— К сожалению, не при чем.
…Телефоны перегреваются от звонков насмерть перепуганных жителей. Сначала кажется, что это чья-то глупая шутка, потому что такого просто не может происходить на самом деле. Затем — когда уже ясно, что нет, не шутка — возникает мысль, что масштабы бедствия многократно преувеличены паникой. Потом пропадает связь с полицейской машиной, отправленной проверить сообщение о жертвах в открытом дансинге на трассе Троя — аэропорт Праймер и тогда наступает шок.
Поскольку надо что-то делать, в воздух поднимается «юла», оборудованная тепловым сканером. Вскоре начинает поступать развертка территории города, снятая в ИК-спектре с высоты полтора километра.
Примерно к этому же времени, Дину удается пробиться по телефону к советнику Тилле.
— Вы знаете, что происходит?
— Пытаюсь выяснить. Кстати, где вы находитесь?
— В обсерватории. Выезжаю к вам.
— Эдлер категорически против вашего присутствия.
— Мне плевать на Эдлера. Это — мой город, а не его.
— Имейте в виду, мистер Снорри, в вашем городе стреляют.
— Спасибо, я в курсе. Вы бы лучше людей об этом предупредили.
— Мы это уже делаем. Восьмой и двенадцатый канал. И не за чем вам лезть под пули.
— Я и не полезу. Ждите меня через час.
— Черт с вами. Если вас подстрелят…
— Не подстрелят.
Дин убрал трубку в карман и автоматически допил остатки брэнди.
— Ну? — спросила Айша.
— Восьмой и двенадцатый канал, — сказал он, — и пусть никто Не выходит из здания.
— Серьезная заваруха?
— Боюсь, что да.
— И ты собрался в ней поучаствовать.
— Так вышло.
— Надеюсь, ты знаешь что делаешь.
— Я тоже надеюсь.
Выйдя из обсерватории, он пробежал несколько метров до машины, извлек из сумки спортивный пистолет и надел спелеологическую шлем-маску. Ночь исчезла. Настал пасмурный зеленоватый полдень, насыщенный яркими цветами. Дин видел каждый бугорок и каждую выбоину, каждый камешек или клочок бумаги.
Миновав насыпь, он свернул на пустошь. Через несколько минут берег и идущая вдоль него дорога остались далеко справа. Трасса на аэропорт Праймер пролегала двумя километрами левее. Пустошь была холмистая, но достаточно ровная — требовалось только лавировать среди редких небольших рощиц кустарника.
Ему потребовалось чуть меньше часа, чтобы добраться до офиса шерифа. И чуть больше, чем потребовалось отдельному батальону «А» армейского спецназа, чтобы выследить человека, которого ТВ уже окрестило "волшебным стрелком"…
Клейн сидел в кресле, созерцая бутылку джина.
— Они расстреляли его из пулеметов прямо с вертолета, — сообщил он, — Мальчишку даже не довезли до больницы.
— Мальчишку?
— Да, ему было лет семнадцать. Такой сопляк, а уделал столько народу. Кстати, про скорпионов — сам придумал?
— Сам.
— Это ты правильно. А то было бы еще хуже. Хотя и так… Двое наших — тоже. Рушиц и Алфсен.
Шериф плеснул в два стакана на четыре пальца джина. Молча выпили.
Дин закурил сигару и спросил:
— Что теперь?
— А почем я знаю? Эдлер уже смылся куда-то. Специалист херов.
Расхлебывать — мне с Бликсом.
— Я не про расхлебывать. Петер, тебе не кажется, что скоро здесь могут кого-нибудь линчевать?
— В смысле?
— В прямом смысле. Завтра об ультиматуме Ларсена будет знать весь город. И что, по-твоему, тогда будет с местными тейлменами?
— Может, пригласить Тилле и Бликса? — спросил шериф.
Дин пожал плечами.
Через десять минут они сидели уже вчетвером. И чем дальше шло обсуждение, тем более гадко выглядела перспектива.
— По-моему, — сказал Дин, — мне надо еще раз пообщаться с Ларсеном.
— И как вы его намерены найти? — поинтересовался Бликс.
— Это — мои проблемы. Ваше дело — виртуализатор. И еще, я не хотел бы, чтобы в этот раз за мной подсматривали. Идет?
10. Гость (24 апреля, поздняя ночь)
Коттедж в Серебряных Холмах до сих пор был отключен от связи.
После ряда манипуляций, Дин установил связь с автосекретарем фирмы-душеприказчика Ларсена и вступил с ним в дискуссию. Проблема состояла в следующем: Доктор Ларсен был мертв и, следовательно, связаться с ним представлялось невозможным.
Что такое «дубль» автосекретарь не знал.
Комп-адреса помещений, которые находились в управлении фирмы по поручению покойного Ларсена, не подлежали разглашению.
Имя Динвалд Снорри не произвело на автосекретаря никакого впечатления. Он лишь очередной раз выразил мистеру Снорри свои соболезнования.
Тогда Дин поинтересовался, не было ли у доктора Ларсена каких-либо пожеланий к друзьям и коллегам по работе. Автосекретарь спросил, является ли мистер Снорри одновременно другом и коллегой покойного доктора Ларсена. После утвердительного ответа, автосекретарь сообщил, что у доктора Ларсена была воля получить от своих друзей-коллег краткие устные эпитафии, если на то будет желание последних.
У Дина такое желание было. Он сказал:
— Он ушел, но остался, а после — вернулся.
— Это что-то значит? — спросил автосекретарь.
— Это эпитафия. Всего лишь слова, которые также далеки от сути дела, как само дело — от его названия.
— И, все же, не могли бы вы прокомментировать это? — настаивал автосекретарь и Дин прокомментировал:
— Первый ключ открывает дверь нашей последней могилы. Все люди, за редким исключением, бессмертны, а некоторые — в особенности.
Бессмертие — это очень долгая штука. Возможно, наше «я» — это только путь через все наши рождения и смерти. Путь, на котором нет ничего, зато его там очень много. Путь, который не ведет никуда и потому идти по нему можно вечно. Возможно, этот путь возвращается к своему началу и, когда кончится Вечность, последний ключ откроет дверь нашего первого рождения.
— Сам придумал? — послышался голос Ларсена.
— Не совсем. Это просто мое вольное переложение Книги Ключей.
Неожиданно окружающий мир обрел контуры. Дин осмотрелся. Он стоял в круглом внутреннем дворе сказочного замка. Двор был был зеркальным, поэтому у себя под ногами Дин видел голубое небо, солнце, замок и себя самого. Небо здесь казалось очень низким и тоже было зеркальным — поэтому отражение замка сливалось с самим замком. В глубине круглого неба Дин видел маленькую фигурку самого себя вместе с перевернутым отражением. Еще одну такую же фигурку, но уже совсем крошечную, он разгледел в невообразимой глубине отражения у себя под ногами.
Все вместе представлялось замкнутой и, в то же время, бесконечной вселенной, внутри которой неизвестный архитектор как будто глумился над свойствами пространства. Симметрично расположенные лестницы, расходящиеся от центрального двора, расширялись к периферии, нарушая все законы перспективы, а в какой-то неощутимой точке — переворачивались и нависали над колоннадой. Две внутренние галереи то прятались за колоннадой, то закрывали ее, сохраняя при этом форму идеальной окружности. Наконец, упиравшиеся в небо многогранные башенки казались каким-то непостижимым образом вывернутыми на изнанку.
— А это — мое вольное переложение Книги Ключей, — сообщил Ларсен, появляясь на одной из лестниц.
— Любопытная композиция, — заметил Дин, — хотя, для Книги Ключей, несколько статичная и слишком упорядоченная.
— Ты находишь?
— Ну, можно конечно поспорить. Только не сейчас.
— Понятно, — кивнул Ларсен, — ты, разумеется, по делу.
— И ты сам знаешь по какому.
— Знаю, Дин. Но это не помешает мне принять тебя, как гостя, — Ларсен махнул рукой и сказочный замок растаял в разлившейся ночной темноте. Они оказался на берегу огромного круглого озера, освещенном несколькими висящими в небе разноцветными лунами. Судя по бренчанию банджо, вспышкам фейрверков и танцующим фигурам, здесь был праздник.
Ларсен жестом предложил расположиться на траве, предложил Дину сигару, а сам закурил трубку. Некоторое время они молча смотрели на танцующих.
— Том, тебе не кажется, что тебя используют? — сказал наконец Дин.
— Меня? Не очень представляю, как это можно сделать.
— Это можно сделать. Более того, это уже сделано. То, что произошло сегодня ночью, было кому-то очень нужно. Кому-то, кто хотел нарушить хрупкий мир между двумя культурами.
— Не я начал эту войну, — спокойно заметил Ларсен.
— Не ты. Но ты мог придумать что-нибудь умнее охотника за прохожими.
— А почему я должен был выдумывать что-то этакое?
— Да потому, что теперь каждый дурак знает: тейлмены безумны, агрессивны и смертельно — опасны.
— Дин, ты даже не представляешь, как мне на это наплевать. У меня есть счастливый, прекрасный и свободный народ, живущий в собственной вселенной. Народ, не знающий болезней, старости и смерти.
В этой вселенной тот парнишка, которого ты назвал "охотником за прохожими" — жив. То, что его биологическое тело погибло, волнует его не больше, чем тебя — пчелиный укус: поболит, почешется и пройдет.
Наш народ не знает страха и принуждения. У нас нет политических партий, финансовых империй и навязанных ими жизненных стандартов. У нас каждый живет так, как хочет. Есть только одно общее желание: не мешайте нам жить, не лезьте в наши дела. Обществу рилменов нечего нам предложить кроме своих коллективных психопатологий. Мы готовы принять любого, кто придет, чтобы стать одним из нас. Но мы никогда не примем чуждых нам правил, а тот, кто хочет навязать их нам силой — пусть знает, что мы в состоянии ответить ударом на удар.
— Прекрасная речь. Поздравляю. Том, ты никогда не чуствовал себя пророком единого Бога? Моисеем, Мухаммедом или Заратуштрой?
— Не случалось.
— Это хорошо. Значит, тебе еще можно что-то доказать.
— Что например? — поинтересовался Ларсен.
— Например, если против вас начнут настоящую войну на уничтожение, то не пройдет и года, как комп-копии ваших личностей и ваших вселенных будут уничтожены и от вашего народа не останется даже воспоминания. Ты ведь понимаешь, что с технической точки зрения, уничтожить вас не сложнее, чем какой-нибудь вид компьютерного вируса.
Скорее даже проще — поскольку вы не создавали себя специально для такой войны.
— Это теоретически, — заметил Ларсен, — а практически, общество не готово вести такую войну. Слишком многим придется поступиться обществу, слишком велики будут экономические издержки, слишком сильно придется ограничить неприкосновенность личности, чтобы это стало практически выполнимым.
— Общество ПОКА не готово, — возразил Дин, — еще несколько акций типа сегодняшней и общество поддержит все подобные ограничения и согласится со всеми издержками, лишь бы уничтожить вас. Повторяю, Том, тебя используют, чтобы подготовить соответствующее общественное мнение.
— Допустим. Кто же этот гений социальной психологии и политической интриги?
— Тот, кому зачем-то необходимо подчинить тейлменов. Только не спрашивай меня, как его имя и какова его конечная цель. Я и сам этого не знаю.
— Но надеешься узнать? — спросил Ларсен.
— Может быть, а может и нет. Это не моя война. Я просто сторонний наблюдатель. Вот и все, что я хотел сказать.
— У нас тут, как видишь, праздник. Может, останешься ненадолго?
— Спасибо, как-нибудь в другой раз.
Покинув виртуализатор, Дин сразу же обратил внимание на несколько озадаченное выражение лиц у всех присутствующих.
— Динвалд Снорри, вы арестованы, — сказал Бликс, — у вас есть право сделать два звонка, вызвать адвоката, не отвечать на вопросы.
— Вы все тут, случаем, не спятили? — поинтересовался Дин, — в чем хоть меня обвиняют?
— Организация беспорядков. Ордер подписан прокурором округа.
— Но вы хоть понимаете, что это бред?
Бликс и Тилле одновременно пожали плечами.
— Ладно, могу я, по крайней мере, сделать эти два звонка без свидетелей?
— Дин, это не по правилам, — мягко сказал Клейн, — ты уж не обижайся.
— Уж не обижусь, — в тон ему сказал Дин и набрал номер доктора Венде. Шериф вздохнул и ушел на другой конец кабинета — по телевизору шел бейсбольный матч.
11. Каталажка (24 апреля, утро)
Не самое приятное занятие просыпаться в каталажке, особенно когда вас будят словами: "Динвалд Снорри, на допрос". Когда Дин в сопровождении сержанта вошел в кабинет шерифа, настроение у него было преотвратное, а когда он увидел там Эдлера — оно стало и вовсе неописуемым.
— Садитесь, — спокойно сказал Эдлер, — права свои вы, я полагаю знаете, так что перейдем сразу к делу.
— Переходите, — флегматично согласился Дин, уселся поудобнее и закурил.
— У нас к вам пара-тройка вопросов.
— И всего-то?
— Как вам удалось связаться с Ларсеном?
— Я договорился с его автосекретарем.
— И вы могли бы сделать это еще раз?
— Полагаю, что да.
— Так полагаете или да? — переспросил Эдлер.
— Знаете, уважаемый, — со вздохом ответил Дин, — я еще со вчерашнего дня подозревал, что вы — мудак, но убедился только сейчас.
Оторвите лучше задницу от стула и вызовите кого-нибудь из вашего начальства.
— Что вы сказали?
— Я дал вам ценный совет. Советую поторопиться, иначе заварится каша, которую ваше говняное бюро не расхлебает до второго пришествия, а вы попадете под какой-нибудь трибунал.
— Вы за это ответите! — заявил Эдлер.
— Отвечу. Только не вам, — сказал Дин и проворно нажал кнопку на столе.
В дверях возник сержант.
— Проводите меня в номер, — сказал Дин, — я спать хочу.
Эдлер молчал, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.
На этот раз Дину удалось-таки выспаться. Проснулся он свежим и бодрым. Тот же самый дежурный сержант, широко зевая и прихлебывая кофе из огромной кружки, сражался с кроссвордом.
— Завтрак мне полагается? — спросил Дин.
— А как же. У нас солидное заведение, мистер Снорри, — сказал сержант, отработанным движением задвигая стандартную пластиковую коробку в микровейв, — кстати, вы случайно не историк?
— А что?
— Кроссворд исторический. Может, подскажете, что это: предсказатель будущего по полету птиц из пяти знаков?
— Авгур, — ответил Дин.
— А греческая буква из семи знаков, первый — "о"?
— Омикрон.
— Класс! А может, и это знаете: римский император из девяти знаков, третий с начала — "р"?
— Каракалла. Пишется с двумя «л». Ну, как там с завтраком?
— Еще две минуты. Столица древнего мексиканского государства, до фига знаков, третий с конца — "л"?
— Теночтитлан. Пишется через «си-аш» и "ти-аш".
— Ну, вы даете, мистер Снорри! Кстати, ваш завтрак. Хотите, могу плеснуть брэнди в кофе.
— Не люблю с утра, — сказал Дин.
— Ну и правильно, — одобрил сержант, и спустя пару минут обиженно сообщил, — ну, блин, эти придумщики кроссвордов сбрендили на древностях. Последнее слово, мистер Снорри: создатель древнейшего кодекса законов. Длинный, как черт-те что, в середине есть «м», «у» и "а".
— Хаммурапи, — пробурчал Дин, пережевывая титанических размеров сэндвич, — через два "эм".
Подходит! Лихо мы с ним разделались. Кстати, вас надолго сюда, мистер Снорри?
— Там видно будет. Почитать есть чего-нибудь?
— А то. Ошен-экспресс и Праймер-дейли.
Дин углубился в изучение прессы. В центральной Африке опять волтузили друг друга какие-то местные царьки с труднопроизносимыми именами (весь цивилизованный мир изображает крайнюю озабоченность). От «Вайкинга-Ф» пришло сообщение об успешной посадке на спутнике Нептуна — Тритоне, наиболее удаленном от Земли месте, где возможно существование квазижизни (весь цивилизованный мир аплодирует). Великий Адриан Шайен продемонстрировал в Париже новые пляжные модели сезона (весь цивилизованный мир в восхищении). На внепланетной колонии Армстронг-XXI родился первый ребенок (весь цивилизованный мир пускает розовые слюни). На чемпионате мира по пушболу в финал вышли сборные Евроскандии и Сайберии (весь цивилизованный мир разинул рот в ожидании игры). Короче говоря, ничего интересного в прессе не было.