По возвращении подкапрала представили к медали, и по этому поводу он выпил четыре порции «незабудки», которую почему-то здесь называли «елочкой», после чего проспал почти полсуток. Обещали и отпуск, но, скорее всего, не дадут — был недавно.
ФАКТЫ
*********************************************************************************************
Астрономы каменного века
Египетская археологическая экспедиция, при участии ученых из Польши и США, несколько лет назад обнаружила в южных песках Сахары, близ местечка Набта, странное сооружение из расположенных в геометрическом порядке камней, подозрительно напоминающее… знаменитый Стоунхендж! Однако сахарские мегалиты на целую тысячу лет старше английских: археологи оценили возраст постройки, возведенной древними на берегу озера, примерно в 6000 — 6500 лет.
Детальное обследование этого сооружения эпохи неолита — древнейшего из известных! — было проведено лишь недавно. В его центре расположена окружность диаметром около трех метров, выложенная из крупных камней: внутри круга находятся несколько каменных плит, а от круга тянутся во все стороны «лучи» из камней различной величины. Часть внутренних плит с изумительнейшей точностью сориентирована вдоль оси «север — юг», другие столь же аккуратно указывают на точку восхождения Солнца в день летнего солнцестояния. Ученые обнаружили также множество костей принесенного в жертву рогатого скота, что подтверждает двоякую функцию мегалитов как обсерватории и святилища. Около 4800 лет назад, когда муссонные дожди прекратились и озеро пересохло, жители Набты, как полагают специалисты, переселились на север Египта и построили первые пирамиды на берегах Нила.
Темные речи неандертальцев
Уже триста с лишним тысяч лет назад неандертальцы могли разговаривать друг с другом, полагают антропологи из Университета Дьюка, которые провели сравнительное исследование черепов неандертальцев, человекообразных обезьян, ранних предков человека и современных людей.
Более всего американских ученых интересовали размеры так называемого гипоглоссального канала — трубкообразного отверстия, через которое к основанию черепа подходит нерв, сообщающий головному мозгу о движениях языка. Как выяснилось, у неандертальца этот канал примерно такой же, как у современного человека. А вот у обезьян его размеры существенно меньше, и то же самое относится к австралопитекам — нашим отдаленным предкам, жившим на Земле около двух миллионов лет назад. Согласно последним научным данным, именно от величины гипоглоссального канала зависит способность живого существа к членораздельной речи… А следовательно, неандертальцы были этой способностью наделены! До сих пор считалось, что звуковая речь у представителей рода Homo возникла всего 40 тысяч лет назад.
Джерри Пурнелл
СТРАХОВЩИК
1.
— Ролло!
— Да, мэм.
Я распевал во все горло — так бывает всегда, если возникают проблемы с управлением. В такие минуты я забываю, что в кабине сидит жена. Особенно теперь, когда я не думал ни о чем, кроме хитрой задачи: как посадить на космический булыжник свой корабль весом в 16 тысяч тонн.
Джефферсон — астероид неправильной формы. Сейчас он находится примерно вдвое дальше от Солнца, чем Земля. Здоровенная глыба 70 на 50 километров на мониторе выглядела, словно засохший комок глины, в который пару раз пальнули из дробовика. Вокруг своей оси Джефферсон болтается, как пьяный индеец на карусели, поэтому использовать маршевый двигатель я не мог. Посадка грозила обернуться цирковым трюком.
— Роланд Кефарт, я ведь тебя предупреждала насчет пения.
— Да, дорогая, конечно…
У «Рогатки» две инерциальные платформы, и установленные на них датчики либо врали, либо мы приближались быстрее, чем хотелось бы.
— Мало того, что ты обучил этим дурацким песенкам мальчиков. Теперь еще и девочки…
Я указал на интерком и светящийся сигнал «включено»… Джанет покраснела. Мы частенько с ней ругаемся, но это наше личное дело.
Послышался негромкий хлопок — это дали импульс двигатели ориентации.
— Слышишь? — спросил я. — Кажется, мы опускаемся слишком быстро. Пристегнись!
Двигатели несколько раз пыхнули короткими импульсами, взметая пыль на каменистой поверхности внизу.
Впрочем, мне кажется…
Корабль коснулся астероида, лязгнули опоры. Посадка была не очень-то мягкой, тряхнуло основательно, но ни один из красных сигналов тревоги не загорелся.
— Мы не разобьемся. Добро пожаловать на Джефферсон. Мы сели.
Джанет выключила интерком, и мы обнялись.
— У нас снова получилось, — сказала она.
Я ухмыльнулся.
Когда мы только-только склепали «Рогатку» из двух списанных кораблей, каждый старт совершенно не гарантировал того, что нам удастся сесть. Но последние рейсы придали нам уверенности, хотя мы были настороже: в Поясе много камней и мало кораблей.
Я поцеловал жену.
— Шестнадцать лет, — заявил я. — Больше тебе не дашь.
Действительно, волосы у Джанет остались такими же темно-рыжими, как и в тот день, когда я познакомился с ней на марсианской станции Элизиум Моне. Вполне возможно, что она их красит втайне от меня. Но я и знать этого не хочу! Одета она была так же, как и я — в облегающий комбинезон. Очень облегающий… Его назначение в том, чтобы сохранить человеку жизнь, если корпус «Рогатки» даст утечку. А то, что на теле Джанет он подчеркивал некие весьма интересные округлости, так это касается только нас. Я позволил своим рукам обследовать пару восхитительных частей комбинезона, исключительно на предмет безопасности, и она еще теснее прижалась ко мне. И еле слышно шепнула на ухо:
— Сигнал вызова…
— Нашли время!
На панели помигивал оранжевый огонек вызова на нашей частоте. Джанет с ехидной улыбочкой протянула мне микрофон.
— Заприте жен и прячьте дочерей, потому что в город приехал сам Ролло! — предупредил я.
— «Рогатка», это станция «Свобода». С возвращением, капитан Ролло.
— Джед, это ты? — уточнил я.
— А кого еще ты ожидал услышать, черт тебя подери?
— Да мало ли… Вдруг ты сбежал с выручкой… Как, кстати, дела?
Джед — мой старый друг. Подобно многим портовым диспетчерам на астероидах, он еще и трактирщик. Эту должность обычно поручают владельцу ближайшего к посадочной площадке бара, Потому что кораблей на астероиды прибывает так мало, что нет смысла держать штатного портового диспетчера. Джед был шахтером на Палладе, и мы с ним работали вместе, пока я не покончил t этим занятием.
Мы поболтали немного, но Джед был каким-то… скучным, что ли. Наверное, бизнес у него идет не очень. В отличие от большинства колоний на астероидах, Джефферсон провозгласил независимость. Местные не платят налогов какой-либо крупной корпорации. Это хорошо. Но, с другой стороны, если джефферсонцы слишком глубоко утонут в убытках, их некому будет вытаскивать за шиворот. Это плохо.
— У меня пассажир, — сообщил я.
— Да? Каменная крыса?
— Нет. Подбросил одного типа. Освальд Далквист, страховой агент. Прилетел уладить дело со страховкой, а потом вернется с нами в Марсопорт.
Наступила долгая пауза.
— Сейчас поднимусь на борт, — буркнул наконец Джед. — Конец связи.
— Что-то он быстро, — нахмурилась Джанет.
— Действительно, непохоже на старину Джеда, — согласился я и принялся швартовать корабль. Это работа нехитрая. Маршевый двигатель мы вырубили еще на подлете к Джефферсону. Если торговец заботится о своих клиентах, он не направляет выхлоп ионного двигателя на обитаемый астероид.
— Пусть Большие осмотрят инерционные платформы, — попросил я. — От них поступали разные показания.
— Хэл думает, что причина в компьютере.
— Меня не интересуют причины, меня интересует, чтобы платформы работали синхронно.
Этим займутся старшие дети. Наша семья состоит из Больших, Маленьких и Малыша — с различными подгруппами и своей внутренней иерархией, которую мы с Джанет не понимаем. Когда на борту девять детей — пятеро наших и четверо приемных, — в их взаимоотношениях можно легко запутаться. Мы с женой решили, что проще всего позволить им самим выработать цепочку передачи команд.
Я расстегнул ремни и оттолкнулся от кресла. На Джефферсоне, как на любом небольшом астероиде, ходить нельзя, но и плавать в воздухе тоже. Передвигаются здесь в основном прыжками.
Когда я пересекал кабину, навстречу мне метнулась серая мохнатая туша. Мы столкнулись, переплетясь руками и лапами. Я отпихнул кота прочь.
— Черт бы тебя побрал!
— Ты хоть что-нибудь можешь сделать без ругани?
— Я просил тебя не пускать животное в кабину!
— Я его не пускала, — огрызнулась она.
Нервы у нее были натянуты, да и у меня тоже. Мы провели более 600 часов в небольшом корабле, общаясь лишь сами с собой, с детьми и пассажиром, и давно настало время расширить круг общения.
С пассажиром забот у нас прибавилось. Мы редко ссоримся на глазах у детей, но пребывание Освальда Далквиста на борту изменило привычный ритм. Он был очень официален и вежлив, вот и нам приходилось вести себя так же. А из-за этого учтивого страхового агента мы были вынуждены не сбрасывать раздражение в мелких ссорах, а накапливать его в себе.
Нам с Джанет предстояла крупная ссора, и чем скорее она произойдет, тем быстрее нам полегчает.
2.
«Рогатка» состоит из множества отсеков и блоков. Мы добавляли их к кораблю по мере необходимости — и по мере финансовых поступлений. Я предоставил Джанет завершать посадочные процедуры и направился в жилую часть корабля. Мы оказались в доке всего пятнадцать минут назад, а дети уже стояли на ушах.
Бумаги, карандаши, игрушки, детская одежда и книги уже составили большую рыхлую кучу. Крупная сойка Ракель, которую приволокли дети, вопила из привинченной к переборке клетки. В отсеке несло птичьим пометом.
Двое ребят смотрели телепрограмму из Марсопорта. Шел старый вестерн — какая-то «лошадиная опера», снятая в сороковых годах двадцатого века. Дети смотрели его очень своеобразно: отталкивались руками, взмывали вниз головой к потолку, а оттуда медленно опускались, выставляя руки в последний момент, чтобы не прикоснуться головой к полу. При слабой гравитации Джефферсона на весь цикл уходило около минуты.
Я выключил телевизор.
— Это образовательная программа! — завопили в унисон Дженнифер и Крейг.
Отчасти они были правы. Для ребят, никогда не видевших Земли, и которым, возможно, никогда не придется на ней побывать, любая передача о Терре могла считаться образовательной. Мы с женой часто спорили по этому поводу, но сейчас у меня не было настроения дискутировать.
— Приберите в комнате.
— Сейчас очередь Роджера. Это он развел здесь бардак.
Восьмилетняя Дженнифер, на два года старше Крейга, обычно выступала в роли представителя и командира Маленьких.
— Хорошо, пусть он тебе поможет. Но чтобы в комнате был порядок — и быстро!
— Есть, сэр!
Они угрюмо принялись за работу, запихивая одежду и игрушки в угловые шкафчики, а книги в фиксаторы на переборках. Я наблюдал за их суетой, а потом спустился на уровень ниже. Там находился мой кабинет — напротив «пассажирской каюты». Обычно здесь жил старший из мальчиков, но только если у нас не было платных пассажиров. Сейчас он имелся: Освальд Далквист как раз выходил из «каюты».
— Доброе утро, капитан, — поздоровался он.
За все время полета он ни разу не назвал меня иначе, хотя и не возражал, когда Джанет предложила называть друг друга по именам. Он большой формалист, этот мистер Освальд Далквист.
— Спускаюсь вниз, — сообщил я ему. — Сейчас на борт поднимутся диспетчер порта и офицер службы карантина. Идите со мной, надо будет оформить бумаги.
— Разумеется. Спасибо, капитан.
Он последовал за мной через шлюз на нижний уровень, где располагались мастерские, лаборатории и большой отсек, служивший главной прихожей «Рогатки».
При всей своей малообщительности Далквист оказался хорошим пассажиром. Он редко выходил из своей каюты, выполнял все, что ему говорили, и никогда не жаловался. Отличаясь безупречными манерами, он все делал очень точно, словно обдумывал заранее каждый жест и каждое слово.
Мне он казался невысоким, хотя на самом деле это было не совсем верно. Во мне шесть футов и три дюйма, а Далквист самую малость ниже меня, но он вел себя так, словно был карликом. Он работал на страховую компанию «Баттерворт», о которой я никогда не слышал, и представился как «агент по страховым претензиям». Я решил, что он, наверное, обычный бухгалтер. И прислали его сюда, скорее всего, потому, что Джефферсон не стоит более важной персоны.
Он мало говорил о себе, но время от времени рассказывал истории, из которых следовало, что он много путешествовал. Да и корабельные порядки Далквист знал хорошо. Ему ничто не приходилось показывать дважды. Поскольку большую часть устройств жизнеобеспечения на «Рогатке» сконструировали или я, или Джанет и типовыми их назвать было никак нельзя, не у всякого хватило бы ума быстро в них разобраться.
Снаряжение у него было дорогое. Ничего вызывающе роскошного, но зато шлем «Гудьир» — одна из последних моделей, «вторая кожа» — от лучшей фирмы «Дэвид Кларк» с нитями из «напряженной стали», вплетенными в нейлон, а комбинезон из самоочищающейся ткани — особого дизайна от «Эберкромби и Фитч», со множеством карманов. Он придавал ему щеголеватый вид по сравнению с потрепанными комбинезонами старых «каменных крыс».
Я предположил, что или «Баттерворт» платит своим служащим гораздо больше, чем я думал, или у нашего пассажира есть весьма крупная сумма на личном счету.
Как я уже говорил, «прихожая» у нас большая. Весь отсек забит множеством всевозможных вещей: одеждой, предметами искусства, приборами и механизмами на все случаи жизни, запчастями, швейными машинками и прочим товаром, который мы с Джанет собираемся продать во время полетов «Рогатки». Джанет называет этот отсек «бутик». Товары для продажи она отбирает весьма расчетливо, продуманно, но все же мы получаем от торговли прибыль весьма небольшую, как, впрочем, и от остальной деятельности.
Мне доводилось слышать немало историй о том, как «бродячим» кораблям удавалось заработать большие деньги. Их рассказывали при встречах другие капитаны. Прежде, пока мы с Джанет не склепали «Рогатку», я им обычно верил. Но теперь я сам рассказываю истории о заработанных и утраченных богатствах. Однако правда в том, что никакого богатства мы и в глаза не видели.
Оно бы нам очень не помешало. Хэл, наш старший, хочет учиться в Марсопорте, в техническом университете, а это дорогое удовольствие. Хуже всего то, что он лишь первый из девяти. Тем временем Барклай желает регулярно получать выплаты по закладной на «Рогатку», цены на топливо постоянно растут, а крупные. Корпорации с каждым годом делают жизнь для частных компаний с одним кораблем — вроде моей — все сложнее и сложнее.
Мы спустились в «бутик» вовремя. По большой плоской равнине, служащей на Джефферсоне космопортом, к кораблю уже прыгали две фигуры. Касаясь грунта после каждого прыжка, они вздымали облачка пыли и щебня, который замедленными пулями разлетался в стороны и оставлял в пыли крошечные кратеры. Ландшафт здесь унылый, сплошные скалы и кратеры. Лишь большой стальной шлюз порта Свобода напоминает прибывшим, что на этом булыжнике обитает несколько тысяч душ.
Шлюз отсюда не виден, поскольку горизонт на астероиде очень близок, но мы знали, что неподалеку от шлюза стоят обычные солнечные печи — большие параболические зеркала для плавки руды. Возле самого горизонта поблескивала обнаженная залежь льда. Вода — одно из основных богатств Джефферсона. Около десяти тысяч лет назад астероид столкнулся с головой кометы, прихватив на память немало льда.