— Да я что?.. Уж больно молодые они. Только жить начали…
— А мы с тобой, обалдуй, еще лучше жить хотим… Поэтому и пасем здесь этого джинсового с кралей.
В чреве колонки что-то сипло мяукнуло, щелкнуло, и на заправке наступило временное затишье.
Парень ловко нырнул в чернеющий за дверкой провал. Плавно набирая скорость, повел машину к лесной чащобе.
Выдержав небольшую паузу, вслед за ней и другая, шипя по гравию, повернула в левый развилок дороги…
Затормозила она далеко впереди споро приближающихся к ней четырех радужных огоньков. Вот у обочины замаячили две крадущиеся тени. С противным лязгом на асфальт полетела шипами наружу стальная лента…
Волна света автомобильных фар остановилась и застыла возле.
Молодой водитель склонился перед неожиданным препятствием. Разогнуться он уже не успел…
Из темени с мгновенной вспышкой и дробящимся на осколки грохотом раздался выстрел. Он почти совпал с отчаянным женским вскриком:
— Юра!
Словно нечаянно споткнувшись, парень головой вперед рухнул в сторону зловещей ленты.
Тут же глухо и жестко прозвучал грубый властный голос:
— Добивай!
Снова бабахнуло.
— Изуверы!.. Подонки!.. Что же вы делаете?!.. Юра!! — понеслось в разверстую черную темь.
И было еще три выстрела. И снова наступила устойчивая липкая тишина в склоненных к земле сосновых кронах. В колючем кустарнике медленно остывало еще живое несколько секунд назад тело женщины.
— А ты артачился… Сработано чисто!.. Премиальные твои!..
12
Покальчук припарковался под самыми окнами дежурки.
— Только Иван Иванович звонил. Лесничий. Ну, тот самый, что однорукий. Что-то неладное у него снова на Рыканском участке. Егерь там поблизости оказался. Утверждает, что дело опять смертоубийством пахнет, — сообщил ему Эфиоп.
— Вы тут на этой пальбе-стрельбе совсем помешались, — буркнул Игнатий.
— Не бухти! Тебя следователь прокуратуры ждет.
— Здорово, Кресало! — очкарик протянул оперу руку. — Какими ветрами дурацкими нанесло?.. Насчет перестрелки, что ли?..
— Про это не знаю. А что произошло?
— Да вроде лесники перепились… Оружие в ход пустили… А в отделе паника. Все им убийства мерещатся…
— Не дай-то бог!.. И нам в прокуратуре куда спокойнее, когда в жизни равновесие. Правда, с него навара никакого не поимеешь, но и лишних хлопот кому хочется?.. К тебе вот заявление от Марусевой не поступало?
— Что там в нем?
— Да дело давнее, а ниточки у нас все никак не сходятся. Муж у нее пропал…
Покальчук задумался, потом достал из сейфа затертый талмуд. Послюнявил палец и стал листать:
— Одна тут приходила, сына в морге опознала… Но вроде у нее другая фамилия… Видишь, сколько у меня тут этих пропавших… А вот вроде и твоя значится… Действительно, муж у нее ушел и до сих пор не вернулся. Дело на контроле.
— И какие последние сведения?
— Послал запрос к соседям в Козью Степь. Пусть там поищут…
— Я всегда говорил, что вы тут не дремлете. — Анатолий снова заглянул в свои бумаги. — А что там насчет Чупсиковой? Аналогичный случай. Только было это в прошлом году.
— Ну, ты меня достал своими вопросами. Чупсикова… Чупсикова… Ну и фамилия… Особа, я тебе скажу, весьма подозрительная. С шоферней наезжей якшается… От такой я бы и сам сбежал… А с чего это ты тут ревизию наводишь? — неожиданно спросил Игнатий. — Уж не из-за Клавки ли моей?
Стекла очков у Анатолия вмиг запотели.
— Я пас овец в поле, — показал палкой вперед усатый пастух I в высоченных болотных сапогах. — А потом они подались сюда, на низину. Я их гнать. И вижу что-то красное… Подошел ближе, а тут… мать честная!..
Навел конец палки на лежащий бесформенной грудкой труп женщины.
— Оно, конечно, испугался… Егерю рассказал…
Эксперт, по-лисьи приглядываясь, писал:
— Щас!.. Листва пропитана веществом бурого цвета… Щас!.. | На толщину… ’
Покальчук, склонив мощную голову, о чем-то думал. Рядом хрустел по валежнику сержант Рахимов. Опер прокашлялся и, сшибая тупыми носками ботинок сухие сучья, перешагнул через ствол лежащей ели. Направился по колее, которая превратилась в тропу, едва различимую в узорчатых и плотных ростах папоротника.
С чумной головой выбрался к машинам.
— Ты куда запропал? — посмотрел на него эксперт.
— Да так, в стороне следы разные искал…
Старлею самому было не по себе в этом лесу, куда они стали наведываться чуть ли не еженедельно.
13
— Кресало! Мне тут звонили из Клеповки. Интересовались, нет ли чего насчет молодой четы? Поехали тещу проведать — и никаких следов. Что ты мне на все это скажешь? — спрашивал Кирпотин своего оперуполномоченного.
— Да вариантик один имеется, попробую увязать концы с концами. Только нужна дополнительная информация о молодых… Но это момент рабочий. Я вас лучше другой новостью обрадую. Вы теперь автовладелец. Поздравляю! От чистого сердца, так сказать…
— Вот это уважил, Игнатий Семенович!
Дальнейший разговор продолжился полушепотом. Разрумянившийся полковник, нежно пожимая руку оперу, сказал:
— Уж я-то расстараюсь, чтобы тебе очередное звание наверху не задержали. На все клавиши надавлю…
— Да мне все это как-то… — поморщился Покальчук.
— Какой же ты все-таки!.. Другой бы на твоем месте… Ну ладно… Ладно… Уж баксы, думаю, тебе никак не помешают…
Покальчук с отсутствующим взглядом вышел.
Вечерело. Игнатий ехал по городу. Увидел, как рядом с Клавкиным магазином нетрезво к столбу прислонился обеими руками мужчина.
— Никак, Анатолий?..
Остановился.
— Со свиданьицем тебя, мухолов несчастный! Забирайся в машину, а то в трезвяке ночевать будешь.
— Ни в жизнь!.. Я же при должности. Хочешь, удостоверение покажу? По нему меня обязаны домой доставить. Да еще и угостить по дороге…
— Дурья башка! Я тебя долго спрашивать не буду!..
Анатолий оттолкнулся от столба и тощим задом скользнул
внутрь машины.
— Шеф! Командую я! Мы сейчас по теткам рванем!.. Твоя-то мне давно надоела… Да она и старуха уже…
Через секунду он уже закувыркался на асфальте.
— Вот, с-сука! — процедил сквозь зубы Покальчук.
В автосервисе разыскал Клавкиного брата.
— Не могу больше! Скажи Клавдии, пусть лучше раз и навсегда сваливает из города. Давно уже вместе не живем, а вся грязь ее на меня липнет…
— Да ладно тебе, Игнатий!.. Успокойся… Все знают, что ты сам по себе…
— Это ты меня знаешь, Лобурев! А другие… другие… Они же — сволочи!..
В дверь постучали.
— Кого нелегкая принесла?
Вошел Кирпотин.
— Вот встреча-то! — Покальчук по-братски распахнул руки к вошедшему. — Присаживайтесь!.. Где там у нас скатерть-самобранка?.. Сейчас все организуем в самом лучшем виде. — Толкнул локтем Лобурева: — Живо мотай в универсам! Икорки, балычку, спиртного в полном ассортименте. Такой случай. Обмывать машину будем…
В помещении вспыхнул свет, выхватив из полумрака зеркально отлакированную серо-голубую легковушку.
14
— Не узнаю тебя, Покальчук! Совсем в кота Леопольда превратился… Мыши тебе всю холку изгрызли. Аты одно: давайте жить дружно! — кричал на опера подполковник Жгут. — Всем ясно, что в нашем районе уголовная группа завелась. Наглая. Опасная. Посчитай, сколько за последнее время машин с людьми пропало. А ты все никак расшевелить наших милицейских лодырей не можешь! День и ночь «козла» забивают!
— Были эти случаи, были, — осторожно заговорил опер. — Но ведь, может, они каждый сам по себе. Об организованной банде пока рано говорить. Хотя почерк один. И место. Но ведь все эти трупы на совести одного маньяка могут быть. Эту версию я сейчас и отрабатываю. Всех ранее осужденных за убийство под колпак взял.
— Ты мне ахинею тут не неси! Сроки я тебе обозначил. Не раскроешь — выгоню! Меня-то тоже начальство по головке не погладит. Поэтому выкручивайся за всех. А одиночку своего — можешь хоть выдумать. Мне лишь бы он в следственном изоляторе оказался. Остальное мы сообща под него подведем…
Никакого просвета в жизни Покальчука не было. У шоссе на этот раз — подальше и в сторону — снова был найден труп мужчины. А ведь всего за две недели до этого решено было проконтролировать этот участок дороги с помощью передвижной милицейской группы. Убийство, видимо, произошло в одну из тех ночей, когда служебная машина использовалась по личным надобностям: то Кирпотина с дальних садов привозили, то коллективно за самогоном мотались. В любом райотделе таких дел всегда невпроворот…
В дверь поскреблись.
— Я… Мой сын с женой… Дело-то сложное… — путаясь, стал что-то объяснять вошедший мужчина. — В общем, я пришел по вызову… На опознание…
— Да, вы можете оказаться полезным нам… — сказал опер. — Эти вещи ни о чем вам не говорят?
Вытряхнул на белый лист бумаги из целлофанового пакета зажигалку с выштампованной русалкой и еще кое-какую мелочь.
Мужчина, изменившись в лице, потянулся к зажигалке, внезапно охрипшим голосом спросил:
— Где он, мой Юра?..
— В морг вас проводит сержант Рахимов.
15
Под ершистым взгорком неслась утконосая «Ауди», и следом за ней еле поспевала еще одна тупорылая машиненка. От них, плескаясь на сыром ветру, на всю округу разлетался залихватский кабацкий шлягер:
Ой, ресторанчики! Стакан-стаканчики!
Девочки красивые сидят.
А в ресторанчиках брызги шампанского
В разные стороны летят…
Вот первая машина взяла круто влево и, не сбавляя скорости, пошла на обгон невесть откуда взявшегося в лесных сумерках «жигуленка». Что-то чвакнуло, скребануло… «Ауди» бросило на песок. Она юзом прошлась по гравию обочины и соскользнула носом в кювет. Оторванные от земли задние колеса еще крутились по инерции.
Водители и пассажиры всех трех машин стали хватать друг друга за грудки.
— Ты че подрезал?!..
— А ты что как угорелый!..
Перешли на отборнейший мат. В чьей-то руке блеснул нож. И в следующее мгновение раздался оглушительный выстрел. Парень с карабином в руках дико закричал:
— Ложись, стервы!..
Хмель у пьяной компании сразу улетучился. У их ног корчился молодой кавказец, острием короткого кинжала проскребая рядом с собой серое дорожное полотно.
— Не нравится?.. Руки!.. — не давал опомниться парень.
Из-за лесного поворота, сердито урча, вырулила тяжелая
грузовая машина. Мощный свет ее фар заставил зажмуриться
всех, кто оказался на месте дорожного происшествия. Как знать, может, водителя чем-то напугало происходящее у машин. Он мог приметить и оружие в руках людей. Может, просто не захотел оказаться невольным свидетелем. Его грузовик, не задерживаясь, с грохотом повернул на ближайший отвилок.
И не увидел он самого страшного. Как пассажиры «жигуленка» жестоко расправлялись с подгулявшей в городе компанией. Одного добивали монтировкой прямо в центре дороги. Вот после двойного выстрела задергалось тело другого. Его осветили фонариком. Рот был широко раскрыт. И на бороде мыльно пузырились кровавые гроздья.
Третий, звали его Петька, слившись с репейным кустом, слышал, как кричали:
— Загружай этого!
— Тяжелый, черт! И ноги мешают…
Страх Петра был велик и леденящ. Он почти не понимал происходящего. А в голове так и звучало: вот и пришел твой последний час…
С распирающим грудную клетку тревожным сердцем, не отрывая подбородка от земли, Петр полз к могучим древесным стволам, подступившим к самой дороге. Когда оказался за колючими ростами густого малинника, приподнялся и всей грудью ринулся в черноту низины, надеясь именно там найти себе убежище и чуть отдышаться. Добрался до старой просеки.
Прислонясь похолодевшей спиной к искривленному деревцу, поднял глаза кверху. Долго и тупо смотрел сквозь штриховку ветвей в часто пробитую дробьями звезд наступившую ночь. Вдали громыхнуло, и небо над ним озарилось яркими сполохами.
16
Машины, окутываясь удушливым чадом, медленно продирались по густому сосновому бездорожью. Это был безрассудный и почти фантастический маршрут. Он более напоминал некое театральное действо с нереально выхваченными светом из темноты, словно бутафорскими, стволами деревьев, их таинственным и настороженным разбросом. Приходилось то и дело вилять, отвоевывать у густого сумрака каждый метр свободного пространства. Иногда вроде бы и возникали открытые полянки. Но и они были коварно обманчивы, поскольку любая травная низина, любой самый неожиданный поворот могли встретить ощетиненным навстречу пеньком или комковатой провальной кочкой.
Водители чертыхались, но с необъяснимым упорством, больше по интуиции и по подсказке шныряющего впереди пассажира забирались все глубже в лес. Под прокручивающимися колесами пружинила прелая прошлогодняя хвоя, потрескивал опавший сухой лапник.
Вот выбрались на глухой пустырь и прижались тесно к самому краю оврага.
— Может, здесь?.. Место вполне подходящее… Случайному грибнику тут делать нечего… А другой люд обнаружит не сразу…
Щуплый паренек плеснул из булькнувшей канистры бензином на крышу, еще раз на капот, потом затолкал ее на сиденье салона той самой иномарки, которая два часа назад оказалась в кювете.
— Вот черт! Спички отсырели, что ли…
Неожиданно взметнувшееся под самыми ногами пламя огненным ручейком, шустрой змейкой завиляло к машине-неудачнице. Вот полыхнуло еще сильнее и ярче. Едкая нефтяная гарь ширилась, тянула за собой пляшущие, смешно подпрыгивающие мячики огоньков. Докрасна раскалился изгиб крыла. Вспучилось на корпусе и с треском лопнуло железо. С хлопком вырвалось на свободу еще одно слепящее чудище… Рой огненных искр множился. Затем сильнейшим взрывом сотрясло и саму землю, и многолапную лепнину сосняка, и корпуса двух других автомашин, находящихся на безопасном расстоянии от этого фантасмагорического и люто бушующего ночного костра…
— Во дает!.. А машиненку-то жалко… Оставь ее целехонькой, можно было бы хороший куш поиметь…
— Все мало вам, скоты поганые! А когда стрелял, думал?.. Все ведь как хорошо шло. Да, рисковали. По самому краешку шли. Но успевали и головы свои сберечь. И барышок подходящий обеспечить. Внучкам на всякие «сникерсы» и другую муру заморскую. Могли бы и на островах, загораючи, поваляться… А вот теперь… Может быть, ты этими самыми пульками будущее наше расстрелял… Может, на закрае леса нас уже ждут не дождутся… Чуяло сердце! С такими дебилами связываться — прямехонькой дорожкой к вышке идти. Вот тебе и персики-мерсики, ананасы разные… Век бы мне такого не видеть. А паленым мясом как пахнет… Противно. Это ведь еще приварок к статье нашей общей…
— Шеф! Нучеготытутразбрюхатился?.. Сам видал ведь, что чуть ножом не продырявили…
— Уж лучше бы это. Тогда наша сторона пострадавшей бы оказалась… Выпутались бы… Атеперь?.. Весь наш риск псу под хвост?.. Что нас ждет вон за теми елками, ты это знаешь?.. Только место новое выбрали. Ушли с этого Рыканского поворота. И на тебе… Жадность да глупость — они завсегда фраеров губят…
Когда засочился в подкроннике редкий свет наступающего утра, людей у овражины уже не было. Лишь только след колеи вел куда-то далеко-далеко.
…Петр, припадая на правую ногу, с трудом пробирался по лесу, избегая всяческих возможных встреч с людьми. Пройдя по древесному стволу, опрокинутому над замоиной ручья, вдруг узнал это место. Здесь он уже бывал когда-то. Вон в той стороне должен быть кордон. Но он ему не нужен. Надо бежать что есть сил из этого проклятого места. Забыть поскорее страшноту вчерашнего вечера с ее пальбой, с предсмертными, переходящими в визг криками умирающих, со всеми такими нелепыми и неожиданными деталями…
Наклонился к воде, зачерпнул влагу ковшиком сложенных подрагивающих ладоней. Пил ее нетерпеливо, жадно, пересохшими и запекшимися губами.
Старая гать вела к просеке. Он шел вдоль нее, поминутно останавливаясь и оглядываясь.
17
Пройдя по свекольным окрайкам, пробрался к крайнему двору и, толкнув калитку, скрылся за штакетником забора. В дом не пошел, а подался к летней пристроечке. Открыл дверь, подпер ее изнутри палкой, прошел в комнатку и обессиленно растянулся на диване…