Пролог.
Тихий, спокойный до умиротворения склеп тонул в мягкой светотени, которую создавал утренний свет, струящийся в зарешеченную люкарну. От этого пыль, покрывавшая плиты, вазы, ступени, статуи и крышки саркофагов, казалась пеплом увядших и рассыпавшихся в прах цветов. Она вступила в пахнущую ладаном и свечами тишину. И словно прошла сквозь годы. Ссутулилась. Сомкнула тяжелые веки. В руках ее была охапка свежих роз. Она спрятала лицо в лепестках.
- Я пришла, родные.
Сумрак безмолвствовал. Сквозняк тихо шевелил косы паутины в проеме входа. Она открыла глаза. В сводчатых нишах стояли гробы, в которых вечном сном спали МакГреи. Взгляд заскользил по посеребренным глифам на мемориальных досках. Рейналд и Элеонора МакГрей, их внук Ангус МакГрей, его жена. Фредерик – отец. Все. В самой глубине крипты два гроба без имен. Один черный, базальтовый. Другой из белоснежного мрамора, украшенный фигурками голубок и каменными цветами. А ближе всего к выходу они. Дети. Софи МакГрей подошла. Сняла нагар с оплывших восковых свеч, смахнула пыль и сухие лепестки роз с крышки ближайшего гроба.
- Мне плохо, – проговорила старушка вслух, – все внутри болит, кровоточит. Снова вскрылась эта проклятая старая рана.
Она стояла спиной к уходящему во тьму коридору, заканчивающемуся алтарем. Не могла видеть, как там, в темноте у креста, сверкнуло. Заблестел, кружась, серебристый прах. Едва ощутимо пахнуло озоном. Из осыпающихся блесток материализовалась фигура. Полупрозрачная. Длинное платье, волосы, как водопад.
- Я знаю, ты здесь, – Софи МакГрей не обернулась, – мне незачем видеть тебя, чтобы почувствовать твое присутствие.
Охватывающее призрак свечение потухло, но он не исчез. Софи обошла саркофаг, села на каменную скамью в его изножье.
- Я чувствую, что все возвращается. Ты снова бродишь средь нас. Наверное, ты никогда не дашь нам забыться. Сама не упокоишься. Если бы знать, что тебя сюда тянет?.. За что ты мстишь?
Блики плыли по прохладному полу и стенам, рождая сказочную игру теней.
- Ты приходишь, чтобы погубить. Все покоящиеся здесь отведали твоего яда. Я сама напоена им досыта. Но ты снова стучишься в мои двери. Тебе нужны новые жизни. Выхода нет. Придется вновь встретиться с твоим проклятием. Но вот если бы знать…
Софи МакГрей протянула руку и положила букет роз на полированную поверхность гроба, прямо на выбитое в ней распятие. Стебли закрыли оттиснутые в мраморе буквы «Анжела МакГрей. 2.04.1954 – 16.11.1984».
- Если бы знать, кто пробуждается теперь среди нас. Кто к нам возвращается? Ты ли, бедное мое, невинное дитя? Анжела, несчастная безумица. Или ты…
Старая женщина перевела взгляд на второй гроб, мрачный и тусклый, с надписью, гласившей: «Дункан МакГрей. 2.04.1954 – 16.11. 2003».
- Или ты, кровожадное чудовище?
Глава 1.
Шотландия, XXI век.
Над поместьем ходили тучи. Черно-серые бесформенные глыбы двигались, рокотали, сшибались, извергали гром и огонь. Небо над далекими холмами закрывала подсвеченная с изнанки пленка облаков. А здесь, над мощной звероподобной горой, над руинами крепости Дон Эрк, над старым садом, над конюшнями, над шпилями дома разверзалась кипящая бездна.
Стоя на обнесенной легкой балюстрадой площадке, размещавшейся над входом в особняк, Софи Макгрей наблюдала за тучами. Ветер трепал длинный подол ее юбки. Раздался оглушительный хлопок, блеснула молния, Софи повернулась и скрылась в доме. Вскоре она появилась на ступенях крыльца, одетая в приталенный пиджачок из твида и шарф, небрежно обмотанный вокруг шеи.
Под накрапывающим дождем двор короткими перебежками пересекал механик Рори. Он задержался перед выходящей Софи.
- Леди, куда вы? – парень скукожился от очередного раската.
- Прогуляться, молодой человек, – Софи натянула перчатки, – жаждете составить мне компанию? Я не против, погода благоволит.
Громыхнуло. Механик виновато пригнул голову.
– Ступайте своей дорогой, юноша, – отмахнулась хозяйка, – я предложила в порядке эксперимента. Хочу наслаждаться прогулкой, а не бросаться вам на помощь каждый раз, когда ударит молния.
- Я бы вам не советовал гулять, леди, – крикнул Рори, натягивая куртку на уши и убегая по плитам двора, которые уже заблестели от влаги.
– Он бы мне не советовал, – буркнула леди, выходя под дождь, – вот они – современные мужчины. Вся их забота о даме сводится к советам, и не всегда дельным.
Ей открылся просторный полукруглый двор поместья, выстеленный листовым камнем, опушенный фигурно постриженным кустарником, опустевший.
Она пошла в обход особняка, чтобы войти в сад со стороны северного крыла. Северное крыло – третья часть здания, замкнутая двумя пятигранными башенками, прорезанными оконными проемами вроде бойниц. Из него получилась бы отменная гостиница, но десятки комнат оставались заброшенными много столетий.
«Путь остаются, – Софи обогнула первую башню, проходя мимо второй, кинула взгляд на окно, под которым рос вяз с узловатыми, оголившимися от старости корневищами. Раньше замшелой стены башни касалась самая длинная ветвь вяза. Теперь ее не было. Она сломалась под Робертом Элджином, когда управляющий пытался заглянуть в окно по приказу леди МакГрей.
Сад осветила вспышка, отблеск лег на пузатый бок башни, отразился от оконного стекла под самой крышей. Хозяйка задержалась, глянула наверх. Накинула шарф на голову, направилась в сад.
Мимолетного высверка хватило, чтобы она заметила ее. Стоящую в окне фигуру. Заметила и узнала. Знакомый силуэт и светлая волна волос. Белая женщина. Призрак, фантом, дух. Видение всплывающее и погасающее. Обитательница северных комнат, приходящая к избранным.
Обступившие затон ольхи размахивали паучьими лапами, дубы устрашающе скрипели, по воде шла рябь, кусты и карликовые деревца склонялись от ветра.
Софи пошла по посыпанной щебнем тропке, ведущей в заросли. Сад, примыкающий к северному крылу, был глухой, трудно проходимый. Садовник прилагал уйму усилий, чтобы держать его в состоянии живописной заброшенности, которую любила леди Софи.
«Сомнительная привилегия – лицезреть тебя, дьяволица,- за юбку ее кто-то уцепился, под низким каблуком сапожка хрустнул прутик, – просто так ты не приходишь. К кому наведалась на сей раз? Я не в счет, давно вне игры. Но врать не стану – болит до сих пор. Однако мы обе знаем, и я, и ты: Софи МакГрей – орешек крепкий, закаленный в лучших психбольницах Европы. Она тебе не по зубам».
Софи вышла на открытую площадку, где высился солярный крест, украшенный цветочной гирляндой, рядом стояла скамья.
Сидя на этой самой скамье, отец впервые упомянул о белой женщине, которая бродит в саду и в комнатах поместья. Софи тогда была девчонкой пятнадцати лет, посмеялась, отцу не поверила. Через три года увидела ее сама – женщина блуждала меж ольх.
«На этом моя славная жизнь закончилась, – вспомнила старая женщина, – правда, я об этом еще не знала. Подумать не могла, что в Москве, куда поеду с делегацией от колледжа, встречу его… »
Она почувствовала, как занемела левая рука, заложило под ребрами, под сводом черепа загудело, словно туда начали вколачивать гвоздь. Перед глазами заплясали огненные мушки. Софи присела.
«Быстро меня скручивает, – усмехнулась она про себя, – будто все вчера было, а не полвека назад. Каждую ночь помню, каждую минуту с ним, каждое слово. Сентиментальная, слюнявая старуха, не смей погружаться в воспоминания. Немного отпустишь узду и здравствуй Швейцария, здравствуй, родимый Кильхберг, милый доктор Жильерон».
Она посмотрела вверх.
Вернувшись домой со слета молодежи и студентов из Москвы в 1957-м, Софи осознала, что отрезана от СССР. Боль была ей в новинку и победила. Софи перерезала вены, но схалтурила от неопытности, осталась жива. Последовало длительное лечение в психиатрической клинике, тяжелые роды, на свет появились двойняшки, Дункан и Анжела – его, этого русского, плоть и кровь.
Детей Софи полюбила. Бродя по аллеям санатория Кильхберг, кутаясь в больничную робу, ради них она изучала свою боль, училась бороться с ней. Нашла способ, помог веселый от природы нрав. Из душевнобольной Софи МакГрей превратилась во взбалмошную чудачку, у которой, по крайней мере, не отобрали детей.
На скамье, пождав под себя ноги, сидела пожилая женщина со строгим, почти не морщинистым лицом. Дома ее знали другой, лукавой, подвижной и энергичной старушкой, от которой всегда следует чего-то ожидать – острой шутки или проказы.
Софи поднялась, пошла в самую глубь сада. Буря ее не волновала, деревья росли плотно и ветер почти не чувствовался.
Белую женщину в окне этой самой башни увидела ее подросшая дочь, Анжела. Менее чем через полгода она встретила Саймона Карвера. Мать недооценила ситуацию, не поняла ее правильно. Опираясь на собственный опыт, подумала, что разлука убьет Анжелу, которая уступала Софи в силе духа. Благословила брак.
Саймон, мразь, крутил интрижки со всеми, кто был не против, лез под каждую юбку. Жена, умиравшая от любви к нему, прощала.
Прикладываться к бутылке она начала после рождения Джерри, первенца.
Через четыре года, не вынеся конфронтации с Софи, Карвер уехал из Тэнес Дочарн. Анжела поехала за ним следом. Вернулась через два года окончательной пьяницей и развалюхой в свои 29 лет. Через восемь месяцев, не выходя из запоя, родила второго сына – Алана, синего, полуживого младенца, у которого вскоре после рождения обнаружилась эпилепсия.
Дети не привязали Анжелу к реальности. Старшим сыном занимался Дункан, брат-близнец Анжелы, ему помогала Софи, а опеку над младшим взял взрослый не по годам Джерард. Этого мальчишку с семи лет привыкли видеть с орущим братиком на руках. Именно он, гуляя с годовалым малышом по окрестностям, нашел маму у менгира в лесу.
Она вышла пройтись ранним утром.
Рядом с телом валялась пустая бутылка. Вскрытие показало, что мертвецки пьяная Анжела уснула и захлебнулась собственной рвотой.
Софи приблизилась к пруду, взошла на поросший ранней травкой мысок, нависающий над омутом. Комочки земли осыпались из-под ног, упали в ледяную воду. Башня вырастала из моря качающихся крон. Над шпилем заворачивалась дымящаяся воронка. Гром, молния. Яркая вспышка, сразу за ней другая. Стало светло, как днем.
- К кому ты теперь пришла? – вслух сказала Софи, придерживая рукой длинный подол, – не к Алану. Он слаб, зачем тратить на него время? Ты выбираешь сильных. Неужели мой мальчик. Неужели его черед? Ты явилась сломать Джерарда.
Женщина в окне задрожала, замелькала, как изображение на старом телевизоре.
- Мистер Элджин, вот вы где! – хозяйка стремительно вошла в кухню.
Роберт, стоя у разожженного очага, подносил к губам фарфоровую чашку, выразительно оттопырив мизинец.
Центр большой комнаты под низким сводчатым потолком занимал дубовый стол. Подойдя к нему, хозяйка стала снимать промокшие перчатки.
- Чем могу быть полезен, мэм? – осведомился Роберт, вдыхая восхитительный аромат шоколада.
- Именно, – хозяйка размотала шарф, – вы можете быть полезны, мистер Элджин!
- О, леди МакГрей, – Роберт позволил себе первый крохотный глоток, зажмурился от удовольствия, – вы так бодры, свежи, так прелестно румяны. Вы обращаетесь ко мне по фамилии, в голосе вашем столько задора и интриги. Я невольно задумываюсь, чем мне грозит ваша бодрость на сей раз? Что я должен предпринять в эту дождливую ночь? Отправиться с вами в экстремальную прогулку на автомобиле? Оседлать коня? Прочистить камин? Ах нет! Вы были в саду! Неужели снова трещина, снова эта чертова заброшенная башня, окно, в которое надо заглянуть. Нет, леди МакГрей, спешу вас упредить, я никуда не полезу. Во-первых, под окном давно нет ветви, во-вторых – дождь. В-третьих, опасные для жизни приключения не входят в мои рабочие обязанности. В-четвертых, взгляните на часы – почти девять. Мой рабочий день закончился час назад. Хотите какао с миндалем? Я приготовлю.
Он отпил из чашечки сладкий напиток.
Его тираду леди МакГрей выслушивала с полуулыбкой.
– Знаю вас без малого двадцать лет, Роберт, – сказала она, когда он закончил.
- Двадцать один год и три месяца, мэм…
- … И не перестаю удивляться. Вы – сухарь, Роберт. Замешанный на формальностях и педантизме, приправленный пресным профессионализмом, безукоризненными, но раздражающими манерами и, между нами говоря, плоским чувством юмора. Знаете, я не люблю сухари. Мне скучно есть пищу, которая не вызывает во мне эмоций! Вам следовало бы работать бюрократом, Роберт, вы сделали бы головокружительную карьеру. В вас нет искры. Вы – не авантюрист. Вы – англичанин.
- Да, я англичанин, – согласился управляющий, смакуя какао, – Это не новость. Карьера бюрократа, говорите? Ни в одной конторе мне не заплатят столько, сколько платите вы.
- Интересно, за что я плачу?.. – она прошлась от камина к столу и обратно.
- За пресный педантичный профессионализм, – Роберт по-над краем чашки отслеживал ее метания, – что стряслось, мэм?
- Вы правы, – не сразу откликнулась хозяйка, – снова трещина, и снова башня. Но только не по стволу дерева, нет. Даже не по приставной лестнице. Мы проберемся к комнате с тыла. Все, что нам нужно – фонари, Роберт. Мы с вами пойдем по коридорам северного крыла!
- Я знал, – какао закончилось. Роберт отнес чашку с блюдцем к медной чеканной раковине, – вы положительно не можете отойти ко сну без приключений.
Управляющий передал фарфор помощнице кухарки, мывшей посуду, повернулся к хозяйке.
- Вы никуда не пойдете. С вас хватит прогулки по грозе. Посмотрите на свою одежду – она промокла насквозь.
- Не преувеличивайте!
- Все, что от вас требуется на сегодня: переодеться, поужинать, принять ванну и улечься спать. Этим вы сейчас займетесь, мэм. Завтра посмотрим, что можно сделать с вашей комнатой.
- По какому праву вы указываете мне, что делать? – леди одарила управляющего огненным взором.
- По праву вашего гласа рассудка, – мягко, но непреклонно ответил Роберт.
- Хм, – некоторое время она мерила его взглядом. Потом огонь в глазах потух. Либо ему только показалось, – нет, так нет. Завтра, так завтра. Вы правы, Роберт. Пойду, переоденусь. Рэйчел, скажи Милли, чтобы наполнила мне ванну. И будьте добры, кто-нибудь из вас, сварите это проклятое какао. Оно слишком вкусно пахнет!
- Сделаем, мэм, – певуче отозвалась девушка.
Подобрав юбку, леди вышла. Наступило затишье.
- Как-то быстро она уступила, а, Рэйчел? – Роберт задумчиво почесал бровь.
- Быстрее быстрого, сэр, – откликнулась Рэйчел, намыливая пенной губкой тарелку.
- Думаю, э…, мне стоит пойти и проверить, что будет делать наша хозяйка теперь?…
Рэйчел и Роберт одновременно посмотрели друг на друга. Рэйчел медленно наклонила голову:
- На вашем месте я бы не мешкала, сэр, – улыбнулась девушка и вернулась к тарелкам, которые после ужина башнями громоздились на столах.
Роберт выбежал из кухни.
Никогда она не пренебрегала его советами полностью, но и не выполняла их неукоснительно. Леди Софи переоделась. На ней была вязаная свободная кофта, бриджи, чулки и мягкие туфли.
С полчасика она бродила по поместью для отвода глаз. Зашла в комнату Роксаны, поболтала с кем-то из туристов, проживающих в особняке. Затем углубилась в задние комнаты за главной лестницей дома. Там, накинув плащ, выскользнула наружу через одну из боковых дверей. Роберт смотрел сквозь залитое дождем окно, как в она исчезает в хозяйственных постройках.
Поворчав в нос, управляющий закутался в портьеру, вжался в оконный проем. Хозяйка, вернувшись, будет проходить мимо. Нужно, чтобы она его не заметила. Леди Софи не терпела, когда становились у нее на пути. Гневалась на навязчивое вмешательство в ее деятельность. С ней можно было только так – следить исподтишка, своевременно возникать, чтобы спасти от последствий эксцентричных поступков.
Дверь хлопнула, леди Софи бесшумно проскользнула мимо, сняла плащ. Под плащом у нее было что-то спрятано. Что именно, Роберт из-за портьеры не разглядел.
Избегая освещенных, людных комнат, где отдыхали туристы и домочадцы, она пошла вглубь дома. Досчитав до двадцати, управляющий двинулся следом.
Тесные переходы и лесенки вывели их в один из холлов, сейчас пустой, освещенный лишь пламенем камина и блеском зерцал подсвечников. Холл перетекал в холл поменьше, уставленный книжными стеллажами, кожаными креслами и карлами, увешанный старинным оружием, собранным на стенах в композиции.