это такое? — переспросил я. — Ну просто…

— Просто? Попробуй просунуть в него палец. — В голосе шерифа послышалось настоящее торжество.

Я попытался выполнить его указание, но из этого ничего не вышло. Внутри треугольника была пустота. Во всяком случае, мой палец ни на что не наткнулся, и все же я не мог продвинуть его пи на миллиметр через центр треугольника, словно он был заполнен невидимым и неощутимым, но твердым, как сталь, веществом.

— Разреши-ка я посмотрю, в чем там дело, — попросил я шерифа.

Тот охотно передал мне загадочный треугольник. Я поднял его так, чтобы свет от лампочки проходил через самый центр.

Ничего. Я повертывал его и так и этак, но не заметил даже намека на какую-нибудь планку или прозрачную пластинку. Но каждый раз, когда я пытался просунуть через него палец, что-то его не пускало.

Я положил треугольник на стол рядом с первой штуковиной, похожей на песочные часы.

— Хватит или еще показать? — ехидно осведомился шериф.

Я отрицательно мотнул головой:

— Согласен, Чет, я ни черта во всем этом не понимаю, и тем не менее это еще не основание держать Джорджа под замком.

— Все равно он останется здесь, пока я не поговорю с Чарли, — заупрямился шериф.

— Надеюсь, ты понимаешь, что как только откроется суд, я буду здесь с постановлением о его освобождении.

— Я знаю, Джон. — Спорить с шерифом было явно бесполезно. — Конечно, ты отличный адвокат, но я просто не могу отпустить Джорджа.

— В таком случае, — потребовал я, — оставьте заверенную опись всех вещей, которые вы отобрали у него, и я не уйду, пока не удостоверюсь, что они заперты в сейфе.

— Но…

— Теоретически все это собственность Джорджа.

— Этого не может быть, ты же сам знаешь, Джон, это немыслимо. Ну посуди сам, где он, черт побери, достал…

— До тех пор, пока вы не докажете, что он украл все эти вещи у какого-то конкретного лица, мне кажется, закон подтвердит, что они принадлежат ему. Человек вовсе не обязан предоставлять доказательств того, где он приобрел свою собственность.

— Ладно, ладно, — согласился шериф, — я составлю опись, вопрос только, как именовать все эти штуковины.

Но это была уже его забота.

— А сейчас я хочу обсудить с моим клиентом некоторые вопросы наедине.

Немного поспорив и поворчав, шериф открыл нам комнату для свиданий с арестованными.

— А теперь, Джордж, расскажи мне, что же все-таки произошло с тобой. Абсолютно все. И постарайся по порядку.

Джордж видел, что я не шучу, и давно уже убедился, что врать мне бесполезно: я все равно всегда на чем-нибудь ловил его в таких случаях.

— Ты, конечно, знаешь, что Мирта уехала, — начал он.

Я кивком подтвердил это.

— И ты знаешь, что, когда ее нет, я позволяю себе немного развлечься, пропустить рюмку-другую и в конце концов влипаю в историю. На этот раз я дал себе слово, что не возьму ни капли в рот и обойдусь без всяких там неприятностей. Мирте из-за меня и так уже изрядно досталось, и я решил в этот раз доказать, что вполне могу держаться в рамках приличия. Вот вчера вечером сижу я в гостиной. В носках. Ботинки я снял. Включил телевизор, смотрю бейсбол. Знаешь, Джон, если бы «Близнецы» нашли себе стоппера получше, на будущий год у них могли бы быть шансы. Конечно, кроме стоппера, им нужна еще и отбивка поприличнее да пару-тройку левшей не мешало бы…

— Ладно, давай дальше, — прервал я.

— Да, так вот сижу я тихо-мирно, смотрю игру. Ну пиво потихоньку потягиваю. Я тут притащил полдюжины, и у меня как раз пятая бутылка кончалась…

— А мне показалось, что ты сам себе обещал не пить.

— Конечно, Джон, чтоб мне провалиться. Так ведь это же было просто пиво. Я его могу целый день дуть и ничуть не…

— Хорошо, продолжай.

— Так вот, я и говорю, сижу, значит, пью пиво. Шел седьмой период, «Янки» ужо двоих провели, и вдруг Мэнтл как…

— Да черт с ней, с игрой! — не выдержал я. — Я хочу знать, что приключилось с тобой. Ведь влип-то ты, а не какой-то Мэнтл.

— А больше ничего и не было. Как раз в седьмом периоде Мэнтл вдарил с лету, а потом смотрю: иду я по улице, а из-за угла выныривает полицейская машина.

— Ты хочешь сказать, что не помнишь, что произошло в промежутке? Что не знаешь, откуда у тебя оказалось ведро алмазов, картина и все те штуковины?

Джордж покачал головой:

— Я тебе рассказываю все, как было. Больше я ничего не помню. Я бы тебе не стал врать. Нет смысла, все равно ты на чем-нибудь подловишь.

Некоторое время я молча сидел, разглядывая дядюшку Джорджа. Расспрашивать его дальше все равно было без толку. Возможно, он рассказал правду, хотя скорее всего и не всю, но, чтобы вытащить из него остальное, у меня сейчас не было времени.

— О'кэй, — сказал я, — пусть пока будет так, как ты говоришь, А теперь возвращайся к себе в камеру, и чтобы я не слышал от тебя ни звука. Веди себя прилично. Часам к девяти я вернусь и выцарапаю тебя отсюда. До меня ни с кем не разговаривай. Не отвечай ни на какие вопросы. Ничего не объясняй и не рассказывай. Если будут приставать и настаивать, скажи, что я запретил тебе говорить.

— Мне оставят алмазы?

— Трудно ручаться, может быть, это вовсе и не алмазы.

— Но ты же потребовал составить опись.

— Ну и что из того? Я не могу гарантировать, что заставлю их вернуть отобранное.

— Слушай, Джон, еще одна вещь. У меня во рту пересохло, сил нет…

— Нет, и не надейся.

— Ну всего бутылочки три-четыре пивка, а? От них не будет никакого вреда. Так, глотку промочить. Человек не может опьянеть от трех или четырех бутылок пива. Я вовсе вчера не был пьян. Клянусь, у меня ни в одном глазу не было…

— Где я тебе посреди ночи пива достану?

— У тебя в холодильнике всегда несколько бутылок припрятано. А ехать каких-нибудь шесть кварталов.

— Хорошо, я поговорю с шерифом.

Тот не имел ничего против: так и быть, пусть дядюшка Джордж хлебнет пива, ничего страшного не случится.

* * *

Из-за купола здания суда выглядывал краешек луны. В свете раскачивавшейся на ветру лампы то возникал, то скрывался во тьме Неизвестный солдат, бдительно стоявший памятником в центре на площади. Я поднял голову вверх: на небе не было даже намека на облака. О дожде не могло быть и речи. Через несколько часов наступит утро, взойдет солнце, опять будет сохнуть кукуруза, а фермеры будут с тревогой следить, как насосы, фыркая и кашляя от натуги, с трудом выплевывают в деревянные корыта тонкие струйки воды, которой все равно не хватит, чтобы как следует напоить скот.

На газоне перед зданием суда возились пять или шесть собак. Выпускать их на улицы было запрещено, но никто из жителей Уиллоу-Гроув не обращал внимания на этот запрет в надежде, что собаки успеют вернуться к завтраку домой раньше, чем Вирджил Томпсон, городской собачник, выйдет на промысел.

Я сел в машину, поехал к себе, взял из холодильника четыре бутылки пива и отвез их дядюшке Джорджу в полицию. После этого вернулся домой.

Было уже половина пятого. Я решил, что нет смысла опять ложиться, сварил кофе и начал жарить яичницу. Элси услышала, как я громыхаю на кухне посудой, и спустилась ко мне. Пришлось добавить пару яиц и на ее долю. Потом мы уселись за стол и стали обсуждать случившееся.

Дядюшка Джордж уже не раз попадал во всякие истории, впрочем, не очень серьезные, и мне всегда удавалось уладить дело. Он вовсе не был забулдыгой, напротив, в городе его любили за честность и незлобивость. Он держал свалку на окраине города и жил на ту мизерную плату, которую взимал с прибегавших к его услугам. Мусор он отправлял на заболоченный участок неподалеку, а всякую дребедень, которая еще на что-нибудь годилась, тщательно отбирал и затем продавал по дешевке. Конечно, это было не слишком прибыльное и процветающее предприятие, но, во всяком случае, дядюшка Джордж имел свое дело, а в таком маленьком городишке, как наш Уиллоу-Гроув, это кое-что значило.

Но вещицы, которые обнаружили у него на сей раз, были совершенно другого рода, и это-то меня беспокоило.

— Тебе не кажется, что нужно позвонить тетушке Мирте? — озабоченно спросила Элси.

— Не сейчас. Если даже она будет здесь, толку от этого чуть. Единственно, на что она способна, так это причитать и заламывать руки.

— Что ты собираешься предпринять?

— Прежде всего нужно найти судью Бенсона и получить от него постановление об освобождении дядюшки Джорджа. Конечно, если только Чарльз Невинз не придумает каких-нибудь оснований для продления ареста, хотя это и маловероятно. По крайней мере, сейчас.

Увы, утром мне так и не удалось получить постановления об освобождении. Я было собрался поехать в суд искать судью Бенсона, как моя секретарша Дороти Инглез, суровая старая дева, сообщила, что меня просит к телефону Чарли Невинз.

Я взял трубку, а прокурор, не дав мне даже поздороваться, начал кричать:

— Не пробуй отмалчиваться! Лучше говори сразу, как ты это устроил?

— Что устроил? — Я был в недоумении.

— Как помог Джорджу удрать из камеры.

— Но ведь он в полиции. Когда я уезжал, он сидел под замком, и я как раз собирался в суд…

— Ну так вот, его давно уже в камере нет! — надрывался Чарли. — Дверь заперта, а он исчез. Единственное, что от него осталось, это четыре пустые бутылки из-под пива, выстроенные в ряд на полу.

— Послушай, Чарли, ты меня знаешь достаточно хорошо, так вот я говорю тебе, что не имею абсолютно никакого отношения ко всей этой истории.

— Конечно, я тебя знаю достаточно хорошо. Нет такой грязной проделки…

От возмущения он даже подавился и закашлялся, впрочем, и поделом. Из всех крючкотворов-законников в нашем штате Чарли самый несносный.

— Если ты думаешь отдать приказ о задержании Джорджа как беглеца, то не забывай об отсутствии оснований для его первоначального ареста.

— Какие еще, к черту, основания! Достаточно того же ведра алмазов.

— Если они подлинные.

— Это самые настоящие алмазы, будь спокоен. Гарри Джонсон смотрел их сегодня утром и говорит, что нет ни малейшего сомнения. Вся загвоздка, по его словам, только в том, что на земле таких огромных алмазов нет. Да и по чистоте с ними ни один не сравнится.

Чарли на секунду умолк, а затем произнес хриплым шепотом:

— Послушай, Джон, скажи честно, что происходит? Я никому…

— Я сам не знаю, что тут творится.

— Но ты же беседовал с Джорджем, и он заявил шерифу, что ты приказал ему не отвечать ни на какие вопросы.

— Это обычная юридическая процедура, — сказал я. — Против этого ты ничего не можешь возразить. И еще одно. Я считаю тебя лично ответственным за то, чтобы алмазы ненароком не исчезли. Я заставил Чета составить и подписать опись, и поскольку не выдвинуто обвинения в…

— А как насчет бегства из участка?

— Сначала нужно еще доказать, что арест был произведен на законных основаниях.

Он грохнул трубкой, а я уселся в кресло и попытался привести факты в порядок. Однако все казалось слишком фантастичным, чтобы я мог толком разобраться.

— Дороти! — позвал я секретаршу.

Она просунула голову в дверь, всем своим надутым видом, показывая неодобрение. Видимо, она уже слышала — как, впрочем, и весь город, — о том, что произошло, и к тому же вообще была весьма невысокого мнения о дядюшке Джордже. Наши с ним отношения вызывали у нее недовольство, и она не упускала возможности подчеркнуть, что он стоил мне немало денег и времени без какой-либо надежды на компенсацию. Это, конечно, соответствовало истине, но нельзя же ожидать от владельца городской свалки, чтобы он платил адвокату баснословный гонорар, да и вообще Джордж приходился Элси дядюшкой.

— Свяжитесь с Кэлвином Россом из Института искусств в Минеаполисе, — попросил я Дороти, — он мой старый друг…

Банкир Амос Стивенз ворвался словно метеор. Он промелькнул мимо Дороти прежде, чем она успела вымолвить хоть слово.

Назад Дальше