VI. МАШИНА СЧАСТЬЯ
У нас в городке чудиков хватает, но такого, как Данел, сроду не бывало. Вообще-то его жаль, ежели б выучился и получил диплом, может, из него большой человек вышел бы. Только я в жизни не видел, чтоб кому-нибудь так не везло, как этому парню. Дня не проходило, чтоб он не порезался, не обжегся, а как-то раз он даже отхлебнул глоток салифенового клею — понимаете, я развел клей в бутылке из-под джиг-соды и оставил на верстаке, а жара стояла неимоверная…
И вечно он читал что-нибудь. Сидя, стоя, на ходу и так далее. Это надо было видеть, к примеру, как он рихтует капот, а заодно читает последний выпуск «Науки сегодня и завтра». Другого такого подмастерья поискать, но я терпел, потому как все-таки грех обижать сироту, вдобавок восьмиюродного племянника.
Как-то я заглянул в его книжки. Сплошная тарабарщина.
— Слыш, Данел, — говорю. — Ты хоть что-нибудь разбираешь в этой китайской грамоте?
— А как же, — отвечает. — Только там очень много ошибок. Де Бройль, например, открыл только половину истины, остальное просто не укладывалось в рамки его мышления.
— Очень может быть, — говорю. — Только, небось, этот самый Дебройль и то не смог бы запаять кастрюлю толстухи Лумины так коряво, как ты.
Само собой, парень надулся и денек-другой со мной не разговаривал. Чудик он был, но безобидный, покуда не сбрендил на этих своих виртуальных частицах. Тем более, у нас в городке виртуальных частиц никогда не было и в помине. И ничего, жили. А он мне прямо-таки все уши ими прожужжал и допек до самых печенок, так что я даже обрадовался, когда он натаскал в свой сарайчик гору всякого хлама, от перегоревшего пылесоса до разбитого транзистора, и каждую свободную минутку там пропадал с молотком и паяльником.
Через месяц он заявил, что соорудил вечный двигатель на виртуальных частицах, и я ничуть не удивился. В его возрасте оно простительно и все ж лучше, чем стишки кропать. По правде говоря, та штука действительно давала ток. Данел приладил к ней велосипедную фару, и та горела день и ночь. Школьный учитель Мулссон посмотрел на этот двигатель, на чертежи и поднял парня на смех. Он доказал как дважды два, что вечных двигателей не бывает. После этого Данелу в городке проходу не давали. Наконец ему надоело огрызаться, он взял тачку, отвез двигатель к реке и выкинул в омут возле мельницы. По ночам там до сих пор видят, как на дне светится лампочка.
Думаете, он после этого угомонился? Не тут-то было. Неделю-другую ходил тише воды, ниже травы. А потом разбудил меня среди ночи. Глаза горят, руки трясутся.
— Дядя Бьюнк, — говорит, — я открыл формулу когерентности.
— Да провались она пропадом, уже час ночи.
— Вы не понимаете. Это же залог абсолютной власти над природой.
— Брысь отсюда, — разозлился я. — Из-за тебя мне скоро хоть мастерскую отдавай под залог.
А он меня обнял и говорит:
— Ничего. Скоро вы поймете. Дайте только установку собрать.
Над второй своей штуковиной он корпел полгода и, между прочим, выклянчил у меня подержанный телевизор, где всего-навсего барахлил блок развертки. Ему, видите ли, потребовался вакуумный резервуар. Знал бы я, как обернется дело, он бы от меня и ржавого гвоздя не получил.
У нас в городке всякого навидались и ко всему привыкли, но Данел со своей машиной такое отмочил, что даже нас проняло.
Итак, он, в конце концов, собрал свою установку, и она заняла сарайчик почти целиком, а моя мастерская, надо признать, совсем очистилась от утильсырья. После этого Данел расклеил повсюду объявления, дескать, в воскресенье, в полдень, состоится бесплатная демонстрация Машины Счастья, и милости просим в его сарайчик.
Чего-чего, а посмеяться у нас любят, поэтому в тот день на площадь перед мастерской не явились разве что паралитики. Толпа шумела, волновалась, а капрал Думпи нацепил кобуру, хотя давно известно, что он из своей полицейской пушки с двух шагов не попадет в корову.
Данел вышел на крыльцо и произнес возвышенную речь. Ей-богу, проповедник из него получился бы первый сорт. Правда, скоро он съехал на свои разлюбезные виртуальные частицы и формулу когерентности, тут публика малость скисла, стала поглядывать на учителя Мулссона, а тот неопределенно пошевеливал усами.
Главное понял каждый. Машина Данела исполняла самое сокровенное желание, при условии, что оно вообще исполнимо.
— Прошу, — сказал Данел. — Кто хочет попробовать? Надо войти в эту дверь и нажать белую кнопку.
Тут народ замялся. Кому охота выставлять себя на посмешище? А старая ведьма Гайнц протолкалась к самому крыльцу и сказала:
— Не советую, Данел. Я полагала, ты умный мальчик.
После чего отправилась к себе на веранду вязать носок.
Вдруг из толпы вылез Ризл-Прыщ.
— Я хочу, — говорит.
Когда он скрылся за дверью, многие заржали. Известно, что у Прыща одно на уме, и стало даже интересно, как машина Данела справится с заданием.
Ризл вышел, направился прямо к красотке Беате… Батюшки-светы, как она на него смотрела! Дьяволу душу можно запродать за один только такой взгляд. Ризл взял ее под ручку, и они удалились.
Моментально старый сквалыга Нурес всех растолкал и забрался в сарайчик. Мы уж думали, он выйдет оттуда набобом, но ничего подобного. Выскочил злой как черт и стал орать, что тут сплошное надувательство и он этого так не оставит.
Данел робко объяснил, что машина удовлетворяет лишь те желания, которые возможно исполнить. А чего там объяснять. Нуресу сколько ни дай, все мало.
Энтузиазма у толпы поубавилось. Капрал Думпи кашлянул, поправил фуражку и сунулся в сарайчик. От кого-кого, но от него такой резвости не ожидали. Что вы думаете? Машина мигом притачала ему новенькие погоны вахмистра. Мы так и легли от хохота. Наперебой поздравляли со внеочередным повышением, желали дослужиться до полковника, советовали стребовать с машины разницу в жалованье. Думпи засопел, побагровел, сорвал погоны и ушел, погрозив Данелу кулаком.
Не успели мы отдышаться, как Сторген решил тоже попробовать счастья. Ну, тут мы просто ахнули. Его женка, Лумина, стояла возле меня, и я своими глазами видел, как она в один миг похудела, подросла, глаза стали большие, нос прямой, словом, вылитая Юлли Чилс в главной роли, да и только. Первым остолбенел сам Сторген. А Лумина, едва ей поднесли карманное зеркальце, обрушила на муженька громы и молнии.
— Ах ты, скотина! Я тебе, значит, не по вкусу? Тебе Юлли Чилс подавай?!
И пошло-поехало.
Под шумок пономарь Маттас заковылял к сараю. Его старуха почуяла неладное и гаркнула:
— Маттас, ты куда? Стой, тебе гово…
Однако тот уже нажал кнопку. Между прочим, его вполне можно понять.
Началось форменное светопреставление. Старуха тузила Маттаса что есть мочи, разевая рот, как рыба. Лумина гонялась за Сторгеном с туфлей в руке. Никто и не обратил внимания, что кабатчик Хумм юркнул в дверь, а потом незаметно выбрался наружу. То есть, я уверен, так оно и было, иначе с чего бы вдруг кабачок Капра мигом вспыхнул синим пламенем.
Сколько живу, не припомню, чтобы у нас в городке такое творилось. Шум, тарарам, драка, толпа с ревом валит смотреть на пожар. Кабачок горит, как бензиновый факел.
Данел сидит на крыльце, обхватив голову руками, и плачет.
— Дядя Бьюнк… — лепечет. — Как же так… Как же так…
А я гляжу — Капр уже налюбовался на свой пожар и мчится обратно со здоровенным дрыном в руках.
— Данел, — говорю, — полагаю, это по твою душу.
Парень, завидев кабатчика, вскочил как наскипидаренный и шмыгнул в свой сарайчик.
Не стоило труда угадать его самое сокровенное желание — оказаться вместе со своей машиной где угодно, лишь бы подальше от нашего городка.
Помаленьку жизнь вошла в колею.
Капр проиграл дело в первый инстанции и подал апелляцию в окружной суд.
Думпи все величают господином вахмистром.
Нурес запил горькую и, похоже, пропьется дотла.
Лумина сбежала с коммивояжером.
Маттасова старуха занимается у логопеда.
Ума не приложу, как и когда в сарайчик пробрался кто-то из школяров, но только учитель Мулссон целую неделю не мог сидеть и извел здоровенную бутыль свинцовой примочки.
Беата с Ризлом живут душа в душу.
VII. ТРОЙНОЕ НАВЕЧНОЕ ЗАКЛЯТИЕ
— Господин полковник, вас спрашивает какая-то старая дама, — доложил адъютант, вытянувшись в струнку.
Полковник Фухлер оторвался от созерцания своего письменного стола. Общеизвестно, что чем выше чин и должность, тем меньше на столе бумаг и больше телефонов. Перед полковником лежало три секретных досье, сбоку красовались три разноцветных телефона. Испытания в лаборатории шли полным ходом, и близился час, когда одна из папок с документами бесследно исчезнет, уступив место кнопочному аппарату прямой высокочастотной связи. Именно об этом грезил полковник Фухлер перед появлением адъютанта.
— Кто такая, зачем? — отрывисто спросил он.
— Некая госпожа Гайнц, жительница городка. Сказала, что вы ей нужны по безотлагательному делу. Причину визита назвать отказалась. Ждет в приемной.
— Что? Как она там очутилась?
— У нее пропуск на одиннадцать ноль-ноль.
— Кто выписал пропуск?
Адъютант оставался бесстрастным, но крошечная пауза вполне засвидетельствовала его недоумение.
— Вы, господин полковник.
Фухлер помедлил. Вот уже несколько лет он страдал склерозом на почве диабета и скрывал это, как мог. Ему совсем немного оставалось до следующего чина, а там уж пускай за него шевелят мозгами нижестоящие офицеры. Генеральская фуражка покроет любой склероз.
— Впустить, — распорядился он.
Адъютант открыл дверь и пригласил госпожу Гайнц в кабинет. Она оказалась малорослой сухонькой старушкой в вязаном платье мышиного цвета. Седые волосы скручены сзади узлом, на носу круглые очки в стальной оправе. Полковник встал, предупредительно обошел вокруг стола и встретил даму точно посредине алой ковровой дорожки.
— Здравствуйте, госпожа э… Гайнц. Садитесь, прошу вас.
— Здравствуйте, полковник, — неожиданно звучным контральто отозвалась старушка и уселась на стул, приставленный боком к столу. Она держала спину прямо, не касаясь спинки, как ее, наверно, приучили еще девочкой в пансионе.
Адъютант подобрал с дорожки проволочную шпильку, подал ее госпоже Гайнц и, повинуясь взгляду полковника, ретировался.
Полковник опустился в кресло.
— Чем могу служить? — осведомился он, вкладывая в вопрос определенную дозу прохладцы, точно соответствовавшую цене латунных часиков, болтавшихся на груди гостьи, и степени потертости ее туфель. Старушка неторопливо вогнала шпильку в седой узел, кончиками пальцев подоткнула остальные, торчавшие точно крошечные крокетные воротца.
— Насколько я понимаю, вы главный в этой вашей лаборатории, — начала она.
— Совершенно верно.
— Значит, я попала туда, куда нужно.
Фухлер озадаченно пожевал губами.
— Позвольте взглянуть на ваш пропуск.
Гостья порылась в ридикюле и протянула полковнику квадратную бумажку с лиловой печатью. Беглого взгляда ему хватило, чтобы убедиться в подлинности собственной подписи. И по меньшей мере странно было бы спросить: «Позвольте, а с какой стати я оставлял его для вас на проходной?» Склероз, склероз… Полковник хмыкнул.
— Слушаю вас.
— Ах, полковник, вы себе не представляете, до чего вначале мы были вам рады…
— Мне?
— О, я, пожалуй, неточно выразилась. Я хотела сказать, что все жители обрадовались, когда узнали, что правительство купило усадьбу покойного Хагеса, и там будут строить секретную военную лабораторию. Особенно ликовали те, у кого дочери на выданье. А некоторые прямо гордились, ведь таким не всякий город, даже большой, может похвалиться, верно?
Из всего этого лепета полковник принял к сведению только упоминание о дочерях на выданье. Вот оно что. Видать, кто-то из лейтенантиков порезвился, а жениться не хочет, стервец…
— Нельзя ли ближе к делу, сударыня?
Старушка вскинула брови, однако решила оставить неделикатную реплику без внимания.
— Должна сказать, что некоторые наши чаяния сбылись. Ресторанчики Хумма и Капра пошли в гору. Вдова Лапес выдала замуж обеих дочерей, а вскоре и старый Наль пристроил свою дочурку…
— Еще раз попрошу, без обиняков.
— …хотя на их месте я бы не особенно радовалась. Военные все до одного ужасные грубияны. Почтения к полу и возрасту от них не дождешься. Ну что ж, раз вы так настойчиво просите, я перейду от обиняков к делу. Видите ли, полковник, вы оказались слишком шумными соседями. Да-да, ваша лаборатория ужасно гремит.
— Что-о? — полковник чувствовал, как с каждой минутой он раздражается все больше, и сахар в крови уже, небось, двести, и язык абсолютно пересох, ворочается во рту, как наждачный ошметок.
— Я сказала, гремит. Грохочет, громыхает. У нас городок тихий, мы к этому не привыкли. И вот поэтому я хотела вас просить…
Госпожу Гайнц прервал могучий гром, от которого по всему зданию задрожали стекла. Причиной тому был первый пробный заряд взрывчатки С27, которая, надо полагать, в скором времени доставит полковнику Фухлеру вожделенные генеральские петлицы. Невольно он повернулся к окну. Там, на аккуратном прямоугольнике полигона, окаймленном тремя рядами колючей проволоки, высились конические бетонные трубы чудовищной толщины. Над крайней из них мелькнул яростный язык пламени и тут же скрылся в клубах желтого дыма.
При этом зрелище раздражение полковника, вызванное нелепым визитом, как рукой сняло.
— Вот, пожалуйста, — поморщилась госпожа Гайнц. — Удивляюсь, как вы сами выносите этот постоянный грохот.
— Я солдат, сударыня.
— А я, представьте, нет. Меня нервируют эти ваши взрывы. Они так неожиданны. Я совершенно не могу вязать, когда вы тут грохочете. Я сбиваюсь, путаю счет петель… Одним словом, это невыносимо, полковник.
— Что поделать, — развел руками Фухлер.
— Так вот, я пришла просить, чтобы вы взрывали свои заряды как-нибудь потише.
Полковнику стоило героических усилий удержаться от хохота.
— Сожалею, но это невозможно, — выговорил он.
— Совсем?
— Совсем.
— Ну, а если перевести лабораторию в какое-нибудь место побезлюднее?
— Перенести? Абсурд. Это значит снести ее и построить заново.
— Предположим, затраты будут возмещены.
Старушка явно спятила. Надо заметить, держалась она и впрямь с достоинством миллиардерши.
— Не вижу надобности, — отчеканил Фухлер тоном, который, по его разумению, наиболее подходил для бесед с тихопомешанными. — Это место представилось нам самым подходящим. Тут нет ни курортов, ни заповедников, ни оживленных магистралей. Жаль, что единственный участок, который удалось купить, оказался непосредственно вблизи вашего городка. Думаю, вопрос исчерпан. Адъютант проводит вас.
— Нет, погодите, полковник, — с живостью возразила старушка. — Если вы не дадите мне спокойно заниматься вязаньем, я приму меры.
— Лучшая из них — перебраться в другой город, — отрезал Фухлер.
— Нет, зачем же. Я требую, чтобы наступила тишина. Даю вам сроку сутки. Иначе я добьюсь тишины сама.
Опять полковник чуть не покатился со смеху. Старушка напоминала болонку, изготовившуюся к атаке на танк.
— Будете жаловаться? Это меня не волнует. Правительство отлично понимает, что такое военная мощь страны. В отличие от вас, сударыня.
Госпожа Гайнц встала, едва возвышаясь седым узлом волос над плешью сидящего Фухлера.
— Я приду за ответом завтра в одиннадцать, — раздельно произнесла она, повернулась и пошла к двери.
— Погодите, — сказал ей вслед полковник. — Без пропуска вас не выпустят.
Он взял ручку, проставил на бланке время ухода и расписался. А когда поднял голову, в кабинете никого не оказалось. Госпожа Гайнц как сквозь землю провалилась.
От удивления он не сразу нашарил кнопку звонка.
Вошел адъютант.
— Верните старуху, — приказал полковник.