Он уже думал, как побежит от них обратно по вагонам, очень жалел о дубленке, оставленной в купе, и том, что до лета еще далеко, а до ближайшей станции - еще дальше. Но патруль, выйдя из четвертого купе, пошел в обратную от Романа Евсеевича сторону, где у прицепного вагона были прочно задраены все двери. Там они спокойно просочились сквозь запертую дверь тамбура у единственного туалета, открытого для посещений проводником Петровичем, и исчезли.
Когда Роман Евсеевич Цахес на нетвердых в коленях ногах вошел в купе, все его попутчики лежали, укрывшись одеялами с головой, и делали вид, что крепко спят. Хотя еще буквально час назад они вместе пили его, Романа Евсеевича коньяк и дружно, с анекдотами и смехом играли в подкидного.
Светила Луна, а на полу горкой лежали его разбросанные вещи. Роман Евсеевич присел возле них на корточки и только тогда понял, что ему надо срочно поменять брюки...
Я СВОЮ НАТАЛИЮ УЗНАЮ ПО ТАЛИИ
Ночью к ним в купе подсел пассажир. Вроде баба. Потому что сквозь сон Ямщиков слышал, как какой-то мужик стучал в их окно и кричал снаружи:
"Натуся! Натуся! Телеграмму отбей, как приедешь! Я уж соскучился, Натуся!"
Ямщикову сквозь сон очень хотелось открыть упакованное на зиму окошко и настучать тому блеющему козлу по кумполу. Но еще больше хотелось спать, а из сна его опять вынимал настойчивый стук Натусиного дятла. Поезд тронулся, этот чудак с полустанка еще успел пару раз треснуть им в окно на прощание, от чего Ямщиков окончательно настроился против новой попутчицы.
Утром, когда в окно заглянуло несмелое зимнее солнце, Ямщиков протер глаза и глянул вниз. Флик, сука, совсем был похож на бабу. На подушке разметались светло-русые кудри. А ресницы были такими густыми, что даже гнида Петрович при нем становился каким-то суетливым и услужливым. Нет, это же надо было сообразить и учудить такое! А вот напротив Флика лежала...она. Это была Наташка. Его Наташка. Наталия Сергеевна. Кровь двинула Ямщикову в голову, он страшно разозлился на себя, что ночью зенки не протер, да не глянул, кто же к ним садится. Правильно, сторожить-то этой ночью была очередь Флика! И что-то не слышно его было, когда в окно вовсю колотился тот говнюк, к которому от Ямщикова когда-то ушла Наташка.
Эх, Наташка! Что мне делать?.. И еще чо-то про люстру в той песне было... Точно! "А Луна глядит в окошко, словно люстра!" Как она могла! Как могла! Ведь он тогда только на три месяца в командировку в Анголу отъехал к черножопым, а она тут же нашла этого идиота. "Телеграммку отбей!" Как же это надо было дрыхнуть, чтобы не отбить ему печенку, как? Староват ты, Ямщиков становишься! Пердуном ты становишься старым!
Ямщиков решительно спустился вниз, сел на полку, бесцеремонно отодвинув к стене дрыхнувшего Флика.
- Ну, здравствуй, Натали! - процедил он сквозь зубы испуганно глядевшей на него Наташке. По ее вытянувшейся физиономии было совершенно ясно, что она узнала его сразу. - Куда собралася? Не ожидала встретить старого друга? Кому телеграмму отбивать станешь?
- Здравствуй, Гриша! К свекрови я поехала, проведать надо. А телеграмму мужу дам, у нас двое деток и живем мы хорошо! Ни в какие командировки мой муж не ездит! Ты смотри, а я уж думала, что ты сгинул давным-давно! А он ничего еще, опять куды-то в командировку едет! Он еще мне допросы тут устраивает! Он мне всю душу вымотал этими командировками! Да провались ты с ними, понял? - собравшись с силами, неожиданно зло проговорила Наталия.
За спиной завозился, прижатый к стенке задницей Ямщикова, Флик. Ямщиков цыкнул на него, и Флик сразу затих.
- И сколь долго мы будем пребывать в вашем приятном обществе? ерничая, спросил Наталию Ямщиков.
Флик все-таки вывернулся из-под него и теперь с любопытством рассматривал худощавую интересную женщину с крашенными хной волосами. Наталия усмехнулась Ямщикову, как усмехаются женщины, сознающие свою силу и власть над слабой мужской натурой. Флик, то есть Марина, конечно, изо всех сил старалась запомнить, как Наталия Сергеевна ломает брови дугой и с улыбкой пристально смотрит в глаза Ямщикову. Почему-то в последнее время Марина совсем не могла смотреть ему в глаза. И вот так резко встряхивать волосами тоже не могла. А зачем-то ей это очень было надо.
В купе влез Петрович, бесцеремонно уселся рядом с Ямщиковым проверять билет у новой пассажирки.
- Здесь вам с двумя дамами шибко жирно будет, - сказал он задумчиво. Потом води дамочку к бригадиру... Вот в восьмом купе бабушка едет, божий одуванчик...
- Восьмое, так восьмое, - гордо сказала Наталия Сергеевна, перебивая Ямщикова, попытавшегося вставить словечко.
Она перешла в восьмое купе сразу же, как только Петрович вышел с ее билетом. Ямщиков смотрел, как она собирается печальными собачьими глазами.
Марине стало от его взгляда не по себе. Она вдруг снова стала жалеть, что теперь уже только женщина. Что-то не соглашалось внутри с этим его взглядом, обращенным к Наталии Сергеевне, накидывавшей на плечи полушубок.
И сразу после ее ухода в восьмое купе началось. Никакой дисциплины и субординации. Да и конспирация ихняя сразу стала ни к черту. Ямщиков целыми днями начал пропадать в купе у Наталии Сергеевны, слушая бесконечные рассказы ее пожилой соседки о детях и внуках. Проходя мимо, Марина видела, как он смотрел на Наталию Сергеевну. Никого он уже вокруг себя не замечал, ничего не помнил. А Наталия Сергеевна громко, на весь вагон хохотала. И почему-то Марине надо было обязательно пройти мимо, стараясь заглянуть в приоткрытую дверь восьмого купе.
Того странного пассажира Марина почему-то больше не встречала. За плотно запертой дверью пятого купе Марина почти не чувствовала движения. Иногда ей уже казалось, что все это - чушь собачья. Просто она такая идиотка, что ничего не помнит из собственного прошлого. Ей становилось вдруг не по себе, что она едет куда-то в прицепном вагоне с двумя незнакомыми ей мужчинами. Конечно, только такое ничтожество, как она, могла дать себя увлечь ветреному Ямщикову, который теперь на нее даже не смотрит. Только сидит и улыбается, глядя на хохочущую Наталию Сергеевну.
Но так она думала только днем. Как только садилось солнце, она начинала видеть. Она видела шевеление странных крыльев в пятом купе, кольца сворачивающего кармические круги змея за спиной Петровича, видела огромную гору, покрытую снегом и лесом, где стоял большое конусообразное сооружение. Под завывание вьюги множество народа там камлали против них. И чем ближе они продвигались по направлению к горе, тем громче становились голоса странных людей, старавшихся обмануть факельщика, указывая ему ложный путь, беспечно предавших свою природу...
На третий день этого кошмара Ямщиков впервые даже не подготовил их купе к ночи. Седой с Мариной молча начертали пентаграммы и разложили гвозди.
Ямщиков в это время бесцеремонно рылся у нее в косметичке в поисках дезодоранта. В купе он ненадолго зашел уже чисто выбритым. Поменяв рубашку, он решительно направился в дальний тамбур. Марина посмотрела на непроницаемые темные очки Седого и опустила глаза. Седой равнодушно приказал ей заканчивать подготовку без него, а сам отправился куда-то, видно, по надобности. Марина упала на свою полку и почему-то стала плакать. До конца она так и не понимала причину своих слез, но сердце разрывалось от беспричинной жалости к себе и еще какого-то непонятного щемящего чувства...
Старухи в купе не было. Седой понял, что соседка Наталии вышла в туалет.
Наталия Сергеевна лихорадочно собиралась на свидание с Ямщиковым. Резко пахло дешевыми духами, помадой. Она так торопилась, что даже не обратила внимание на присутствие Седого в купе.
- Вы куда-то собрались, Наталия Сергеевна? - спросил он ее тихо, закрывая за собой дверь.
- А это не вашего ума дело, товарищ! Может, я в туалет собралась? Какой вы любопытный! - кокетливо сказала женщина, резко оборачиваясь к нему и поправляя кофточку на груди.
- Значит так. К Ямщикову ты не пойдешь, если живой остаться хочешь.
Нельзя ему сейчас с тобою, - так же тихо прошипел ей Седой.
- Что вы такое говорите! Как вам не стыдно, в самом деле! - вспыхнула Наталия Сергеевна.
- Про стыд ты оставь, бедным подашь! К нам за просто так в купе никто не садился, тут только сопоставить кто и зачем... Значит, после замужества с Ямщиковым ты ни разу столкнуться не удосужилась. А в самое не нужное время вдруг всплываешь, в обратную жизнь тянешь... Я тебя сейчас, гнида... Нет, иди! Иди, как хозяева твои задумали... Мне плевать. Только, если ты действительно от них, то ты должна знать и кто я! И про то, что я могу, ты тоже должна знать! Обещаю, удовольствия получишь в том тамбуре сейчас на все сто! Только вот что. Пока ты с Ямщиковым вожжаешься, я твоими детками займусь...
Седой стоял в проеме купе, не двигаясь, так и не снимая темных очков.
Это было не просто странно, это было нелепо. В купе быстро сгущались сумерки, наступала невеселая, длинная зимняя ночь. Ей надо было спешить, надо было немедленно уходить. Но, во-первых, он преграждал ей дорогу, а, во-вторых, Наталии Сергеевне стало неуютно из-за того, что она никак не могла увидеть его глаз. Она знала свою тайную силу, ей надо было только увидеть его глаза. Они ей обещали, что все будет так, как надо, если только она посмотрит вот в этой кофточке любому из своих попутчиков в глаза. Почему он не снимает очки? Может, он действительно все знает? Да нет, она же упомянула про детей при Ямщикове, это блеф! Хотя кожей спины Наталия Сергеевна почувствовала, как страх пробирается ей прямо под кофточку, что подарил ей господин Восьмичастный перед самым отъездом из дому.
- Какую-то ахинею вы несете, товарищ! В тамбур выйти подышать нельзя! все еще игриво, но с некоторой настороженностью в голосе произнесла Наталия.
- Выйди! Выйди, подыши! Значит, Леночке пятнадцать стукнуло, да? А Игорек институт заканчивает? - угрожающе спросил Седой, заходя в купе, плотно закрывая за собой двери.
- Откуда вы знаете? Вы что, паспорт мой подсмотрели? - возмутилась женщина.
- Игорька в твоем паспорте нет, ты его меняла, когда Игорьку уже восемнадцать было. Так будем продолжать? - спросил Седой. Наталия Сергеевна устало присела на краешек не заправленной постели. Все было кончено.
- Не-ет... А что же я им скажу? Ведь они... Они тоже могут такое... потухшим разбитым голосом сказала она.
- Нет, ничего они больше не смогут, если ты немедля соберешь вещички и свалишь на ближайшей остановке, - жестко сказал Седой.
- Нет, понимаете, у меня... Я... Понимаете, Ямщиков, он должен быть со мной в тамбуре, мне ведь время назначено... Они почувствуют, я это знаю.
Нет у меня выхода! Нет! Мы ужасно живем, если честно... Денег нет совсем... Жить не на что! Игорьку на ботинки сбиться не можем, а они обещали, что все поправится сразу же! Я так устала! Я столько работаю! И я совсем не такая, как вы меня видите, я такая изношенная... Они мне какую-то мазь для морщин дали и кофточку вот эту... - прошептала Наталия Сергеевна, закрыв лицо ладонями.
- Кто? - отрывисто спросил Седой.
- Начальник нашего ремонтного завода господин Восьмичастный и товарищ его... Фамилия у него еще странная, что-то про часы... А господин Восьмичастный, он, на самом деле, хозяин у нас всего-всего в городе...
Городок-то у нас небольшой. Все от него зависит! Деваться некуда! Я тоже удивлялась, откуда он знает про Ямщикова! Ведь это когда было-то! Да и где! Что же мне теперь делать-то? Куда от всех вас деваться? - отчаянно проговорила она.
- Раз Ямщиков должен быть в тамбуре, пускай будет! Но вы меня поняли, я своих слов не меняю. Ему с вами быть нельзя, расстраивать его тоже нельзя, и хозяева ваши ничего не должны заподозрить дурного! - твердо произнес Седой.
- Так что мне делать-то? - растерянно спросила женщина, вытирая слезы.
- А я откуда знаю? Вы в этом раскладе выбраны ложью и обманом! Блядью!
Не я! И не я с этим соглашался, а вы! Но я вас не обманываю! Я немедленно сделаю вот это с Леночкой и Игорьком, закройте глаза, сейчас увидите!
- Не-е-ет! Только не это! - тут же вскрикнула Наталия Сергеевна, послушно закрыв глаза.
- Значит, вы еще неплохо жили до встречи со мной, а? Наталия Сергеевна?
- жестко спросил Седой.
- Я поняла. Не надо больше. Какие вы все жестокие... - всхлипнула Наталия Сергеевна.